Храм без гвоздей
Мастер и храм
В краю озёр, где дышит север вольно,
Где ввысь стремятся сосны-великаны,
Встаёт творенье, что душе невольно
Велит застыть, забыв пути и планы.
Двадцать два купола, стремясь в лазурь,
Без гвоздя единого, лишь древо к древу,
Стоят, не дрогнув средь житейских бурь —
Молитва мастера по высшему напеву.
Топор в ладони — продолженье духа,
Врубка к врубке — слог к слогу в слове,
И в каждом срезе, чутком к взгляду, слуху,
Живёт наследье предков, их основа.
"Не было, нет и не будет такой!" —
Воскликнул мастер, топор свой бросая.
Столетья мчались бурною рекой,
А храм всё высится, времени не зная.
Три века минуло — он, как прежде, горд,
Сквозь войны, смуты, перемен ненастья.
Стоит, как символ, как святой аккорд,
Как гимн труду, рождённому от счастья.
Войди под своды вековой тиши,
Коснись рукой живой основы мира.
Здесь русский гений, без суетной лжи,
Творил с душой открытой и всесильной.
Храм без гвоздей — как песнь без конца,
Как память, что сквозь время прорастает,
Как свет нетленного в веках венца,
Что благодать на землю изливает.
Храм без гвоздей
**Роман**
© Константин Сандалов
---
Пролог
**Остров Кижи, Онежское озеро. Наши дни**
Туристический теплоход медленно приближался к острову сквозь утренний туман. Екатерина Михайловна Соловьева, искусствовед из Петербурга, стояла на палубе и всматривалась в проступающие из белесой дымки силуэты. Она приезжала сюда уже в пятый раз, но каждый раз ловила себя на том, что сердце замирает от волнения.
Сначала показались купола Покровской церкви, скромные и изящные. Потом, словно сказочный корабль, выплыла из тумана Преображенская — двадцать два купола, уложенные в идеальную пирамиду, устремленную в небо.
— Красота-то какая, — вздохнул стоящий рядом пожилой мужчина в потертой куртке. — А ведь без единого гвоздя построено.
— Знаете, — тихо сказала Екатерина Михайловна, — я всю жизнь изучаю архитектуру, но до сих пор не могу понять, как они это сделали. Триста лет назад, одними топорами...
— А тут понимать нечего, — усмехнулся мужчина. — Тут верить надо. В то, что человек может творить чудеса, когда душа у него правильная.
Теплоход причалил к пристани. Туристы потянулись к сходням, гиды начали собирать группы. А Екатерина Михайловна осталась стоять, глядя на храм.
Где-то в глубине души она знала — когда-нибудь обязательно напишет книгу об этом месте. О людях, которые создали это чудо. О времени, когда рождались такие творения.
О мастере Несторе, который, по легенде, бросил свой топор в озеро со словами: "Не было, нет и не будет такой!"
Но пока это была только мечта. А мечты имеют свойство сбываться у тех, кто по-настоящему в них верит...
---
Часть первая. МАСТЕР
Глава 1. Призвание
**Заонежье, деревня Великая Губа. Лето 1685 года**
Десятилетний Нестор Плотников сидел на берегу Онежского озера и тесал дощечку. Работал он неспешно, аккуратно, словно создавал не простую лучину для растопки, а что-то важное и значительное.
— Нестерка! — донесся с деревни материнский голос. — Где ты там пропадаешь?
Мальчик не отвечал, полностью поглощенный работой. Топорик в его руках двигался точно и уверенно, с каждым ударом дощечка приобретала новые очертания. Нестор словно видел внутри дерева то, что хотел из него извлечь.
— Вот ты где! — Марья Плотникова, крепкая женщина лет сорока, подошла к сыну и присела рядом. — Опять со щепками возишься?
— Не щепки это, мама, — серьезно ответил Нестор, не отрывая глаз от работы. — Это... это птица.
Марья внимательно посмотрела на то, что делал сын. Действительно, из простой дощечки на глазах рождалась изящная птичка — может быть, жаворонок или синица.
— Откуда ты знаешь, как это делать? — удивилась она. — Никто же не учил...
— Само знается, — пожал плечами мальчик. — Дерево само подсказывает.
Марья задумалась. Ее покойный муж, Карп Плотников, тоже хорошо работал с деревом — строил дома, лодки, мельничные колеса. Но у него это была ремесло, способ прокормить семью. А у сына... у сына было что-то другое.
— Нестерка, — сказала она, — а знаешь, в Кижах плотники приехали. Церковь новую строить собираются.
Мальчик оторвался от работы и внимательно посмотрел на мать.
— Какую церковь?
— Да большую, говорят. Взамен старой, что сгорела. Мастера из разных мест съехались, самые лучшие.
Нестор задумался. Он много раз видел старую Преображенскую церковь на острове Кижи — простую, добротную, но ничем особенным не примечательную. А теперь будут строить новую...
— Мам, а можно мне туда съездить? Посмотреть, как мастера работают?
— Ты что, сынок! Маленький еще. Да и дела дома много...
— Но я же тоже плотник! — горячо возразил Нестор. — Папа так говорил. Что у меня руки правильные и глаз верный.
Марья вздохнула. Действительно, покойный муж часто хвалил сына, удивлялся его способностям. "Этот далеко пойдет, — говорил он. — Не простым плотником будет, а мастером".
— Ладно, — решилась она. — Дядя Прохор завтра в Кижи собирается, дрова везти. Попроси его, может, возьмет.
Нестор вскочил и обнял мать.
— Спасибо, мама! Я только посмотрю и сразу назад!
— Смотри, не мешайся под ногами. И веди себя прилично.
Мальчик кивнул и снова взялся за топорик. Но теперь руки его дрожали от волнения. Завтра он увидит настоящих мастеров за работой. Увидит, как рождается новая церковь.
Он еще не знал, что этот день станет поворотным в его жизни.
**На следующий день. Остров Кижи**
Лодка дяди Прохора подошла к острову на рассвете. Туман еще не рассеялся, и Кижи казались призрачными, словно плывущими по воде.
— Ну, Нестерка, выгружайся, — сказал дядя Прохор. — Только не шляйся где попало. Мастера эти — народ серьезный, не любят, когда мешают.
Нестор кивнул и осторожно ступил на берег. Остров встретил его запахом свежей стружки и мерными ударами топоров. Где-то впереди, за рощицей, кипела работа.
Мальчик тихонько пробрался между деревьев и замер от восхищения. На поляне, где раньше стояла старая церковь, теперь росло нечто невиданное.
Это еще не был храм в полном смысле слова — пока только каркас, остов. Но уже сейчас чувствовалось, что здесь создается что-то грандиозное. Восьмерик на четверике — древняя форма русского зодчества, но выполненная с такой смелостью и размахом, что захватывало дух.
Вокруг работало человек тридцать мастеров. Каждый знал свое дело: одни тесали бревна, другие подгоняли венцы, третьи вырезали сложные детали кровли.
— Эй, малый! — окликнул Нестора высокий мужчина с седой бородой. — Ты чего тут околачиваешься?
— Я... я на мастеров посмотреть, — робко ответил мальчик.
— А-а, любопытный, — усмехнулся мужчина. — Ну смотри, только под ноги не путайся.
Нестор прижался к дереву и стал наблюдать. Больше всего его заинтересовал один из плотников — мужчина лет сорока пяти, с умными глазами и спокойными, уверенными движениями. Он работал над каким-то особенно сложным узлом кровли, где несколько бревен должны были сойтись под определенным углом.
— Федор Семенович, — обратился к нему молодой подмастерье, — а как тут резать-то? Никак не понимаю...
Федор Семенович отложил топор и терпеливо объяснил:
— Смотри, Михайло. Вот это бревно идет под углом к тому, а то — к этому. Значит, врубка должна быть не простая, а тройная. Сначала размечаешь точно, потом понемножку тешешь, все время примеряя...
Нестор слушал, затаив дыхание. Он не понимал всех технических подробностей, но чувствовал — здесь происходит что-то важное. Здесь дерево превращается в архитектуру.
— А почему без гвоздей строите? — не выдержал он и задал вопрос.
Федор Семенович удивленно посмотрел на мальчика.
— А ты кто такой будешь?
— Нестор я. Плотников сын из Великой Губы.
— А-а, понятно. Интересуешься? — мастер улыбнулся. — Без гвоздей потому, что так прочнее. Гвоздь — он железный, ржавеет со временем, дерево портит. А правильная врубка — она века стоит.
— А как узнать, правильная врубка или нет?
— Это, малый, годы учить надо. Сначала смотреть, как старшие делают. Потом самому пробовать. А главное — дерево понимать.
— Как это — понимать?
Федор Семенович задумался.
— Знаешь, каждое дерево — оно живое. У него свой характер, свои особенности. Одно мягкое, податливое, другое твердое, упрямое. И каждому свое место в постройке найти надо.
Он указал на бревна каркаса:
— Вон то, из сосны — оно основу держит, потому что сосна крепкая. А эти, еловые — на кровлю пойдут, ель легче. А вот это, осиновое — на лемех пойдет, на чешую для куполов.
— Лемех? — переспросил Нестор.
— Ага. Видишь, как крыша будет сложная? — Федор Семенович указал наверх. — Не просто скаты, а много маленьких куполков. Их осиновой чешуей покрывать будем — лемехом. Осина на воздухе серебрится, красиво очень.
Нестор попытался представить, как будет выглядеть законченный храм. В воображении возникло что-то фантастическое — многоглавое чудо, устремленное в небо.
— А сколько куполов будет? — спросил он.
— Двадцать два, — ответил мастер. — Много, конечно. Но так задумано.
— А кто задумал?
Федор Семенович помолчал, потом сказал:
— Это, малый, особый разговор. Есть такие люди — не просто плотники, а зодчие. Они видят то, чего другие не видят. Чувствуют, какой должна быть постройка.
— А здесь есть такой?
— Есть. Мастер Григорий. Он главный.
Нестор огляделся, ища глазами главного мастера.
— А где он?
— Да вон там, на горке сидит. Размышляет.
Мальчик посмотрел в указанном направлении и увидел одинокую фигуру на небольшом холме. Мужчина средних лет сидел на поваленном дереве и смотрел на стройку. В руках у него был кусочек дерева, который он медленно обтачивал ножом.
— Что он делает?
— Думает. Просчитывает. Видишь ли, малый, такая постройка — она не просто складывается из бревен. Тут каждая деталь важна, каждый угол. Ошибешься — и все рухнет.
Нестор понял, что находится в присутствии чего-то великого. Эти люди не просто строили церковь — они творили чудо.
— Дяденька, — робко спросил он, — а можно мне тоже поучиться?
Федор Семенович внимательно посмотрел на мальчика.
— А руки-то у тебя есть? Покажи.
Нестор протянул ладони. Мастер ощупал их, повертел в разные стороны.
— Руки хорошие. Сильные, но чувствительные. А топором работать умеешь?
— Умею! Дома все время помогаю.
— Ну тогда... — Федор Семенович подумал. — Если родители отпустят, можешь приходить. Поначалу просто смотреть, подносить что надо. А там видно будет.
Сердце Нестора забилось от радости.
— Спасибо! Я обязательно приду!
— Только учти — работа тяжелая. И долгая. Церковь эту не один год строить будем.
— Я выдержу! — горячо заверил мальчик.
Федор Семенович улыбнулся.
— Посмотрим, малый. Посмотрим.
В этот момент с холма спустился мастер Григорий. Нестор с любопытством разглядывал главного зодчего. Это был человек лет пятидесяти, с умным, сосредоточенным лицом и очень внимательными глазами. От него исходило какое-то особое спокойствие, уверенность.
— Федор Семенович, — сказал он, — как дела с венцом?
— Да ничего, Григорий Иванович. К вечеру управимся.
— Хорошо. А завтра начнем восьмерик поднимать. Это самое ответственное место.
Мастер Григорий заметил Нестора.
— А это кто?
— Да мальчишка местный. Поучиться хочет.
Зодчий внимательно посмотрел на ребенка. У Нестора было ощущение, что этот взгляд проникает ему в самую душу.
— Как звать?
— Нестор, — тихо ответил мальчик.
— Нестор... — повторил мастер Григорий. — Хорошее имя. Святое. А фамилия какая?
— Плотников.
— Плотников... — в голосе зодчего послышалась усмешка. — Значит, по наследству дело идет?
— Отец мой плотником был, — серьезно ответил Нестор. — Хорошим плотником.
— А что же он сам не учит?
— Умер отец. Три года уже как.
Лицо мастера Григория смягчилось.
— Понятно. Тяжело без отца. — Он помолчал, потом добавил: — Ну что ж, если охота учиться — милости просим. Только сразу предупреждаю: дело это трудное. Многие начинают, да не все кончают.
— Я кончу! — горячо сказал Нестор.
— Посмотрим, — спокойно ответил зодчий. — Время покажет.
Он собрался уходить, но вдруг обернулся:
— А скажи, Нестор, что ты видишь, когда на нашу постройку смотришь?
Мальчик растерялся. Что он должен был ответить? Что видит бревна, топоры, мастеров?
— Я... я вижу церковь, — сказал он наконец. — Красивую церковь.
— А какую именно? Опиши.
Нестор закрыл глаза, пытаясь представить.
— Высокую. С много куполами. Как... как корабль такой, что в небо плывет.
Мастер Григорий удивленно поднял брови.
— Корабль в небо? Интересно. А почему корабль?
— Не знаю, — честно признался Нестор. — Просто такое чувство.
Зодчий долго смотрел на него, потом медленно кивнул.
— Ладно, Нестор Плотников. Приходи завтра. Посмотрим, что из тебя получится.
Когда мастер Григорий ушел, Федор Семенович тихо сказал:
— Повезло тебе, малый. Григорий Иванович просто так слов не тратит. Если сказал приходить — значит, что-то в тебе разглядел.
Нестор еще не понимал, насколько важным был этот момент. Он просто радовался, что его приняли. Что завтра он снова сможет прийти сюда и учиться у настоящих мастеров.
А вечером, когда дядя Прохор вез его домой, мальчик сидел на корме лодки и смотрел на остров, который медленно растворялся в сумерках. Там, на Кижах, его ждало будущее. Будущее мастера.
Он еще не знал, что станет величайшим из строителей храма. Не знал, что его имя войдет в легенды. Пока он был просто мальчишкой, который хотел научиться работать с деревом.
Но семя было посеяно. И оно обязательно даст всходы.
Глава 2. Ученичество
**Остров Кижи. Осень 1685 года**
Нестор приезжал на стройку каждый день, кроме воскресений. Мать отпускала его неохотно — дома тоже дел хватало, а работников в семье было мало. Но видела, как горят глаза сына, когда он рассказывает о том, что узнал нового, и не решалась запретить.
— Только смотри, сынок, — говорила она, — не забывай, откуда ты родом. Мы люди простые, а эти мастера... они из разных мест, могут и обидеть.
— Не обидят, мама, — уверенно отвечал Нестор. — Они добрые. И много знают.
Действительно, на стройке к мальчику относились хорошо. Сначала, правда, поглядывали с любопытством — не каждый день десятилетний ребенок проявляет такой интерес к плотницкому делу. Но Нестор быстро доказал, что пришел не развлекаться.
Он помогал носить инструменты, подавал дощечки, убирал стружку. Делал все это быстро, аккуратно, без лишних слов. А главное — постоянно наблюдал, запоминал, задавал вопросы.
— Дядя Федор, — спросил он как-то у Федора Семеновича, — а почему бревна не все одинаковые? Вот это толстое, а то тонкое.
— А ты как думаешь? — вместо ответа спросил мастер.
Нестор задумался.
— Наверное... толстые — для основы, а тонкие — для верха?
— Правильно! — похвалил Федор Семенович. — Внизу тяжесть больше, значит, и бревна крепче нужны. А наверху можно полегче брать. И еще одно правило есть: к верху постройка должна облегчаться, иначе опрокинется.
Такие уроки Нестор получал постоянно. Мастера, видя его искренний интерес, охотно делились знаниями. Каждый находил время объяснить что-то важное.
Плотник Иван из Заонежья учил правильно держать топор:
— Смотри, Нестерка, топор — это продолжение твоей руки. Он должен лежать в ладони так, чтобы ты его чувствовал. Не слишком крепко сжимай, но и не отпускай.
Михайло-подмастерье показывал, как размечать дерево:
— Видишь, тут сучок? Его надо обойти, не резать напрямую. Сучок — самое твердое место, топор может соскочить.
А мастер Василий из Пудожа рассказывал о породах дерева:
— Сосна — дерево мужское, сильное. Для основы хорошо. Ель — женское, мягкое, послушное. Для отделки годится. Осина — особенная, на воздухе твердеет и красивеет. А береза — та вообще волшебная, от всякой нечисти защищает.
Нестор впитывал знания как губка. У него была удивительная память — услышав что-то один раз, он запоминал навсегда. А еще у него были золотые руки. Когда мастера наконец разрешили ему взять топор, выяснилось, что мальчик работает как прирожденный плотник.
— Ишь ты, — удивился Федор Семенович, глядя на первую дощечку, которую выстрогал Нестор. — Ровно как по линейке. А ведь на глаз делал.
— У него глазомер хороший, — заметил Иван. — Редкое дело.
Но больше всего Нестора завораживал процесс создания самой церкви. День за днем, венец за венцом, росло удивительное сооружение. То, что поначалу казалось хаосом бревен и досок, постепенно обретало стройность и красоту.
Особенно мальчика поражала работа мастера Григория. Главный зодчий не участвовал в физической работе — он руководил, контролировал, исправлял. Но его роль была решающей.
— Иван, вот тут венец немного завален, — говорил он, указывая на едва заметную неровность. — Подправь.
— Федор Семенович, а здесь врубку поглубже сделай. Видишь, щель образуется?
— Михайло, эту доску переверни. Она комлем вверх лежит, а должна комлем вниз.
Нестор не сразу понял, что означают эти замечания. Но постепенно начал видеть то, что видел мастер Григорий. Действительно, комель — утолщенная часть бревна — должен быть внизу, иначе нарушается устойчивость. Врубки должны быть точными, иначе появятся щели. Венцы должны лежать строго горизонтально, иначе стены "поведет".
— Дядя Григорий, — спросил он как-то, — а откуда вы знаете, как правильно строить?
Мастер Григорий усмехнулся:
— Учился, Нестор. Долго учился. Сначала у своего деда, потом у других мастеров. А потом сам пробовал, ошибался, снова пробовал.
— А церкви вы много строили?
— Разное строил. И церкви, и дома, и мельницы. Но такую... — он указал на поднимающийся храм, — такую первый раз.
— А она правда будет с двадцатью двумя куполами?
— Будет, если Бог даст. Видишь, уже основа готова. Теперь восьмерик поднимаем, а на нем — барабаны для куполов.
Нестор попытался представить готовый храм, но воображения не хватало. Слишком грандиозным казался замысел.
— А не тяжело будет? Столько куполов...
— Тяжело, — согласился мастер Григорий. — Но тяжесть будет правильно распределена. Видишь, как устроено? Большой барабан в центре, а вокруг него — поменьше. И так дальше. Каждый купол свою долю нагрузки несет.
— Как дерево, — вдруг сказал Нестор.
— Что?
— Как дерево. Ствол толстый, а ветки все тоньше и тоньше.
Мастер Григорий внимательно посмотрел на мальчика.
— Правильно подмечаешь. Церковь — она живая, как дерево. И расти должна по тем же законам.
С этого дня зодчий стал чаще беседовать с Нестором. Он видел, что мальчик не просто запоминает приемы работы, но начинает понимать суть зодчества.
— Запомни, Нестор, — говорил он, — плотник и зодчий — это разные вещи. Плотник умеет хорошо тесать дерево и складывать из него постройку. А зодчий... зодчий понимает, какой должна быть эта постройка. Он видит ее еще до того, как первое бревно положено.
— А как научиться видеть?
— Это, малый, особый дар. У кого-то есть, у кого-то нет. Но развивать его можно. Смотри на красивые вещи, думай, почему они красивые. Изучай пропорции. Чувствуй гармонию.
— А что такое гармония?
Мастер Григорий задумался.
— Гармония — это когда все части подходят друг другу. Когда ничего нельзя убрать и ничего нельзя добавить. Когда видишь постройку и понимаешь: да, именно так и должно быть.
Нестор кивнул, хотя не все понял. Но слова мастера запали ему в душу.
**Зима 1685-1686 годов**
С наступлением холодов работы замедлились, но не прекратились. Зимой заготавливали лес, готовили материалы для будущих сезонов. Нестор продолжал приезжать на остров, хотя теперь реже — добираться через замерзшее озеро было труднее.
В эти тихие зимние дни мастер Григорий часто брал мальчика с собой в лес, где выбирали деревья для сруба.
— Смотри, Нестор, — говорил он, указывая на высокую сосну. — Вот это дерево хорошее. Ствол прямой, без сучков до половины высоты. Годится для длинных бревен.
— А как узнать, здоровое дерево или больное?
— По коре посмотри. Если кора гладкая, без наростов и дупел — значит, дерево здоровое. А еще по звуку. — Мастер Григорий постучал обухом топора по стволу. — Слышишь? Звук чистый, звонкий. А если дерево гнилое, звук глухой будет.
Нестор внимательно слушал. Каждая такая прогулка давала ему новые знания.
— А почему зимой лес заготавливают? — спросил он.
— Зимой сок в дереве спит. Древесина сухая получается, крепкая. А если летом рубить — дерево сырое, может покоробиться или сгнить.
— А когда лучше всего рубить?
— На молодой месяц, в морозы. Тогда дерево самое крепкое.
Зимой Нестор освоил многие тонкости плотницкого ремесла. Мастера научили его правильно точить топор, выбирать стамески для разных работ, делать разметку с помощью черты и наугольника.
— Помни, Нестерка, — говорил Федор Семенович, — инструмент для плотника — как рука. Если топор тупой или плохо насажен, работа не получится. Береги инструмент, следи за ним.
А мастер Василий учил понимать древесину:
— У каждого дерева свой характер. Сосна — прямая, честная, режется легко. Ель — мягкая, но с сучками капризная. Береза — вязкая, топор вязнет. А осина — хитрая, может расколоться неожиданно.
Нестор делал свои первые самостоятельные изделия — простые вещи вроде лучин, колышков, дощечек. Но даже в этих мелочах стремился к совершенству. Мастера удивлялись его аккуратности.
— Глядите-ка, — показывал Иван другим плотникам очередную работу Нестора. — Лучина как на подбор ровная. А ведь мальчишке всего десять лет!
— Золотые руки у паренька, — соглашался Михайло. — И главное — старательный.
Но больше всего Нестора занимала мысль о том, как будет выглядеть готовая церковь. Он часами мог стоять рядом с растущим срубом, пытаясь представить его завершенным.
— Дядя Григорий, — спросил он как-то, — а можно нарисовать, какая церковь получится?
Мастер Григорий усмехнулся:
— Можно, конечно. Только рисовать я не мастер. А вот вырезать из дерева — это другое дело.
Он взял небольшую чурочку и начал ножом вырезать что-то. Под его руками дерево постепенно превращалось в миниатюрную модель будущего храма.
— Смотри, — говорил он, работая. — Вот основа — четверик. На нем восьмерик. А на восьмерике — барабаны для куполов. Центральный большой, вокруг него поменьше.
Нестор завороженно следил за работой мастера. Постепенно из чурочки рождалось чудо — изящная многоглавая церковь, точь-в-точь похожая на то, что строилось на острове.
— Красота какая! — восхитился мальчик. — Можно мне попробовать такую сделать?
— Можно. Только не сразу. Сначала попроще что-нибудь выреж. Например, маковку для купола.
Мастер Григорий дал Нестору деревяшку и показал, как должна выглядеть маковка — завершение купола.
— Видишь, она не просто круглая. Тут есть перехваты, украшения. Все это не только для красоты, но и для дела — вода должна правильно стекать.
Нестор взялся за работу с увлечением. Резьба по дереву оказалась еще более тонким делом, чем простое тесание. Здесь требовались особая точность, чувство формы.
Первая маковка получилась кривоватой, вторая — лучше. К концу зимы Нестор уже мог вырезать вполне приличные детали.
— Способный мальчишка, — говорил мастер Григорий другим плотникам. — Из него толк будет.
**Весна 1686 года**
С наступлением тепла работы на церкви возобновились с новой силой. За зиму основа храма выстоялась, дерево дало усадку. Теперь можно было продолжать строительство.
Нестор приезжал на остров почти каждый день. Мать уже не возражала — видела, что сын серьезно увлечен делом, да и мастера хвалили его.
— Твой Нестерка, Марья Кирилловна, — говорил ей дядя Прохор, — у мастеров в большом почете. Говорят, способный очень.
— Дай Бог, — отвечала мать. — Только бы не зазнался.
Но Нестору зазнаваться было некогда. Он был слишком поглощен изучением плотницкого искусства. Каждый день приносил новые открытия.
Весной началась самая ответственная часть работы — возведение восьмерика и барабанов для куполов. Это требовало особого мастерства, ведь конструкция становилась все более сложной.
— Смотри, Нестор, — объяснял мастер Григорий, — здесь каждое бревно должно лечь точно на свое место. Ошибешься на вершок — и вся геометрия нарушится.
Мальчик наблюдал, как мастера с ювелирной точностью подгоняют каждый венец. Измеряют, размечают, аккуратно вырубают пазы.
— А как вы знаете, где какое бревно класть? — спросил он.
— По чертежу, — ответил мастер Григорий и показал Нестору березовую пластину с нацарапанными линиями. — Видишь? Здесь все размечено. Длина каждого бревна, углы, врубки.
Нестор с трудом разбирал хитрые значки на пластине. Чертеж был выполнен не в привычном нам виде, а в особой системе, понятной только мастерам.
— А кто чертеж делал?
— Я делал. Еще зимой, когда проект обдумывал.
— А откуда вы знали, как правильно?
Мастер Григорий задумался.
— Знаешь, Нестор, тут дело не только в знании. Тут чутье нужно. Понимание того, как дерево работает, как нагрузки распределяются. Это годами нарабатывается.
— А можно мне научиться делать чертежи?
— Можно. Но для этого сначала грамоте учиться надо. Цифры знать, размеры понимать.
Нестор понял, что знания одного ремесла недостаточно. Нужно быть образованным человеком. Он решил попросить мать найти ему учителя грамоты.
Тем временем церковь продолжала расти. К середине лета восьмерик был готов, и начались работы по устройству кровли. Это была самая сложная часть всего строительства.
— Видишь, Нестор, — показывал мастер Григорий, — крыша у нас не простая. Не двускатная, как у обычного дома. Здесь много скатов, много переходов. И каждый скат должен правильно примыкать к соседнему.
Кровельные работы требовали особого искусства. Мастера изготавливали сложные стропильные конструкции, точно рассчитывая углы и нагрузки.
— А почему крыша такая сложная? — спросил Нестор. — Нельзя было проще сделать?
— Можно, — согласился мастер Григорий. — Но тогда церковь была бы обычная. А нам нужна особенная. Такая, чтобы люди, глядя на нее, чувствовали...
— Что чувствовали?
— Красоту. Величие. Стремление к небу. Церковь — это не просто дом для молитвы. Это символ.
— Символ чего?
— Символ того, что человек может создавать прекрасное. Что он способен на большее, чем просто есть, спать и работать.
Нестор не сразу понял глубину этих слов. Но они запали ему в душу и потом, много лет спустя, определят его подход к зодчеству.
**Лето 1686 года**
К концу лета основная конструкция церкви была готова. Оставалось самое зрелищное — установка куполов. Двадцать два купола разного размера должны были венчать храм, создавая неповторимый силуэт.
— Ну что, Нестор, — сказал мастер Григорий, — сейчас увидишь, как наша церковь на глазах преобразится.
Купола изготавливались на земле, а потом с помощью блоков и веревок поднимались наверх. Это была опасная и ответственная работа.
Нестор следил за процессом с замиранием сердца. Каждый установленный купол менял облик храма. Постройка словно оживала, обретала душу.
— Красота-то какая! — не выдержал он, когда был установлен главный, центральный купол.
— Это еще не все, — усмехнулся Федор Семенович. — Вот когда лемехом покроем — тогда совсем чудо будет.
Лемех — осиновая чешуя для покрытия куполов — изготавливался особенно тщательно. Каждая чешуйка вырезалась вручную, подгонялась по размеру.
— Смотри, как делается, — показывал Нестору мастер Василий. — Лемешина должна быть определенной формы — не слишком широкая, не слишком узкая. И толщина везде одинаковая.
Нестор пробовал делать лемех сам. Получалось пока неважно — то слишком толсто, то слишком тонко. Но мастера не торопили его.
— Учись, Нестерка. Это дело тонкое, сразу не получается. Зато когда научишься — руки сами все делать будут.
К концу сезона церковь была практически готова. Оставались отделочные работы, установка окон и дверей, внутреннее обустройство. Но главное было сделано — на острове Кижи стоял храм, равного которому не было во всем Заонежье.
— Ну как, Нестор, — спросил мастер Григорий в последний день работ, — доволен?
Мальчик молча смотрел на величественную постройку. Двадцать два купола серебрились в лучах заходящего солнца, создавая фантастическую картину.
— Это... это чудо, — наконец произнес он.
— Чудо, — согласился мастер Григорий. — Но чудо рукотворное. Создано человеческими руками, человеческим умом.
— А я когда-нибудь смогу строить такие церкви?
Зодчий внимательно посмотрел на одиннадцатилетнего мальчика.
— Сможешь, если захочешь. У тебя есть все необходимое — руки, глаз, понимание. Но главное — есть душа.
— Душа?
— Да. Без души, без внутреннего огня, нельзя создать ничего прекрасного. Можно стать хорошим ремесленником, но не художником.
— А я художник?
— Пока рано говорить. Но задатки есть. Развивай их.
В тот вечер, возвращаясь домой, Нестор долго смотрел на остров, где высился новый храм. Он понимал, что его жизнь изменилась навсегда. Он нашел свое призвание.
Но впереди еще было много лет учебы, много работы, много открытий. Это было только начало пути мастера.
Глава 3. Становление мастера
**Заонежье. 1690 год**
Пятнадцатилетний Нестор Плотников уже не был тем мальчишкой, который пять лет назад впервые приехал на стройку. Теперь это был крепкий подросток с умными глазами и уверенными движениями. За плечами — годы учебы у лучших мастеров Заонежья.
После завершения строительства Преображенской церкви многие плотники разъехались по домам. Но Нестор не захотел возвращаться к обычной деревенской жизни. Мастер Григорий взял его к себе в подмастерья, и они вместе ездили по всему краю, строя дома, мельницы, часовни.
— Нестор, — говорил учитель, — запомни: настоящий мастер должен уметь строить все. Не только церкви, но и простые дома. Потому что принципы везде одни — прочность, красота, соответствие назначению.
За эти годы Нестор побывал во многих местах, видел разные виды построек, учился у разных мастеров. В Пудоже его учили строить мельницы — сложные механизмы, требующие точного расчета. В Повенце показывали, как возводить большие дома для богатых купцов. В отдаленных деревнях он осваивал искусство строительства бань — особенных построек, где важно было правильно устроить печь и обеспечить хорошую вентиляцию.
— Каждая постройка — это задача, — объяснял мастер Григорий. — И у каждой задачи свое решение. Нельзя строить баню как дом, а дом как церковь. Но при этом есть общие правила, которые действуют везде.
— Какие правила? — спрашивал Нестор.
— Первое — прочность. Постройка должна стоять долго, не разрушаться от ветра, дождя, снега. Второе — удобство. Людям должно быть комфортно в том, что ты построил. Третье — красота. Даже простой дом должен радовать глаз.
Нестор старательно усваивал эти уроки. У него была удивительная способность — один раз увидев прием работы, он запоминал его навсегда. А еще он умел видеть ошибки в чужих постройках и понимать, как их можно было избежать.
— Дядя Григорий, — сказал он как-то, осматривая дом, который строил местный плотник, — а ведь здесь венцы неровно легли. Видите, тут щель образовалась.
Мастер Григорий внимательно посмотрел.
— Правильно подмечаешь. А как думаешь, почему так получилось?
— Наверное, бревна плохо подобрали. Они разной толщины.
— Верно. А что нужно было сделать?
— Либо бревна подобрать одинаковые, либо компенсировать разность толщины при врубке.
— Молодец. Видишь — глаз у тебя развивается, понимание приходит.
К пятнадцати годам Нестор уже мог самостоятельно выполнять многие работы. Он отлично владел всеми плотницкими инструментами, знал свойства разных пород дерева, умел читать чертежи и даже делать простые проекты.
Но мастер Григорий понимал — ученик перерастает обычные рамки ремесла. У него есть что-то большее — талант зодчего.
— Нестор, — сказал он как-то, — ты достаточно изучил основы. Теперь пора браться за что-то серьезное.
— За что?
— За самостоятельную постройку. Хочешь попробовать спроектировать и построить часовню?
Сердце Нестора забилось от волнения.
— Хочу! А где?
— В деревне Телятниково просят. У них старая часовня сгорела, нужна новая. Постройка небольшая, для начала как раз подойдет.
— А вы мне поможете?
— Помогу советом, если что-то не получится. Но делать будешь сам. От проекта до последнего гвоздя... то есть до последней детали, — поправился мастер Григорий. — Ты же помнишь — мы гвоздей не используем.
**Деревня Телятниково. Весна 1690 года**
Нестор приехал в Телятниково с тщательно проработанным проектом. Зимой он сделал несколько вариантов чертежей, обдумал каждую деталь. Часовня должна была быть небольшой, но красивой — настоящим украшением деревни.
— Вот что я придумал, — показывал он проект сельскому старосте. — Основа — восьмерик, крыша шатровая, глава луковичная. Высота — восемь саженей, ширина — четыре.
— А прочная будет? — спросил староста.
— Прочная. Видите, как устроена конструкция? Восьмерик — очень устойчивая форма. А шатровая крыша хорошо снег сбрасывает.
— А красивая?
— Красивая, — уверенно ответил Нестор. — Но лучше сами посудите, когда построим.
Жители деревни отнеслись к молодому мастеру с некоторым сомнением. Все-таки пятнадцать лет — возраст небольшой для зодчего. Но рекомендация мастера Григория многого стоила.
— Если Григорий Иванович советует, значит, парень толковый, — решили крестьяне.
Строительство началось в мае. Нестор сам руководил всеми работами — от заготовки леса до установки креста на главе. У него было двое помощников — местные плотники, но главную работу он выполнял собственными руками.
Первым делом нужно было заложить основание. Нестор тщательно выбрал место — на небольшом возвышении, чтобы часовня была видна издалека.
— Основание — это главное, — говорил он помощникам, вспоминая уроки мастера Григория. — Если основание неровное, вся постройка пойдет криво.
Он лично проверял каждый камень в фундаменте, добиваясь идеально ровной поверхности.
Потом началось возведение сруба. Здесь Нестор применил все свои знания о работе с деревом. Каждое бревно он выбирал лично, каждую врубку делал с ювелирной точностью.
— Смотрите, — показывал он помощникам, — врубка должна быть плотной, но не слишком тугой. Если перестараться, дерево может треснуть.
Восьмерик рос быстро. Нестор работал с утра до ночи, проверяя каждую деталь. Он хотел, чтобы его первая самостоятельная постройка была безупречной.
Особенно ответственным моментом стало устройство шатровой крыши. Это была сложная конструкция, требующая точного расчета углов и нагрузок.
— А не обрушится? — волновались деревенские жители, глядя на стропильную систему.
— Не обрушится, — уверенно отвечал Нестор. — Я все рассчитал. Нагрузка распределяется равномерно по всем стропилам.
И действительно, когда крыша была покрыта тесом, конструкция показала себя очень прочной. Ни одно бревно не прогнулось, ни одна связь не ослабла.
Завершающим этапом стала установка главы с крестом. Нестор сам вырезал луковичную главу из цельного куска дерева, тщательно проработав все детали.
— Глава — это лицо часовни, — объяснял он. — Она должна быть и красивой, и правильной по форме. Чтобы вода стекала, а не застаивалась.
Когда работы были закончены, весь Телятниково собрался посмотреть на новую часовню. То, что увидели люди, превзошло все ожидания.
Изящный восьмерик, устремленная ввысь шатровая крыша, венчающая все луковичная глава — часовня получилась на редкость красивой. Но главное — она была гармоничной. Каждая деталь подходила к другим, создавая целостный, законченный образ.
— Красота-то какая! — восхищались крестьяне. — А ведь мальчишка строил!
— Не мальчишка, — поправил староста. — Мастер. Настоящий мастер.
Нестор стоял в стороне и смотрел на свою первую постройку. В душе было и гордость, и благодарность учителям, и понимание того, что это только начало.
— Молодец, Нестор, — подошел к нему мастер Григорий, который приехал посмотреть на работу ученика. — Получилось хорошо. Очень хорошо.
— Спасибо, учитель. Без ваших уроков ничего бы не вышло.
— Уроки — это только основа. А вот чувство пропорций, понимание красоты — это твое. И это дорогого стоит.
Мастер Григорий обошел часовню кругом, внимательно рассматривая каждую деталь.
— Скажи, Нестор, а как ты определял пропорции? Почему именно такая высота, именно такая ширина?
Нестор задумался.
— Не знаю, как объяснить. Просто чувствовал, что так правильно. Другие размеры казались неправильными.
— Вот это и есть главное в зодчестве, — сказал мастер Григорий. — Чувство правильности. Его нельзя выучить, оно дается от Бога. А у тебя оно есть.
С этого дня Нестор стал считаться самостоятельным мастером. К нему начали обращаться с заказами, его приглашали строить дома и часовни в разных деревнях.
Но молодой зодчий понимал — это только начало пути. Впереди еще много работы, много открытий, много творческих поисков.
И когда-нибудь, возможно, он построит что-то действительно великое. Что-то, что будет помниться веками.
Пока он об этом только мечтал. Но мечты имеют свойство сбываться у тех, кто готов ради них работать.
Глава 4. Вызов
**Кижский погост. Осень 1713 года**
Двадцативосьмилетний Нестор Плотников остановил коня у берега Онежского озера и долго смотрел на остров Кижи. Там, где почти тридцать лет назад он впервые увидел мастера Григория и его удивительную церковь, теперь чернели обгоревшие бревна.
Преображенская церковь сгорела три месяца назад. Молния ударила в главный купол во время грозы, и древнее дерево вспыхнуло как свечка. Жители окрестных деревень не смогли ничего сделать — огонь был слишком силен.
— Эх, Нестер, — вздохнул стоящий рядом крестьянин по имени Савелий, — пропала красота-то какая. Твоего учителя церковь...
— Не только учителя, — тихо ответил Нестор. — Моя тоже. Я помогал ее строить.
— Помнишь небось?
— Каждое бревнышко помню. Каждую врубку.
Савелий был одним из церковных старост Кижского погоста. Именно он приехал к Нестору с предложением строить новую церковь взамен сгоревшей.
— Ну что скажешь, Нестер? Возьмешься?
Нестор не сразу ответил. За двадцать лет самостоятельной работы он построил много церквей, часовен, домов. Его знали по всему Заонежью как искусного мастера. Но то, что предлагали сейчас, было особенным.
Построить новую Преображенскую церковь — значит, сравниться со своим учителем. А может быть, превзойти его.
— Трудное дело, Савелий, — сказал он наконец. — Церковь мастера Григория была замечательная. Новая должна быть не хуже.
— А ты сможешь не хуже?
— Не знаю. Попробовать можно.
— Тогда поехали на остров, посмотришь место.
Они переправились на Кижи на лодке. Остров встретил их печальным зрелищем — среди пепелища торчали обгоревшие остатки венцов, почерневшие камни фундамента.
Нестор ходил среди руин и вспоминал. Вот здесь был алтарь. Там — трапезная. А вот здесь он впервые держал в руках настоящий плотницкий топор...
— Грустно, — сказал Савелий. — Сколько лет простояла, и вот...
— Ничего, — ответил Нестор. — Дерево горит, но дело мастера остается. Я эту церковь помню лучше, чем собственный дом. Могу точно такую же восстановить.
— Точно такую же?
Нестор задумался. А нужно ли строить точную копию? Или лучше создать что-то новое, свое?
— Знаешь, Савелий, — сказал он, — точно такую же я построю, если народ захочет. Но можно и по-другому...
— Как по-другому?
— Лучше. Больше. Красивее.
— А можешь лучше мастера Григория?
Нестор долго молчал, глядя на обгоревшие остатки фундамента. В душе боролись разные чувства — благоговение перед памятью учителя и желание создать что-то свое, неповторимое.
— Григорий Иванович был великий мастер, — сказал он наконец. — Но время не стоит на месте. За тридцать лет я многому научился. Видел разные церкви, изучал разные приемы. Может быть, смогу сделать что-то... особенное.
— Тогда рассказывай, что задумал.
Нестор поднялся на небольшой холм, откуда хорошо просматривался весь остров. Закрыл глаза и попытался представить.
— Видишь, Савелий, церковь мастера Григория была хороша, но простовата. Один большой купол, несколько маленьких вокруг. А что если...
Он открыл глаза и посмотрел на собеседника.
— А что если сделать не просто церковь, а чудо? Такое, чтобы люди за сто верст ехали посмотреть. Чтобы про Кижи по всей Руси говорили.
— И как же такое чудо сделать?
— Куполов больше. Намного больше. И расположить их так, чтобы... чтобы церковь была как дерево. Большой ствол в центре, а от него ветви во все стороны.
Савелий почесал затылок.
— Сколько же куполов-то будет?
— Много. Может быть, двадцать. Или даже больше.
— Да ты что! Столько куполов... да разве можно?
— Можно, если правильно рассчитать. Я уже думал об этом. Главное — правильно распределить нагрузку, сделать так, чтобы каждый купол свою долю веса нес.
Савелий недоверчиво покачал головой.
— Это ж сколько работы будет! Сколько леса! Сколько мастеров понадобится!
— Работы много, — согласился Нестор. — Но если делать не спеша, аккуратно — получится. А что касается мастеров... — он улыбнулся. — Мастера сами поедут. Когда узнают, что на Кижах строится невиданная церковь, лучшие плотники всего Заонежья захотят поучаствовать.
— А деньги где взять? Такая постройка дорого стоить будет.
— Деньги найдутся. Царь Петр Алексеевич церкви любит, особенно необычные. А купцы и промышленники тоже помогут — им выгодно, чтобы их имена с такой постройкой связывались.
Савелий долго думал, разглядывая пепелище.
— Рискованное дело, Нестер. А вдруг не получится? Вдруг рухнет все?
— Не рухнет, — уверенно сказал Нестор. — Я тридцать лет к этому готовился. Знаю, как дерево работает, как нагрузки распределяются. Рухнуть не должно.
— А если не понравится людям? Если скажут — намудрил мастер, надо было просто как раньше строить?
— Понравится, — так же уверенно ответил Нестор. — Красота всегда нравится. А это будет красиво. Очень красиво.
Савелий вздохнул.
— Ладно. Поговорю с народом. Если согласятся — начинай. Но помни: если что не так — отвечать тебе.
— Помню, — кивнул Нестор. — Отвечу.
**Деревня Великая Губа. Зима 1713-1714 годов**
Всю зиму Нестор работал над проектом новой церкви. В избе у него на столе лежали десятки березовых пластин с чертежами, стояли деревянные модели разных вариантов постройки.
— Что это ты все мудришь? — спрашивала жена Домника, убирая в избе. — Не церковь строишь, а башню какую-то.
— Не башню, а храм, — терпеливо объяснял Нестор. — Такой храм, какого еще не было.
— А зачем такой, которого не было? Церкви и так хорошие строят.
— Хорошие, да обычные. А я хочу сделать необычную. Чтобы люди, глядя на нее, понимали — человек может создавать чудеса.
Домника качала головой. Она была женщиной практичной и не понимала мужниных художественных исканий.
— Лучше бы дом нам новый построил. Этот уж больно старый.
— Дом построю потом, — отвечал Нестор. — Сначала церковь.
Он действительно был поглощен проектом полностью. Дни и ночи проводил за чертежами, высчитывая размеры, продумывая конструкции.
Главной проблемой было количество куполов. Чем больше их будет, тем сложнее распределить нагрузку. Но именно множество куполов должно было создать неповторимый облик храма.
— Двадцать два, — сказал он вслух, глядя на очередной чертеж. — Двадцать два купола. Один большой в центре, вокруг него — поменьше, а по краям — совсем маленькие.
Он взял новую пластину и начал размечать план. Основа — традиционный восьмерик на четверике. Но восьмерик будет не один, а несколько — один большой в центре и четыре поменьше по сторонам.
— И каждый восьмерик — свой купол. А между ними — еще купола. И везде — переходы, связи, чтобы вся конструкция работала как одно целое.
Работа была кропотливой. Нужно было рассчитать каждую деталь, каждое соединение. Ошибка в расчетах могла привести к обрушению всей постройки.
К Нестору заходили соседи, смотрели на его чертежи.
— Что это такое, Нестер? — спрашивали они.
— Церковь, — отвечал он.
— Какая же это церковь? Тут куполов как грибов после дождичка!
— А пусть будет много. Красиво же!
— Красиво-то красиво, да вот построишь ли?
— Построю, — упрямо отвечал Нестор. — Обязательно построю.
Зимой к нему приехал гонец от кижских старост.
— Решили, Нестер, — сказал он. — Строй свою церковь. Народ согласился. Только с условием.
— С каким?
— Если не получится — за свой счет обычную церковь поставишь.
— Согласен, — кивнул Нестор. — Получится.
— Откуда такая уверенность?
— От Бога, — просто ответил мастер. — Если Бог дает человеку видение, значит, дает и силы его воплотить.
**Кижи. Весна 1714 года**
В мае на остров съехались мастера. Весть о том, что Нестор Плотников задумал строить невиданную церковь с двадцатью двумя куполами, разошлась по всему Заонежью. Лучшие плотники хотели поучаствовать в таком деле.
— Нестер, — сказал приехавший из Пудожа мастер Кузьма, — покажи, что задумал. Говорят, диво строить собрался.
Нестор развернул главный чертеж. Собравшиеся мастера долго его изучали, переговариваясь между собой.
— Сложно очень, — качал головой седой плотник Спиридон. — Не знаю, не знаю...
— А я думаю — дерзко, — возразил молодой мастер Прохор. — Но интересно. Если получится — прославимся на всю Русь.
— А если не получится — опозоримся, — мрачно заметил Кузьма.
— Получится, — уверенно сказал Нестор. — Я все рассчитал. Видите, как нагрузка распределяется? Каждый купол опирается на свою систему венцов и стропил. И все вместе держит друг друга.
— А материала сколько понадобится?
— Много. Леса хорошего, отборного. Но найдем.
— А времени?
— Три года. Может, четыре. Спешить нельзя — дело ответственное.
Мастера еще долго обсуждали проект. Одни сомневались, другие восхищались смелостью замысла. Но в конце концов все согласились участвовать.
— Ладно, Нестер, — сказал старый Спиридон. — Попробуем. Авось и правда чудо получится.
Первым делом нужно было заготовить лес. Нестор лично отбирал каждое дерево, требуя идеального качества.
— Смотрите, мужики, — говорил он плотникам. — Церковь эта должна стоять века. Значит, и лес нужен вековой. Ни одного подгнившего бревна, ни одного с изъяном.
Заготовка леса заняла все лето. Рубили только зимний лес — он был суше и прочнее. Каждое бревно просушивали, проверяли на отсутствие трещин и гнили.
— Хороший лес, — одобрительно говорили мастера. — Из такого и правда что-то особенное получится.
Осенью начали закладку фундамента. Это была ответственная работа — от качества основания зависела судьба всей постройки.
— Фундамент — душа церкви, — говорил Нестор, руководя работами. — Если он кривой или слабый — все насмарку.
Камни для фундамента возили с материка. Выбирали самые крепкие, без трещин. Укладывали с особой тщательностью, проверяя горизонтальность каждого ряда.
— Нестер, а не слишком ли основательно делаем? — спросил Кузьма. — Для обычной церкви хватило бы и половины.
— Это не обычная церковь, — ответил Нестор. — Это будет самая необычная церковь в мире. И фундамент должен быть соответствующий.
К зиме основание было готово. Ровное, прочное, способное выдержать любую нагрузку.
— Ну что ж, — сказал Нестор, осматривая работу, — начало положено. Теперь главное — сруб.
**Зима 1714-1715 годов**
Зимой продолжалась подготовительная работа. Вязали венцы, готовили сложные врубки, изготавливали стропила для куполов.
— Смотрите, как делается, — показывал Нестор молодым плотникам особенно сложную врубку. — Здесь восемь бревен сходятся в одной точке. Каждое должно точно встать на свое место.
Работа требовала ювелирной точности. Малейшая ошибка в расчетах — и вся конструкция могла не сойтись.
— Нестер, — сказал как-то старый Спиридон, — а не боишься, что не получится? Дело-то больно хитрое.
— Боюсь, — честно признался Нестор. — Каждый день боюсь. Но страх — плохой советчик. Делать надо, а не бояться.
— А если рухнет?
— Не рухнет. Я чувствую — не рухнет. Дерево мне подсказывает, как правильно.
Действительно, у Нестора было удивительное чувство материала. Он мог определить качество бревна, просто прикоснувшись к нему. Видел, как поведет себя деревянная конструкция под нагрузкой.
— Дар у него, — говорили мастера. — Редкий дар.
К весне все венцы были готовы, пронумерованы и сложены в штабеля. Сложные стропильные конструкции лежали под навесами, ожидая своего часа.
— Теперь самое интересное, — сказал Нестор. — Начинаем сборку.
**Весна 1715 года**
Возведение сруба началось в мае. Это была медленная, кропотливая работа. Каждый венец нужно было точно установить, тщательно подогнать.
— Видите, мужики, — объяснял Нестор, — тут торопиться нельзя. Ошибемся сейчас — потом не исправим.
Церковь росла постепенно. Сначала четверик — мощная четырехгранная основа. Потом восьмерик — более изящная восьмигранная надстройка.
— Красиво получается, — одобрительно говорили мастера. — Пропорции правильные.
Но самое сложное было впереди — установка системы барабанов для куполов. Двадцать два барабана разного размера должны были образовать сложную пространственную композицию.
— Главное — не запутаться, — говорил Нестор, сверяясь с чертежами. — Каждый барабан должен стоять точно на своем месте.
Работа шла медленно. К концу лета были готовы только основные барабаны. Но уже сейчас было видно — церковь получается необыкновенная.
— Диво дивное, — восхищались приезжавшие посмотреть на стройку крестьяне. — Такой церкви нигде нет!
— И не будет, — отвечал Нестор. — Это единственная в своем роде.
Слава о необычной постройке разнеслась далеко за пределы Заонежья. Приезжали купцы, чиновники, даже священники из дальних монастырей.
— Что ж ты, Нестер, наделал? — говорили одни. — Намудрил ни к чему.
— Гений! — восхищались другие. — Настоящий гений!
Сам Нестор относился к похвалам и порицаниям спокойно. Он был поглощен работой, думал только о том, как лучше решить очередную техническую задачу.
— Слава — дело наживное, — говорил он помощникам. — А вот если церковь кривая получится — тогда позор на всю жизнь.
**Лето 1716 года**
К лету 1716 года основная конструкция была готова. Двадцать два барабана стояли на своих местах, образуя фантастическую пирамиду. Теперь предстояла установка куполов.
— Вот тут и проверим, правильно ли мы все рассчитали, — сказал Нестор, глядя на готовые к установке купола.
Купола делали на земле, а потом поднимали с помощью блоков и канатов. Это была опасная работа — один неверный шаг, и тяжелый купол мог рухнуть, покалечив людей.
— Осторожно, мужики! — кричал Нестор, руководя подъемом главного купола. — Не спешите!
Главный купол весил несколько тонн. Поднимать его приходилось очень медленно, постоянно контролируя равновесие.
— Еще чуть-чуть... Стоп! Выравнивайте!
Наконец купол встал на свое место. Раздались одобрительные возгласы мастеров.
— Один готов! — объявил Нестор. — Осталось двадцать один!
Установка всех куполов заняла месяц. Каждый день церковь меняла свой облик, становилась все более величественной и необычной.
— Чудо! — шептали люди, глядя на растущее творение. — Настоящее чудо!
Когда последний купол был установлен, на остров собралось несколько сотен человек. Все хотели увидеть завершение строительства.
— Ну что, Нестер, — сказал старый Спиридон, — получилось у тебя чудо. Такой церкви действительно нигде нет.
— И хорошо, что нет, — ответил Нестор. — Пусть будет одна-единственная. Особенная.
Оставались отделочные работы — обшивка куполов лемехом, установка крестов, внутреннее обустройство. Но главное было сделано — церковь стояла, прочная и красивая.
— А теперь что делать будем? — спросил Прохор.
— Теперь, — сказал Нестор, — будем любоваться. И беречь. Эта церковь должна стоять века.
Он не знал, что станет последним мастером, способным построить такое чудо. Не знал, что его творение переживет эпохи и войны, станет символом русского зодчества.
Пока он просто радовался — получилось! Мечта воплотилась в дерево и камень. Невозможное стало возможным.
И когда вечером он стоял на берегу озера, глядя на силуэт церкви, Нестор чувствовал — он выполнил свое предназначение. Создал то, ради чего родился на свет.
Глава 5. Легенда
**Кижи. Освящение храма. Август 1716 года**
День освящения новой Преображенской церкви стал праздником для всего Заонежья. На остров съехались тысячи людей — крестьяне из окрестных деревень, купцы из Петрозаводска, чиновники из Архангельска, священники из дальних монастырей.
Сам архиепископ Варнава приехал из Холмогор специально для этого события. Когда его лодка приблизилась к острову и он увидел двадцатидвухглавое чудо, старый архиерей только руками развел.
— Господи! — воскликнул он. — Что же это такое? Никогда подобного не видывал!
— Это наша новая церковь, владыка, — почтительно сказал церковный староста Савелий. — Мастер Нестор Плотников строил.
— Мастер Нестор... А где он, этот мастер?
— Да вон стоит, в стороне. Скромный больно.
Архиепископ посмотрел на высокого, спокойного мужчину лет сорока, который стоял поодаль от толпы и молча смотрел на свое творение.
— Позови его ко мне.
Нестор подошел и поклонился.
— Здравствуй, мастер. Это ты строил сию красоту?
— Строил, владыка. С Божьей помощью.
— С Божьей помощью... Да, без Божьей помощи такого не создать. Скажи мне, как пришла тебе в голову мысль о двадцати двух куполах?
Нестор задумался.
— Не знаю, владыка. Само пришло. Смотрел на пепелище старой церкви и думал — надо построить не просто новую, а лучшую. Чтобы люди, глядя на нее, Бога прославляли.
— И построил. Воистину построил! — Архиепископ еще раз окинул взглядом церковь. — Скажи мне, мастер, а сколько гвоздей в эту постройку вошло?
— Ни одного, владыка. Все на врубках держится.
— Ни одного гвоздя... — удивился архиерей. — Как же так? Такая сложная конструкция...
— А так и делается, владыка. Правильная врубка крепче гвоздя. Дерево к дереву прирастает, единое целое становится.
Архиепископ кивнул.
— Мудро. Очень мудро. А скажи, не боишься ли ты, что такая высокая постройка не выдержит ветров, снегов?
— Не боюсь, владыка. Все рассчитано. Каждый купол свою долю тяжести несет, каждое бревно на своем месте лежит. Стоять будет.
— А долго ли стоять будет, как ты думаешь?
Нестор посмотрел на церковь, потом на архиепископа.
— Века стоять будет, владыка. Если люди беречь станут.
— Дай Бог, дай Бог... — архиерей перекрестился. — Такая красота должна века стоять.
Началась торжественная служба. Архиепископ освящал храм, читал молитвы. Нестор стоял в толпе прихожан и слушал древние слова, думая о своем.
Дело сделано. Мечта воплощена. То, что казалось невозможным, стало реальностью. Двадцать два купола сияли в лучах утреннего солнца, создавая фантастическую картину.
— Красота-то какая! — шептали люди. — Диво дивное!
— Мастер Нестор — гений настоящий!
— Такую церковь больше никто не построит!
После службы к Нестору подходили люди, благодарили, хвалили, просили построить что-нибудь и для них.
— Нестер, — говорил богатый купец из Петрозаводска, — построй мне дом. Деньги не пожалею.
— Построй, — соглашался мастер. — Только после того, как здесь все доделаю. Церковь — дело святое, его бросать нельзя.
Действительно, работы еще хватало. Нужно было покрыть купола лемехом, устроить внутреннее убранство, построить колокольню.
— А сколько еще времени понадобится? — спрашивали заказчики.
— Года два, — отвечал Нестор. — Может, три. Спешить нельзя — дело тонкое.
К вечеру народ начал расходиться. Лодки одна за другой отплывали от острова, увозя потрясенных увиденным людей.
Нестор остался на острове один. Ходил вокруг церкви, проверял, как держатся купола, не появились ли где трещины или перекосы.
— Стоит, — говорил он сам себе. — Хорошо стоит. Крепко.
Сел на бревно и долго смотрел на свое творение. В лучах заходящего солнца церковь казалась сказочной, нереальной.
— Что же я наделал? — тихо проговорил мастер. — Что же я наделал?..
**Москва. Царский дворец. Сентябрь 1716 года**
Весть о невиданной церкви на острове Кижи дошла до самого царя Петра Алексеевича. Государь, всегда интересовавшийся необычными постройками, приказал прислать ему подробное описание.
— Что там за чудо такое? — спрашивал он у архангельского воеводы, приехавшего с докладом.
— Церковь, ваше величество. Но такая, каких не бывало. Двадцать два купола, без единого гвоздя построена.
— Двадцать два купола! — удивился царь. — Как же это возможно?
— Мастер тамошний, Нестор Плотников, придумал. Говорят, гений настоящий.
— А прочная постройка?
— Прочная, ваше величество. Проверяли — стоит твердо, не шатается.
Петр задумался.
— Хорошо. Пусть этого мастера наградят. И пусть опишут подробно, как строилось. Может, еще где такие церкви понадобятся.
— Слушаюсь, ваше величество.
— А сам мастер что? Не просит ли о чем?
— Ничего не просит, ваше величество. Говорит — дело сделал, и ладно.
— Хороший мастер, — одобрительно кивнул царь. — Таких беречь надо.
**Кижи. Весна 1717 года**
Весной на остров приехал царский посланец — дьяк Григорий Волконский. Он привез грамоту от государя и мешочек золотых монет.
— Мастер Нестор Плотников, — торжественно читал дьяк, — за искусное строительство церкви Преображения Господня на острове Кижи награждается от его величества государя императора Петра Алексеевича золотыми червонцами и похвальной грамотой.
Нестор принял награду с благодарностью, но без особого восторга.
— Спасибо государю, — сказал он. — Только я не ради награды строил.
— А ради чего? — поинтересовался дьяк.
— Ради красоты. Чтобы было в мире что-то прекрасное.
Дьяк внимательно осмотрел церковь, записал все подробности конструкции.
— Скажи, мастер, а можешь ли ты еще такую построить? Государь интересуется.
Нестор задумался.
— Могу, наверное. Но не хочу.
— Почему?
— Потому что это должно быть единственное. Если таких церквей много будет — перестанут удивляться, красоту чувствовать.
Дьяк покачал головой.
— Странный ты человек, мастер. Другие бы рады были еще заказы получить.
— Другие — другие, а я — я. Мне одной такой церкви достаточно. На всю жизнь достаточно.
**Кижи. Лето 1718 года**
К лету 1718 года все работы были завершены. Церковь стояла во всей своей красе — двадцать два купола, покрытые серебристым осиновым лемехом, сияли на солнце как драгоценная корона.
В последний день работ Нестор собрал всех мастеров, участвовавших в строительстве.
— Братцы, — сказал он, — дело наше кончено. Церковь готова. Хочу всех поблагодарить — без вас ничего бы не получилось.
— Да что ты, Нестер! — возразил старый Спиридон. — Это твоя заслуга. Ты придумал, ты руководил.
— Придумал я, а делали мы все вместе. И каждый из вас вложил в эту церковь частичку души.
Мастера стояли полукругом вокруг Нестора. Многие работали здесь четыре года, стали почти родными друг другу.
— А что теперь делать будем? — спросил молодой Прохор. — Разъезжаться по домам?
— Разъезжаться, — кивнул Нестор. — У каждого своя дорога, свои дела. Но запомните — мы создали чудо. Такое, какого еще не было в мире.
— И не будет, — добавил Кузьма. — Такую церковь больше никто не построит.
— Почему не построит? — удивился Прохор.
— Потому что нет больше таких мастеров, — объяснил старый Спиридон. — Нестер — последний из великих зодчих. После него никто не сможет так строить.
Нестор усмехнулся.
— Не знаю, последний ли. Может, где-то растет мальчишка, который превзойдет нас всех. Но одно знаю точно — эта церковь будет стоять долго. Очень долго.
— А ты что делать будешь? — спросил Кузьма.
— Я? — Нестор посмотрел на церковь. — А я топор свой в озеро брошу.
— Зачем?
— А затем, что больше мне ничего строить не надо. Все, что мог, — построил. Главное дело жизни сделано.
Мастера недоуменно переглянулись.
— Как это — ничего не надо? А жить на что?
— На то и жить буду, что эта церковь стоит. Буду сюда приходить, на нее смотреть. И радоваться, что сумел такое создать.
— Да ты что, Нестер! — воскликнул Прохор. — Ты же еще не старый! Можешь еще много чего построить!
Нестор покачал головой.
— Не могу я после такой церкви простые дома строить. Все будет казаться мелким, неинтересным. Лучше уж совсем бросить.
— А если люди просить будут? Заказы хорошие предлагать?
— Откажусь. Пусть другие строят. А я свое дело сделал.
Вечером, когда все мастера разошлись по домам, Нестор остался один на острове. Обошел церковь кругом в последний раз, проверяя каждую деталь.
Все было идеально. Ни одной трещины, ни одного перекоса. Двадцать два купола стояли как живые, слегка покачиваясь на ветру.
— Красавица, — тихо сказал Нестор. — Настоящая красавица.
Он достал из-за пояса свой рабочий топор — верного спутника всей жизни. Этим топором он вырубил первые пазы, этим топором делал последние детали.
— Спасибо тебе, верный друг, — сказал он топору. — Вместе мы сделали великое дело.
Размахнулся и с силой бросил топор в озеро. Инструмент со всплеском исчез в темной воде.
— Не было, нет и не будет такой! — громко крикнул Нестор.
Эти слова разнеслись над озером, отразились от берегов, растворились в тишине северной ночи.
Так родилась легенда о мастере Несторе, который построил чудо-церковь и бросил свой топор в озеро, сказав, что подобной больше не будет.
**Деревня Великая Губа. Осень 1718 года**
Нестор вернулся домой в начале осени. Жена Домника встретила его с удивлением.
— Что это ты так рано? Обычно до зимы работаешь.
— Кончил работать, — спокойно ответил Нестор.
— Как это — кончил? Молодой еще, здоровый.
— Главное дело сделал. Больше строить не буду.
Домника всплеснула руками.
— Да что с тобой? С чего мы жить-то станем?
— Денег немного есть. Царь наградил. Да и хозяйство у нас хорошее — прокормимся.
— А если денги кончатся?
— Не кончатся. А если кончатся — что-нибудь придумаем. Не пропадем.
Но Домника была женщиной практичной и такие разговоры ее не успокаивали.
— Нестер, ты сам-то понимаешь, что говоришь? Плотник, который плотничать не хочет? Это же смешно!
— Пусть смешно. Я не просто плотник — я зодчий. А зодчему не пристало обычные дома строить после того, как церковь создал.
— Какая разница — зодчий или плотник? Работа есть работа.
Нестор вздохнул. Объяснить жене свои чувства было трудно. Она не понимала, что значит для художника создать шедевр. После такого творения все остальное кажется мелким, недостойным.
— Домника, попробуй понять. Я всю жизнь шел к тому, чтобы построить эту церковь. Она — вершина моего мастерства. После нее я уже ничего лучшего не создам.
— Откуда знаешь? Может, создашь.
— Нет, не создам. Чувствую. Силы уже не те, и вдохновение не то. Эта церковь взяла из меня все.
Домника не понимала, но спорить не стала. Знала характер мужа — если решил, переубедить трудно.
**Кижи. Зима 1718-1719 годов**
Всю зиму Нестор ездил на остров. Несмотря на морозы и снега, он чувствовал потребность видеть свое творение, следить за тем, как оно переносит первую зиму.
— Нестер приехал! — радовались кижские крестьяне. — Как дела, мастер? Церковь-то как?
— Хорошо стоит, — отвечал Нестор. — Крепко стоит. Никаких проблем.
И действительно, церковь прекрасно перенесла зимние испытания. Снег лежал на куполах ровным слоем, не создавая лишней нагрузки. Ветры не смогли расшатать конструкцию.
— Правильно рассчитал, — с удовлетворением думал Нестор. — Все учел.
Часами он мог стоять рядом с церковью, любуясь ее совершенными формами. В разное время суток, при разном освещении она выглядела по-разному, открывала новые грани своей красоты.
— Живая, — говорил он сам себе. — Настоящая, живая.
К нему подходили люди — приезжие, местные жители. Все хотели поговорить с создателем чуда.
— Мастер Нестор, а правда, что вы больше строить не будете?
— Правда.
— Почему?
— Потому что больше нечего. Все, что хотел сказать, — сказал в этой церкви.
— А если большие деньги предложат?
— Не нужны мне большие деньги. Нужно было только одно — построить эту церковь. Построил.
— А не жалко бросать ремесло?
Нестор задумывался над этим вопросом.
— Жалко, — честно отвечал он. — Но что поделаешь? Художник должен знать, когда остановиться. Иначе можешь испортить все, что создал.
Люди не всегда понимали его ответы, но уважали решение мастера.
**Весна 1719 года**
Весной случилось то, чего все боялись. Во время сильной бури один из малых куполов дал трещину. Не большую, но заметную.
— Нестер! — прибежал к нему церковный староста. — Беда! Купол треснул!
Нестор примчался на остров в тот же день. Осмотрел повреждение, подумал.
— Ничего страшного, — сказал он. — Дерево слегка дало усадку, вот и появилась щель. Можно исправить.
— А ты исправишь?
— Исправлю. Это же моя церковь. Не могу бросить ее в беде.
Он взял инструменты у местного плотника и аккуратно заделал трещину. Работал долго, тщательно, добиваясь идеального результата.
— Теперь порядок, — сказал он, завершив работу. — Больше таких проблем не будет.
— А если еще что случится?
— Если что — приезжайте. Пока жив — буду приезжать, помогать.
— Спасибо, Нестер. Знаем — ты церковь свою не бросишь.
И правда, не бросил. До конца жизни Нестор заботился о своем творении. Приезжал каждую весну, проверял состояние конструкций, делал мелкий ремонт.
**Кижи. 1750 год**
Прошло больше тридцати лет с момента завершения строительства. Преображенская церковь стала знаменитой на всю Россию. О ней писали в книгах, ее изображали на картинах.
Нестору было уже за семьдесят. Старик, седобородый, но еще крепкий и ясноумный. Каждое лето он приезжал на остров, осматривал церковь.
— Как дела, красавица? — говорил он, поглаживая рукой бревна сруба. — Как служишь?
Церковь стояла прочно. За тридцать лет ни одного серьезного повреждения, ни одной значительной поломки. Только мелкие недочеты, которые Нестор тут же исправлял.
— Хорошо я тебя построил, — говорил он с удовлетворением. — На века построил.
К нему подходили молодые плотники, просили поучить мастерству.
— Дедушка Нестор, расскажите, как такую церковь строить!
— Никак, — отвечал старик. — Такую больше не построить.
— Почему?
— Потому что для этого нужна особая душа. А таких душ больше не рождается.
— А нас можете научить хотя бы простому строительству?
— Могу. Но это уже не то. Вы будете хорошими плотниками, а не зодчими.
— В чем разница?
— Плотник строит дома, а зодчий создает красоту. Чувствуете разницу?
Молодые люди не всегда понимали, но слушали с уважением. Для них старый Нестор был живой легендой, человеком, который совершил чудо.
**Кижи. 1760 год**
В 1760 году на острове началось строительство новой церкви — Покровской. Она должна была составить пару Преображенской, создав единый архитектурный ансамбль.
Нестору было уже восемьдесят лет, но он внимательно следил за работой.
— Кто проект делал? — спросил он у мастера, руководившего строительством.
— Я, дедушка Нестор. По старинным образцам.
— Покажи.
Нестор изучил чертежи, походил вокруг начавшегося сруба.
— Неплохо, — сказал он. — Простенько, но хорошо. Главное — чтобы с моей церковью гармонировала.
— А гармонирует?
— Пока да. Смотри только, чтобы пропорции не нарушить. Твоя церковь должна дополнять мою, а не спорить с ней.
— Понял, дедушка. Будем стараться.
— И правильно. Красота должна быть во всем.
Покровская церковь строилась два года. Нестор регулярно приезжал, давал советы, иногда сам брался за инструмент, показывая, как лучше сделать ту или иную деталь.
— Руки еще помнят, — говорил он, ловко обрабатывая бревно. — Сорок лет не работал, а руки помнят.
Когда Покровская церковь была готова, получился действительно красивый ансамбль. Две церкви — величественная Преображенская и скромная Покровская — прекрасно дополняли друг друга.
— Хорошо получилось, — сказал Нестор. — Теперь Кижи — настоящий шедевр.
**Великая Губа. 1770 год**
Старый мастер Нестор умер дома, в своей деревне, в возрасте восьмидесяти пяти лет. Умер тихо, спокойно, как и жил последние годы.
Перед смертью он попросил сына Михаила:
— Съезди на Кижи, посмотри на церковь. Если что не так — исправь.
— Хорошо, батюшка. А вам самим не съездить?
— Нет, сынок. Силы уже не те. Да и не надо. Я знаю — церковь стоит хорошо. Чувствую.
— Откуда знаете?
— А у нас с ней связь особая. Она — часть моей души. Если бы с ней что случилось, я бы почувствовал.
Михаил съездил на остров после похорон отца. Церковь стояла прочно, все купола на месте, никаких повреждений.
— Хорошо построил батюшка, — сказал он церковному старосте. — На века построил.
— Дай Бог, чтобы века простояла, — ответил староста. — Такую красоту беречь надо.
**Эпилог. Память веков**
Прошло два с половиной века с момента завершения строительства Преображенской церкви. Она пережила войны и революции, пожары и бури, забвение и славу.
В годы советской власти церковь стала музеем. Ее изучали архитекторы, реставраторы, искусствоведы. О ней писали книги, снимали фильмы.
В 1990 году Кижский погост был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Теперь это чудо русского зодчества охраняется всем человечеством.
Туристы со всего мира приезжают посмотреть на творение мастера Нестора. Многие спрашивают гидов:
— А правда, что церковь построена без единого гвоздя?
— Правда, — отвечают гиды. — Весь храм держится на врубках и нагелях.
— А кто ее строил?
— Мастер Нестор Плотников. По легенде, он бросил свой топор в озеро со словами: "Не было, нет и не будет такой!"
— И больше таких не строили?
— Больше не строили. Эта церковь — единственная в мире.
Посетители фотографируются на фоне двадцатидвухглавого чуда, пытаясь запечатлеть его необыкновенную красоту. Но никакие фотографии не могут передать того ощущения, которое возникает при виде живого храма.
Только стоя рядом с творением мастера Нестора, можно почувствовать силу человеческого гения, способного создавать чудеса.
В 2000-х годах началась большая реставрация храма. Специалисты бережно заменяли поврежденные временем бревна, восстанавливали лемех на куполах.
— Мы работаем теми же методами, что и триста лет назад, — говорили реставраторы. — Никаких современных материалов, только дерево и традиционные технологии.
— А трудно воссоздать работу древних мастеров?
— Очень трудно. У них был особый дар, особое чувство дерева. Мы можем повторить, но не превзойти.
И это правда. Современные мастера при всем своем умении и знаниях не могут создать ничего подобного Преображенской церкви. Эпоха великих зодчих ушла навсегда.
Но память о них жива. Жива в камне и дереве, в легендах и преданиях, в восхищении людей, которые и сегодня приезжают на остров Кижи, чтобы прикоснуться к чуду.
Церковь мастера Нестора стоит уже триста лет. И, если люди будут ее беречь, простоит еще века. Как завещал ее создатель.
Потому что настоящая красота бессмертна. А то, что создано с любовью и мастерством, переживает своих творцов и становится достоянием всего человечества.
---
Часть вторая. ВРЕМЯ
Глава 6. Эпоха перемен
**Санкт-Петербург. 1714 год**
В то время, когда на далеком острове Кижи мастер Нестор закладывал основание своей удивительной церкви, в новой столице России царь Петр Алексеевич принимал шведского посла.
— Ваше величество, — говорил посол граф Гилленборг, — король Карл готов обсуждать условия мира.
— После Полтавы? — усмехнулся Петр. — Несколько поздновато, граф.
Россия победила в Северной войне. Балтийское море стало русским, а новая столица — Санкт-Петербург — должна была показать всей Европе мощь обновленной империи.
— Ваше величество, — вмешался в разговор князь Меншиков, — из Архангельска донесение пришло. Там, в Заонежье, мастер какой-то церковь необычную строит.
— Какую церковь? — заинтересовался Петр.
— С двадцатью двумя куполами, государь. Без единого гвоздя.
— Двадцать два купола! — царь отложил документы. — Да что за мастер такой искусный?
— Нестор Плотников зовут. Говорят, гений настоящий.
Петр задумался. Он любил все необычное, новаторское. И если где-то в глухом Заонежье простой плотник создавал архитектурное чудо, это заслуживало внимания.
— Пусть донесут подробно, как дело идет, — приказал он. — И если правда такая церковь получится — мастера наградить.
Эпоха Петра была временем больших перемен. Старая, боярская Русь уходила в прошлое. На смену ей приходила новая империя — европейская по форме, но русская по духу.
И в этой империи находилось место всему — от европейских дворцов Петербурга до деревянных церквей Заонежья. Главное, чтобы это было сделано мастерски, с душой.
**Архангельск. Дом воеводы. 1715 год**
Архангельский воевода Петр Апраксин читал очередное донесение о строительстве церкви на Кижах.
— Примечательное дело, — говорил он дьяку Василию Татищеву. — Мастер этот, Нестор, действительно что-то необыкновенное создает.
— А не опасно ли, ваше превосходительство? — осторожно спросил дьяк. — Вдруг людей от правильной веры отвращает?
— Какое отвращение? — удивился воевода. — Церковь строит, а не капище языческое. Пусть строит. Государю такие мастера нужны.
— А местное духовенство как смотрит?
— Одобряет. Архиепископ Варнава сам ездил освящать, хвалил очень.
Татищев кивнул. Если высшее духовенство одобряет, значит, дело правое.
— А деньги на строительство откуда? — поинтересовался он.
— Народ собирает. И купцы помогают. Говорят, богач Строганов тысячу рублей пожертвовал.
— Строганов? — удивился Татищев. — Но он же в Перми живет, далеко от Кижей.
— Далеко, да слава о церкви уже по всей России идет. Говорят, чудо такое строится, что лучше нигде нет.
И действительно, слава о кижской церкви распространялась быстро. В те времена, когда не было ни газет, ни быстрых средств сообщения, новости передавались от человека к человеку. И новость о том, что где-то строится невиданная церковь, будоражила воображение людей.
Купцы, ездившие по торговым делам, рассказывали о ней в разных городах. Священники упоминали в проповедях как пример благочестия. Чиновники докладывали начальству.
Так формировалась легенда еще при жизни мастера Нестора.
**Москва. Новодевичий монастырь. 1716 год**
В Новодевичьем монастыре доживала свои дни царевна Софья, сестра Петра I. Когда-то она правила Россией, но теперь была заточена в монастыре и могла только молиться да вспоминать прошлое.
К ней изредка приходили вести из внешнего мира. Одну из таких вестей принесла игуменья Евфросинья.
— Матушка Софья, — сказала она, — удивительное дело в Заонежье происходит. Мастер тамошний церковь строит с двадцатью двумя куполами.
— Двадцать два купола? — удивилась Софья. — И для чего столько?
— Для красоты, матушка. Говорят, диво дивное получается.
Софья задумалась. В молодости она любила архитектуру, интересовалась строительством храмов.
— А как мастера зовут?
— Нестор Плотников. Человек простой, но талантливый очень.
— Нестор... — повторила Софья. — Хорошее имя. Святое. А церковь правда хороша?
— Говорят, лучше нигде нет. Даже государь внимание обратил.
— Ну что ж, — вздохнула Софья, — хорошо, что есть еще на Руси мастера. Пусть строят красоту, пусть радуют людей.
Она не знала, что простой плотник из Заонежья создает произведение, которое переживет и царей, и их споры, и саму эпоху. Что его церковь будет стоять века, когда от всех политических страстей того времени останется только память.
**Киев. Киево-Печерская лавра. 1717 год**
В древней Киево-Печерской лавре архимандрит Варлаам принимал гостей — монахов из северных монастырей.
— Отче, — рассказывал один из них, инок Серафим из Соловецкого монастыря, — видел я в Заонежье чудо дивное. Церковь там строится такая, каких не бывало.
— Какая же? — заинтересовался архимандрит.
— С двадцатью двумя куполами, отче. И все без единого гвоздя сложена.
— Двадцать два купола... — задумался Варлаам. — А не многовато ли? Не суетность ли мастера?
— Не суетность, отче. Видел я эту церковь — красота неописанная. Душа радуется, на Бога взирая.
— Ну, если душа радуется — значит, дело богоугодное. Кто же мастер?
— Нестор зовут. Плотников сын. Человек богобоязненный, работает как молится.
Архимандрит кивнул. В те времена церковь была не только местом молитвы, но и центром культуры, искусства. Хорошие мастера ценились высоко, их работы становились предметом гордости.
— А далеко ли ехать до этих Кижей? — спросил он.
— Далеко, отче. Но оно того стоит. Такой красоты больше нигде не увидишь.
— Может быть, когда-нибудь удастся съездить, — мечтательно сказал Варлаам. — Посмотреть на дело рук человеческих, во славу Божию сотворенное.
**Вологда. Архиерейский дом. 1718 год**
Епископ Вологодский Павел принимал доклад о состоянии епархии. Среди прочих новостей его помощник упомянул о кижской церкви.
— Владыка, из Заонежья известие пришло. Церковь там достроили, с двадцатью двумя куполами.
— Достроили? — Павел отложил бумаги. — И как, хороша?
— Говорят, чудо дивное. Народ со всех концов ехать стал смотреть.
— А не становится ли она предметом суеверий? Не молятся ли ей как чудотворной?
— Нет, владыка. Молятся в ней Богу, как положено. Просто красота ее людей притягивает.
Епископ задумался. Красота церкви — дело хорошее. Она возвышает душу, помогает молитве. Но важно, чтобы люди через красоту земную приходили к красоте небесной.
— А мастер что? Не зазнался ли?
— Нет, владыка. Говорят, скромный очень. Даже топор свой в озеро бросил, сказав, что больше строить не будет.
— Мудро, — одобрил епископ. — Знает меру. Это признак истинного мастера — понимать, когда остановиться.
— А не съездить ли нам посмотреть на эту церковь? — предложил помощник.
— Съездить... — Павел подумал. — Пожалуй, стоит. Увидеть своими глазами, что народ так волнует.
Так весть о кижской церкви расходилась по всей России. От Архангельска до Киева, от Москвы до Вологды — везде говорили о чуде, созданном простым плотником.
**Великий Новгород. Софийский собор. 1719 год**
Архиепископ Новгородский Феодосий служил литургию в древнем Софийском соборе. После службы к нему подошел соборный протопоп Иоанн.
— Владыка, паломники из Заонежья приезжали. Рассказывают о новой церкви, что там построили.
— Какой церкви? — Феодосий снимал праздничные ризы.
— На острове Кижи, владыка. Говорят, мастер местный создал чудо архитектурное — двадцать два купола в одной церкви.
— Двадцать два? — удивился архиепископ. — Не многовато ли? Наша София — и та с пятью куполами стоит тысячу лет.
— А эта, говорят, еще красивее нашей получилась.
Феодосий нахмурился. Сравнение с древней Софией казалось ему дерзким.
— Красота — дело хорошее. Но древность и святость важнее. Эта церковь может и красива, да молода еще. Посмотрим, как время ее испытает.
— А все же интересно было бы посмотреть, — робко заметил протопоп.
— Интересно, — согласился архиепископ. — Но у нас и здесь дел достаточно. Пусть другие ездят любопытство удовлетворять.
Однако, оставшись один, Феодосий долго думал о далекой церкви. Что это — проявление Божественного дара или человеческая гордыня? Время покажет.
**Соловецкий монастырь. 1720 год**
На Соловецких островах, в суровом северном монастыре, игумен Иринарх читал письмо от архангельского архиепископа.
"Преподобный отче, — писал владыка Варнава, — доношу до Вашего сведения о дивном событии в нашей епархии. На острове Кижи освящена церковь Преображения Господня, созданная мастером Нестором Плотниковым. Церковь сия имеет двадцать два купола и построена без единого железного гвоздя, по древнему обычаю. Красота ее превосходит всякое описание. Народ стекается отовсюду для поклонения и любования. Прошу Ваших святых молитв о сохранении сего дива для будущих поколений".
Игумен Иринарх был человеком строгим, не склонным к восторгам. Но и он понимал значение происходящего.
— Брат Никодим, — позвал он келаря, — знаешь ли ты что о церкви на Кижах?
— Слышал, честный отче. Говорят, диво дивное там сотворилось.
— А не слышал ли, что за человек этот мастер Нестор?
— Человек, говорят, простой, богобоязненный. Всю жизнь церкви строил, а эту последнюю как венец создал.
— Последнюю?
— Да, отче. Говорят, топор в озеро бросил, строить больше не хочет.
Игумен задумался.
— Знает меру, значит. Это добрый знак. Гордые мастера обычно до конца работают, все больше славы ища. А этот остановился на вершине. Мудро.
— А не съездить ли кому из братии посмотреть?
— Съездить... — Иринарх посмотрел в окно на суровое Белое море. — Пожалуй, брат Серафим мог бы. Он в зодчестве разбирается, оценит по достоинству.
Так было решено отправить монаха Серафима в Кижи. Его рассказ потом стал одним из первых письменных свидетельств о церкви.
**Кижи. Лето 1720 года**
Монах Серафим приплыл на остров в ясный летний день. То, что он увидел, превзошло все ожидания.
Двадцатидвухглавая церковь стояла на зеленом холме как сказочный корабль. В лучах солнца осиновый лемех куполов сиял серебром, создавая ощущение неземной красоты.
— Господи, — прошептал монах, — что же это такое?
Он долго ходил вокруг церкви, рассматривая ее с разных сторон. Каждый ракурс открывал новые грани красоты. Казалось, мастер учел все — и игру света, и особенности местности, и восприятие издалека и вблизи.
— Брат, ты откуда? — подошел к нему местный житель.
— Из Соловков, — ответил Серафим. — Игумен прислал посмотреть на вашу церковь.
— А что, до Соловков дошла слава?
— Дошла. По всей России теперь знают про вашу церковь.
— Вот это да! — удивился крестьянин. — А мы думали — местное дело.
— Нет, не местное. Это достояние всей Руси. Такой красоты больше нигде нет.
Серафим провел на острове три дня. Ходил в церковь на службы, беседовал с местными жителями, делал зарисовки. Все это потом легло в основу его подробного отчета.
"Церковь сия, — писал он игумену, — есть истинное чудо зодчества. Мастер, создавший ее, обладал даром от Бога. Красота ее не земная, а небесная. Стоя рядом с ней, чувствуешь присутствие Всевышнего".
**Москва. Красная площадь. 1721 год**
На Красной площади, рядом с древними соборами Кремля, шла торговля. Купцы из разных городов предлагали свои товары, обменивались новостями.
— Слышал, Афанасий Иванович, — говорил псковский купец своему московскому коллеге, — там, в Заонежье, мастер церковь построил такую, что государь сам внимание обратил.
— Какую церковь? — заинтересовался москвич.
— С двадцатью двумя куполами. Говорят, красоты неописанной.
— Да полно тебе! Двадцать два купола — это ж сколько дерева надо, сколько работы!
— А мастер не пожалел. Четыре года строил, все лучшие плотники Заонежья помогали.
— И правда красивая?
— Красивая! Я сам не видел, но люди говорят — диво дивное. Народ со всех концов ехать стал смотреть.
Такие разговоры велись по всей России. В трактирах и на ярмарках, в монастырях и боярских домах — везде рассказывали о чудесной церкви на далеком острове.
Слава ее росла с каждым годом. И хотя мало кто мог лично доехать до Кижей — дорога была далекой и трудной — все знали: где-то на севере стоит церковь, равной которой нет в мире.
**Петербург. Зимний дворец. 1722 год**
Император Петр I принимал доклады о состоянии империи. Среди многих дел упоминалась и кижская церковь.
— Ваше величество, — докладывал обер-прокурор Синода, — из Архангельской епархии получены сведения о церкви на острове Кижи. Строительство завершено, освящение состоялось.
— А, та самая, с двадцатью двумя куполами? — вспомнил Петр. — И как, получилась?
— Получилась, государь. Говорят, красоты необыкновенной.
— Хорошо. А мастер что?
— Мастер Нестор Плотников. Человек достойный, работал с усердием.
— Наградили его?
— Наградили, ваше величество. По вашему указу.
Петр кивнул.
— Правильно. Такие мастера России нужны. Пусть знают — царь их труды ценит.
Он не знал, что простой северный плотник создал произведение, которое переживет его империю и станет символом русского гения.
Глава 7. Испытание временем
**Кижи. 1770 год**
Прошло полвека с момента завершения строительства Преображенской церкви. За это время она пережила многое — бури и морозы, дожди и снега. Но стояла прочно, как в первый день.
К церкви приезжали люди разных сословий — крестьяне и купцы, священники и чиновники, даже знатные особы из столицы. Все хотели увидеть знаменитое чудо зодчества.
— Дедушка, — спрашивал внука старый кижский крестьянин Федор, помнивший еще строительство церкви, — а правда, что эту церковь по всей России знают?
— Правда, дедушка, — отвечал молодой Иван. — Вчера купцы приезжали из самой Москвы, только посмотреть на нее.
— Вот это дела! А я еще Нестора-мастера помню, как строил. Хороший был человек, работящий.
— А что с ним стало?
— Умер уже давно. В своей деревне похоронен. Но дело его живет — вон, церковь стоит.
Действительно, церковь стояла без всяких признаков разрушения. Древесина за полвека даже окрепла, приобрела особую твердость. Лемех на куполах потемнел, стал цвета старого серебра.
— А ремонт делали? — интересовались приезжие.
— Мелкий делали, — отвечали местные жители. — Дощечку где поменяют, лемешину подправят. А так — стоит как новая.
— Значит, хорошо построена?
— Очень хорошо. Мастер Нестор на века строил.
**Санкт-Петербург. Академия художеств. 1785 год**
В Академии художеств профессор архитектуры Василий Баженов читал лекцию о русском зодчестве.
— Господа студенты, — говорил он, — изучая архитектуру, нельзя забывать о наших национальных традициях. Россия дала миру много замечательных памятников деревянного зодчества.
— Василий Иванович, — поднял руку один из студентов, — а правда ли, что в Заонежье есть церковь с двадцатью двумя куполами?
— Правда, — кивнул профессор. — Преображенская церковь на острове Кижи. Уникальное произведение народного зодчества.
— А кто ее строил?
— Мастер Нестор Плотников. Простой крестьянин, но обладавший гениальным талантом.
Баженов подошел к доске и начал рисовать схему церкви.
— Видите, господа, как искусно решена здесь проблема множественности куполов. Каждый элемент связан с другими, все вместе создает единое целое.
— А можно ли повторить такую постройку? — спросил другой студент.
— Технически — можно. Но художественно — нет. Это было единственное в своем роде творение. Мастер вложил в него всю душу, все мастерство. После такой работы он уже не мог создать ничего равноценного.
— И что он делал потом?
— Бросил ремесло. По легенде, кинул свой топор в озеро со словами: "Не было, нет и не будет такой!"
Студенты переглянулись. История казалась им романтической и одновременно печальной.
— Значит, такие церкви больше никто не строит?
— Не строит, — грустно ответил Баженов. — Эпоха великих народных мастеров уходит. Теперь архитектуру изучают в академиях, строят по канонам. А те, кто творил по наитию, постепенно исчезают.
**Кижи. 1812 год**
Война с Наполеоном докатилась и до отдаленных уголков России. Хотя французы не дошли до Заонежья, война коснулась всех.
— Федот Иванович, — говорил церковный староста местному священнику, — народ волнуется. Говорят, француз идет. Не сжечь ли церковные ценности, чтобы врагу не достались?
— Какие ценности? — удивился священник. — У нас золота-серебра немного. Вся наша ценность — сама церковь.
— Вот и говорю — церковь. Может, разобрать ее, спрятать?
Священник покачал головой.
— Разобрать церковь? Да это же святотатство! Нет, Федот Иванович. Церковь — создание Божие, его и охранять будет.
— А если француз дойдет?
— Не дойдет. До нас далеко. А если и дойдет — пусть видит, что умеют создавать русские мастера.
И действительно, французы не дошли до Кижей. Более того, когда до острова дошли вести о победе русского оружия, в церкви отслужили благодарственный молебен.
— Устояла Россия, — говорили люди, — как наша церковь устояла. Значит, крепко построена.
**Петербург. Дворец великого князя. 1825 год**
Великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I, принимал доклад о состоянии провинций империи.
— Ваше высочество, — докладывал губернатор, — в Олонецкой губернии все спокойно. Особо следует отметить церковь на острове Кижи — уникальный памятник архитектуры.
— А что в ней особенного? — заинтересовался великий князь.
— Двадцать два купола, ваше высочество. Построена без единого гвоздя, стоит уже больше ста лет.
— Сто лет... И не разрушается?
— Нет, ваше высочество. Стоит прочно. Народ ее очень почитает.
Николай Павлович задумался.
— Хорошо, когда народ почитает красоту. Это признак здорового общества. Пусть береги свою церковь.
— А не стоит ли ее как-то особо взять под охрану?
— Лучшая охрана — любовь народа. Пока люди ценят красоту, она будет цела.
Великий князь не ошибся. Любовь народа действительно была лучшей охраной для церкви.
**Кижи. 1850 год**
К середине XIX века Преображенская церковь стала одной из главных достопримечательностей Русского Севера. О ней писали в путеводителях, ее изображали на картинах.
Художник Иван Билибин приехал на остров специально для того, чтобы написать церковь.
— Удивительно, — говорил он местному жителю, позировавшему для картины, — как мастера прошлого умели чувствовать красоту!
— А что тут удивительного? — простодушно отвечал крестьянин. — Нестор-то мастер был от Бога.
— От Бога?
— Ну да. Обычный человек такого не сделает. Тут особый дар нужен.
Билибин кивал, водя кистью по холсту.
— Вы правы. Такие произведения создаются не часто. Это подарок судьбы.
— А еще говорят, — добавил крестьянин, — что церковь наша особую силу имеет.
— Какую силу?
— Благодатную. Кто с добром к ней подходит, тому она помогает. Болезни лечит, беды отводит.
— И вы в это верите?
— А как не верить? Сам видел не раз.
Билибин не стал спорить. Он понимал — красота действительно обладает целительной силой. А красота кижской церкви была особенной, неземной.
**Москва. Университет. 1860 год**
В Московском университете профессор истории искусств Федор Буслаев читал лекцию о народном творчестве.
— Господа студенты, — говорил он, — изучая культуру России, нельзя ограничиваться только произведениями высокого искусства. Народное творчество дало нам не менее замечательные памятники.
— Например? — спросил студент.
— Например, церковь Преображения на острове Кижи. Это шедевр мирового значения, созданный простым плотником.
— А в чем его значение?
— В том, что он показывает — истинное искусство не зависит от образования или социального положения. Талант может проявиться везде, где есть душа художника.
Буслаев подошел к карте России.
— Видите, господа, где расположены Кижи? В глухом углу Заонежья. Казалось бы, что там может быть интересного? А создано произведение, которое знает весь мир.
— И оно действительно так хорошо?
— Увидите сами, если доедете. Но могу сказать одно — таких церквей больше нет нигде.
**Кижи. 1880 год**
К концу XIX века церковь простояла уже полтора века. За это время она стала не просто памятником архитектуры, но и символом русского гения.
На остров приезжали исследователи, художники, писатели. Все хотели прикоснуться к чуду, созданному безвестным мастером.
— Скажите, — спрашивал приезжий археолог у местного старожила, — а сохранились ли какие-нибудь документы о строительстве церкви?
— Да какие документы! — отмахнулся старик. — Тогда все на память делалось. Мастер придумал, народ построил, и все.
— А имя мастера помните?
— Нестор Плотников. Это все знают. Хороший был мужик, добрый.
— А где он похоронен?
— В Великой Губе, в своей деревне. Могилка там есть, но простая. Памятник ему — вон та церковь.
Археолог посмотрел на величественную постройку.
— Да, лучшего памятника и не придумаешь.
**Петербург. Академия наук. 1900 год**
На заседании Академии наук обсуждался вопрос об охране памятников архитектуры.
— Господа академики, — говорил секретарь Академии, — предлагается составить список наиболее ценных памятников русской архитектуры для их особой охраны.
— Какие памятники предлагается включить? — спросил академик Кондаков.
— Прежде всего, соборы Московского Кремля, церкви Новгорода и Пскова, дворцы Петербурга...
— А памятники деревянного зодчества? — вмешался академик Стасов.
— Каких именно вы имеете в виду?
— Церковь Преображения на Кижах. Это уникальное произведение, аналогов которому нет в мире.
Академики переглянулись.
— Но это же деревянная постройка, — возразил кто-то. — Дерево недолговечно.
— Эта церковь стоит уже почти двести лет, — парировал Стасов. — И стоит прочно. Значит, мастер знал свое дело.
— А какова ее художественная ценность?
— Огромная. Это вершина народного зодчества, произведение гениального мастера.
После долгих дебатов было решено включить кижскую церковь в список охраняемых памятников.
— Пусть стоит, — сказал председательствующий. — Такие произведения — гордость России.
Так официально было признано то, что народ знал уже давно — церковь мастера Нестора является национальным достоянием.
Глава 8. Революционные бури
**Кижи. 1917 год**
Революционный год докатился и до отдаленных Кижей. На остров приезжали агитаторы, рассказывали о свержении царя, о новой жизни, которая должна была начаться.
— Товарищи крестьяне! — говорил один из них, выступая перед собравшимися жителями. — Долой старый мир! Долой эксплуататоров и их прислужников!
Крестьяне слушали с недоумением. До их глухого угла отголоски большой политики доходили слабо.
— А что с церковью делать будем? — спросил кто-то из толпы.
— Какой церковью?
— Да нашей, Преображенской. Говорят, церкви теперь закрывать будут.
Агитатор задумался. О кижской церкви он слышал — знал, что это знаменитый памятник.
— А эта церковь... особенная. Памятник народного творчества. Ее трогать не будут.
— А службы?
— Службы... это решать местным властям. Но церковь как памятник должна сохраниться.
Крестьяне переглянулись. Политика была им непонятна, но церковь они берегли.
**Петроград. Смольный. 1918 год**
В Смольном, ставшем центром новой власти, обсуждались вопросы культурной политики. Нарком просвещения Анатолий Луначарский принимал доклады о состоянии памятников искусства.
— Анатолий Васильевич, — докладывал сотрудник наркомата, — поступают сведения о разрушении церквей в провинции. Местные власти действуют слишком рьяно.
— Это нехорошо, — нахмурился Луначарский. — Мы боремся с религией как идеологией, но не должны уничтожать художественные ценности.
— А как быть с церквями, имеющими историческую ценность?
— Брать под охрану как памятники искусства. Например, церковь на Кижах — уникальный памятник деревянного зодчества. Ее ни в коем случае нельзя трогать.
— А если местные власти не поймут?
— Объяснить. А если не поймут — наказать. Мы строим новую культуру, а не разрушаем старую.
Так церковь мастера Нестора получила защиту новой власти. Луначарский, при всех своих политических взглядах, был человеком образованным и понимал ценность искусства.
**Кижи. 1919 год**
Гражданская война добралась и до Заонежья. Здесь воевали красные и белые, разные отряды контролировали территорию.
— Что делать с церковью? — спрашивали красные командиры у местных жителей.
— А что с ней делать? — недоумевали крестьяне. — Стоит она, никого не трогает.
— Церкви надо закрывать, попов гнать.
— Поп у нас хороший, тихий. А церковь... да ее и закрыть нельзя — она же памятник.
— Какой памятник?
— Архитектурный. Про нее во всех книжках пишут.
Командиры были людьми простыми, в архитектуре не разбирались. Но слово "памятник" их остановило.
— Ладно, пусть стоит. Только служб никаких.
— А если народ просить будет?
— Народ? — командир подумал. — А народ что скажет?
Собрали сход. Крестьяне единодушно заявили — церковь нужно беречь, службы проводить.
— Ну тогда... пусть будет, — решил командир. — Но без политики.
Так церковь пережила и Гражданскую войну.
**Москва. Наркомпрос. 1920 год**
В Наркомпросе готовился декрет об охране памятников искусства. Луначарский лично редактировал список особо ценных объектов.
— Товарищ Луначарский, — обратился к нему помощник, — стоит ли включать в список деревянные церкви?
— Безусловно. Особенно церковь Преображения на Кижах. Это шедевр мирового значения.
— Но она же религиозное сооружение...
— И что? Парфенон тоже был храмом, но это не мешает считать его памятником искусства. Церковь на Кижах создана гениальным мастером, это произведение народного творчества.
— А как быть с богослужениями?
— Это отдельный вопрос. Памятник должен сохраняться независимо от того, ведутся в нем службы или нет.
В итоговый список кижская церковь попала под первым номером в разделе "Памятники деревянного зодчества".
**Кижи. 1930 год**
К 1930 году политика государства по отношению к церкви ужесточилась. Многие храмы закрывались, священников арестовывали. Дошла очередь и до Кижей.
— Граждане, — объявил приехавший уполномоченный, — церковь закрывается. Здание передается под культурные нужды.
— А что будет с церковью? — спросили жители.
— Церковь останется как памятник архитектуры. Будет музей.
— А службы?
— Никаких служб. Религия — опиум для народа.
Местные жители восприняли это решение спокойно. Главное, что саму церковь не тронули.
— Пусть музей будет, — говорили они. — Лишь бы церковь цела осталась.
Так началась музейная жизнь кижской церкви. Первым директором музея стал молодой искусствовед Алексей Ополовников, присланный из Ленинграда.
— Товарищи, — обратился он к местным жителям, — мы будем изучать эту церковь, показывать ее людям. Помогите нам сохранить все, что связано с ее историей.
— А что нужно?
— Воспоминания старожилов, предания о мастере Несторе, рассказы о строительстве.
— Это мы можем. Дедов наших еще помним, они рассказывали.
Так началась научная работа по изучению памятника. Ополовников записывал воспоминания, делал обмеры, фотографировал детали конструкции.
**Ленинград. Академия художеств. 1935 год**
В Академии художеств проходила выставка "Народное искусство СССР". Центральное место на ней занимал макет кижской церкви.
— Товарищи студенты, — говорил профессор, — перед вами выдающийся памятник народного зодчества. Он показывает, на что способен русский народ.
— А кто его создал? — спросил студент.
— Крестьянин Нестор Плотников. Человек из народа, самоучка. Но какой талант!
— И такие мастера были многие?
— К сожалению, нет. Мастер Нестор был исключением. Гениальные люди рождаются редко.
— А сейчас есть такие мастера?
— Сейчас архитектуру изучают в институтах, работают по научным методам. Это хорошо, но... что-то утрачивается. Непосредственность, интуиция, связь с народной традицией.
Студенты молчали, рассматривая фотографии церкви. Многие из них впервые услышали о кижском чуде.
— А можно туда съездить? — спросил кто-то.
— Можно, но трудно. Место глухое, добираться сложно. Но если есть возможность — обязательно поезжайте. Такие вещи нужно видеть своими глазами.
**Кижи. 1941 год**
Началась Великая Отечественная война. Заонежье оказалось в прифронтовой полосе. Немцы наступали на Ленинград, и было неясно, дойдут ли они до Кижей.
— Алексей Викторович, — сказал Ополовникову его помощник, — может, эвакуировать церковь?
— Как эвакуировать церковь? — удивился директор музея. — Это же не картина, которую можно снять со стены.
— Ну... разобрать, увезти.
— Разобрать церковь? — Ополовников покачал головой. — Это невозможно. Такие конструкции можно разрушить, но не разобрать и собрать заново.
— Тогда что делать?
— Охранять. И молиться, чтобы война обошла стороной.
К счастью, немцы до Кижей не дошли. Линия фронта остановилась значительно южнее. Но блокада Ленинграда сказалась и на музее — не стало финансирования, сократился штат.
— Ничего, — говорил Ополовников, — переживем. Церковь простояла триста лет, переживет и войну.
**Кижи. 1945 год**
Война закончилась. В музей вернулись сотрудники, возобновились экскурсии. Но церковь за военные годы несколько обветшала — требовался ремонт.
— Товарищ Ополовников, — сказал приехавший из Москвы чиновник, — выделяем средства на реставрацию церкви. Работайте.
— Спасибо. А кто будет реставрировать?
— Найдем специалистов. Это же памятник всесоюзного значения.
— Только просьба — найдите мастеров, которые понимают деревянное зодчество. Не каждый архитектор умеет работать с такими конструкциями.
— Понимаем. Церковь уникальная, требует особого подхода.
Реставрация продолжалась два года. Заменили поврежденные бревна, обновили лемех на куполах, укрепили фундамент. Церковь снова засияла во всей красе.
— Как новая стала, — радовались местные жители.
— Не как новая, а как должна быть, — поправлял Ополовников. — Мы просто вернули ей первоначальный вид.
**Москва. Министерство культуры. 1960 год**
В министерстве обсуждался вопрос о статусе кижской церкви.
— Товарищи, — говорил министр, — церковь Преображения на Кижах — это наша национальная гордость. Предлагаю присвоить ей статус особо ценного памятника.
— А что это даст? — спросил заместитель.
— Дополнительное финансирование, особый режим охраны, приоритет в реставрационных работах.
— Поддерживаю. Такие памятники должны находиться под особой защитой.
Так кижская церковь получила высший статус охраны в СССР.
**Кижи. 1966 год**
К 250-летию церкви на остров съехались ученые, художники, журналисты. Юбилей отмечался как событие всесоюзного масштаба.
— Товарищи, — выступал на торжественном собрании академик Грабарь, — церковь Преображения — это вершина народного творчества. Она показывает, что русский народ всегда был способен на великие свершения.
— А почему такие мастера больше не рождаются? — спросил журналист.
— Изменились условия жизни, — ответил академик. — Современные мастера учатся в институтах, работают по проектам. А тогда все передавалось от отца к сыну, из поколения в поколение. Была живая традиция.
— И ее нельзя восстановить?
— Традицию можно изучить, понять, использовать отдельные элементы. Но повторить в точности — нет. Каждая эпоха создает свое искусство.
**Кижи. 1980 год**
В 1980 году на острове случилась беда — во время грозы молния ударила в один из куполов. Начался пожар.
— Пожар! — кричали люди. — Церковь горит!
К счастью, пожарные быстро потушили огонь. Но повреждения были серьезными — сгорела часть купола, пострадали соседние конструкции.
— Что теперь делать? — растерянно спрашивали местные жители.
— Восстанавливать, — твердо сказал главный реставратор Александр Попов. — У нас есть чертежи, фотографии, обмеры. Восстановим в точности.
— А материал где взять?
— Найдем. Будем искать деревья того же возраста, той же породы. Церковь должна быть восстановлена идентично.
Восстановление заняло три года. Мастера работали по старинным технологиям, используя те же приемы, что и триста лет назад.
— Получилось? — волновались все.
— Получилось, — с гордостью отвечали реставраторы. — Как будто ничего и не было.
**Петрозаводск. Областная библиотека. 1990 год**
В областной библиотеке проходила конференция "Кижи — жемчужина русского Севера". Выступали историки, искусствоведы, этнографы.
— Коллеги, — говорил доктор искусствоведения Орфинский, — изучая кижскую церковь, мы должны понимать — это не просто памятник архитектуры. Это символ русского гения.
— В каком смысле символ? — спросил кто-то из аудитории.
— В том смысле, что она воплощает лучшие черты русского характера — талантливость, упорство, стремление к красоте. Мастер Нестор создал не просто здание, а произведение искусства.
— А современное значение какое?
— Огромное. В эпоху глобализации особенно важно сохранять национальные традиции. Кижская церковь показывает, что у России есть свой неповторимый путь в искусстве.
— И что, нужно копировать старые образцы?
— Не копировать, а изучать принципы. Понимать, как наши предки решали художественные задачи. И применять этот опыт в современных условиях.
Глава 9. Новое время
**Кижи. 1991 год**
Перестройка и распад СССР коснулись всех сфер жизни. Изменилось отношение и к религии — церкви стали возвращать верующим.
— А что с нашей церковью будет? — спрашивали кижские жители. — Службы снова разрешат?
— Не знаю, — честно отвечал директор музея. — С одной стороны, это храм, в нем должны молиться. С другой — уникальный памятник, который нужно беречь.
— А нельзя и то, и другое?
— Можно, но трудно. Богослужения — это большая нагрузка на древние конструкции. Тепло, влага, колебания воздуха...
— Тогда что делать?
— Думать. Искать компромисс.
В итоге было решено проводить в церкви службы только по большим праздникам, а в остальное время использовать ее как музей.
**Москва. Правительство РФ. 1995 год**
В правительстве обсуждался вопрос о включении кижской церкви в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
— Господа, — говорил министр культуры, — церковь Преображения на Кижах достойна войти в список важнейших памятников человечества.
— А каковы критерии отбора? — спросил заместитель премьера.
— Уникальность, художественная ценность, историческое значение. По всем этим параметрам наша церковь соответствует.
— И что это даст?
— Международное признание, дополнительное финансирование охраны, приток туристов.
— Тогда подавайте документы.
В 1990 году кижская церковь была включена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Это стало признанием ее исключительной ценности для всего человечества.
**Кижи. 2000 год**
К началу нового тысячелетия церковь нуждалась в капитальной реставрации. За почти триста лет многие элементы износились и требовали замены.
— Это будет самая сложная реставрация в истории памятника, — говорил главный архитектор проекта. — Нужно заменить до 40% конструкций, сохранив при этом аутентичность.
— А как это сделать?
— Очень осторожно. Будем менять по одному элементу, чтобы не нарушить общую устойчивость. И использовать только традиционные материалы и технологии.
— Сколько времени займет?
— Лет десять, не меньше. Спешить нельзя — одна ошибка может погубить весь памятник.
Реставрация действительно растянулась на долгие годы. Мастера работали как хирурги, заменяя поврежденные части и сохраняя здоровые.
**Петрозаводск. Музей изобразительных искусств. 2010 год**
В музее открылась выставка "300 лет кижскому чуду". Были представлены документы, фотографии, модели церкви разных эпох.
— Посетители, — рассказывала экскурсовод, — часто спрашивают: почему именно эта церковь стала такой знаменитой? Ведь на Севере много деревянных храмов.
— И что вы отвечаете? — спросил журналист.
— Отвечаю: потому что в ней есть то, что редко встречается — идеальное сочетание мастерства и вдохновения. Мастер Нестор был не просто хорошим плотником, он был художником.
— А можно ли повторить такое произведение?
— Технически — возможно. Сейчас есть точные чертежи, современные инструменты. Но художественно — нет. Такие произведения рождаются раз в столетия.
— Почему?
— Потому что для их создания нужно особое состояние духа. И мастера, и общества, и времени. Все должно сойтись в одной точке.
**Кижи. 2014 год**
В 2014 году отмечалось 300-летие завершения строительства церкви. На остров съехались делегации из многих стран, ученые, туристы.
— Друзья, — выступал на торжественном собрании президент России, — церковь на Кижах — это символ творческого гения нашего народа. Она показывает, что Россия всегда была великой культурной державой.
— Ваше превосходительство, — обратился к нему директор музея, — церковь нуждается в постоянной заботе. Дерево — материал живой, требует постоянного ухода.
— Понимаю. Государство будет поддерживать этот памятник. Такие сокровища нужно беречь для будущих поколений.
В юбилейный год церковь посетило рекордное количество туристов — более 200 тысяч человек. Люди ехали со всего мира, чтобы увидеть чудо русского зодчества.
**Москва. Институт наследия. 2020 год**
В Российском научно-исследовательском институте культурного и природного наследия обсуждались современные методы сохранения деревянных памятников.
— Коллеги, — говорил ведущий специалист, — кижская церковь ставит перед нами сложные задачи. Как сохранить аутентичность и при этом продлить жизнь памятника?
— А какие есть варианты? — спросил молодой ученый.
— Несколько. Можно законсервировать церковь под специальным куполом. Можно создать точную копию для туристов, а оригинал закрыть. Можно продолжать реставрировать по частям.
— А что лучше?
— Каждый метод имеет плюсы и минусы. Консервация сохранит памятник, но лишит людей возможности его видеть. Копия решит проблему доступности, но будет уже не подлинником. Постоянная реставрация позволит сохранить и памятник, и доступ к нему, но постепенно заменит все части.
— Получается философский вопрос: что важнее — материальная подлинность или духовная?
— Именно так. И ответ на него должно дать общество.
**Кижи. Наше время**
Сегодня церковь Преображения Господня на острове Кижи продолжает стоять, как стояла триста лет назад. За это время она пережила войны и революции, смену эпох и поколений.
Каждый год сюда приезжают тысячи людей. Одни — чтобы помолиться, другие — чтобы полюбоваться красотой, третьи — чтобы изучить уникальные конструкции.
— Бабушка, — спрашивает внучка у пожилой женщины, приехавшей на экскурсию, — а правда, что эта церковь без гвоздей построена?
— Правда, внученька. Один топор да умелые руки — вот и все инструменты были.
— А как же она держится?
— А так, что мастер знал свое дело. Каждое бревнышко на своем месте лежит, каждая дощечка к другой пригнана.
— А мастера того звали как?
— Нестор. Хороший был человек, работящий.
— А где он сейчас?
— Умер он давно, девочка. Но дело его живет — вон, церковь стоит.
Старая женщина смотрит на двадцатидвухглавое чудо и думает о том, как много поколений любовались этой красотой. И сколько еще будут любоваться, если люди не забудут беречь созданное предками.
Церковь мастера Нестора — это не просто памятник архитектуры. Это свидетельство того, что человек способен создавать вечное. Что талант и трудолюбие могут победить время.
И пока стоит эта церковь, пока люди приезжают к ней с открытыми сердцами, жива связь времен. Жива память о тех, кто умел творить чудеса.
---
Часть третья. НАСЛЕДИЕ
Глава 10. Хранители памяти
**Москва. Музей архитектуры имени Щусева. 2024 год**
Доктор искусствоведения Елена Шургина стояла перед большим макетом кижской церкви и готовилась к лекции. В зале собрались студенты архитектурного института, молодые люди, для которых деревянное зодчество было экзотикой.
— Сегодня мы поговорим о вершине русского деревянного зодчества, — начала Елена Викторовна. — О церкви, которую создал простой крестьянин, но которая стала известна всему миру.
Студенты с любопытством рассматривали макет. Двадцать два купола, сложная система переходов, изящные пропорции — все это поражало воображение.
— Елена Викторовна, — поднял руку один из студентов, — а почему современные архитекторы не используют такие приемы?
— Хороший вопрос. Видите ли, деревянное зодчество требует особого мышления. Здесь нельзя просчитать все на компьютере, нужно чувствовать материал.
— А можно ли этому научиться?
— Можно, но очень трудно. Нужны годы практики, понимание традиций. А главное — особое отношение к работе. Мастер Нестор строил не просто здание, он создавал произведение искусства.
Лекция продолжалась два часа. Елена Викторовна рассказывала об истории создания церкви, о технических особенностях конструкции, о значении памятника для мировой культуры.
— А что, совсем никто не пытается работать в таком стиле? — спросила студентка.
— Пытаются. Есть мастера, которые изучают традиции, строят деревянные дома по старинным технологиям. Но до уровня мастера Нестора пока никто не дошел.
— Почему?
— Потому что нужен не только технический навык, но и художественный дар. А такие дары даются редко.
После лекции к Елене Викторовне подошла группа студентов.
— Елена Викторовна, а можно съездить на Кижи? Посмотреть на церковь своими глазами?
— Конечно! Более того, очень рекомендую. Никакие фотографии и макеты не передают всей красоты подлинника.
— А там экскурсии проводят?
— Проводят. И очень хорошие. Там работают люди, которые всю жизнь изучают этот памятник.
**Кижи. Музей-заповедник. Тот же день**
На острове Кижи старший научный сотрудник Андрей Бодэ вел экскурсию для группы иностранных туристов. Это были архитекторы из разных стран, приехавшие изучать русское деревянное зодчество.
— Ladies and gentlemen, — говорил он по-английски, — перед вами уникальный памятник XVIII века. Эта церковь была построена без единого металлического гвоздя.
— How is it possible? — удивился американский архитектор. — Как это возможно?
— Видите эти соединения? Они называются врубками. Дерево вырезается так, что детали входят одна в другую и держатся за счет трения и точной подгонки.
Туристы внимательно рассматривали конструкции. Многие фотографировали детали, делали зарисовки.
— А кто проектировал эту церковь? — спросил немецкий профессор.
— Мастер Нестор Плотников. Простой крестьянин, самоучка. Но гениальный зодчий.
— А есть ли чертежи?
— Никаких чертежей не сохранилось. Скорее всего, их вообще не было. Мастер держал проект в голове и руководил строительством по памяти.
Профессор покачал головой.
— Невероятно. В наше время без чертежей и расчетов никто не решится строить даже простой дом.
— А тогда строили. И строили прочно — вот уже триста лет церковь стоит.
— А реставрация проводилась?
— Проводится постоянно. Дерево — живой материал, требует ухода. Но мы стараемся сохранить максимум подлинных деталей.
Экскурсия продолжалась три часа. Туристы осмотрели церковь снаружи и изнутри, послушали рассказы о технике строительства, об истории памятника.
— This is masterpiece, — сказал на прощание американец. — Это шедевр. Спасибо вам за сохранение такой красоты.
**Петрозаводск. Реставрационные мастерские. Вечер того же дня**
В мастерских музея-заповедника работали реставраторы. Это были люди, посвятившие жизнь сохранению деревянных памятников.
— Иван Андреевич, — обратился молодой мастер к пожилому наставнику, — посмотрите, правильно ли я делаю эту врубку?
Иван Андреевич Воскобойников, потомственный плотник, внимательно осмотрел работу ученика.
— Неплохо, — сказал он. — Но видишь — здесь чуть-чуть криво. В таких конструкциях каждый миллиметр важен.
— А как добиться точности?
— Терпением и практикой. Я сорок лет этим занимаюсь, а до сих пор учусь.
— А вы видели, как строили старые мастера?
— Нет, это было до моего рождения. Но дед рассказывал. Он еще застал стариков, которые помнили традиции.
— И как они работали?
— По-другому, чем мы. У них не было электроинструментов, химических пропиток. Только топор, долото да понимание дерева.
Иван Андреевич подошел к окну, из которого была видна кижская церковь.
— Видишь эту красоту? Ее создали люди, которые чувствовали дерево как живое существо. Знали, когда рубить, как сушить, где какую деталь поставить.
— А можно ли восстановить эти знания?
— Частично можно. Мы изучаем старые приемы, пытаемся их применять. Но полностью восстановить традицию нельзя — слишком много утрачено.
— А жалко?
— Очень жалко. Но что поделаешь — время не повернешь назад.
Молодой мастер снова взялся за работу. Он знал — каждая деталь, которую он создает, может простоять века. Это большая ответственность.
**Архангельск. Музей деревянного зодчества "Малые Корелы". На следующий день**
В музее под открытым небом собраны памятники деревянной архитектуры со всего Русского Севера. Директор музея Нина Крайнева принимала делегацию японских исследователей.
— Мы изучаем традиционную архитектуру разных народов, — говорил руководитель делегации профессор Танака. — Русское деревянное зодчество представляет особый интерес.
— Чем именно? — спросила Нина Павловна.
— Сочетанием функциональности и красоты. Ваши мастера умели создавать не просто утилитарные постройки, а произведения искусства.
— Да, это особенность нашей традиции. Даже простой крестьянский дом старались сделать красивым.
— А вершиной, наверное, является церковь на Кижах?
— Безусловно. Это абсолютный шедевр. Мы все его изучаем, но повторить не можем.
— А пытались?
— Некоторые элементы пытались воспроизвести. Но целиком такую церковь сейчас никто не построит.
— Почему?
— Нет мастеров такого уровня. И нет той традиции, которая их воспитывала.
Профессор Танака задумался.
— А в Японии тоже есть древние деревянные храмы. Некоторым более тысячи лет. Мы их сохраняем, реставрируем, но новых таких не строим.
— Почему?
— По той же причине. Утрачена живая традиция. Есть технические знания, но нет духа эпохи.
Нина Павловна кивнула.
— Видимо, это общая проблема. Прогресс дает нам много возможностей, но что-то важное при этом теряется.
**Великий Новгород. Центр традиционной культуры. Через неделю**
В центре проходил семинар для мастеров деревянного зодчества. Съехались плотники со всего Северо-Запада — люди, которые пытаются возродить старинные традиции.
— Товарищи, — выступал руководитель семинара, — мы собрались, чтобы обменяться опытом, поучиться друг у друга.
— А есть ли смысл возрождать старые технологии? — спросил молодой мастер из Вологды. — Сейчас же есть современные материалы, инструменты...
— Смысл есть, — ответил старый плотник из Карелии. — Современные материалы хороши для современных построек. А для реставрации памятников нужны традиционные. Иначе получится не реставрация, а подделка.
— А кроме реставрации? — настаивал молодой мастер. — Стоит ли строить новые дома по старинным технологиям?
— Стоит, — включился в разговор архитектор из Архангельска. — Деревянные дома, построенные по традиционным технологиям, служат дольше современных. И красивее они.
— Но ведь это дороже и дольше?
— Дороже — да. Дольше — тоже. Но результат того стоит. Дом, построенный правильно, будет стоять века.
— А мне кажется, — сказала женщина-архитектор из Пскова, — дело не только в практической пользе. Сохраняя традиции, мы сохраняем культуру. Связь с предками.
— Правильно говорите, — поддержал ее пожилой мастер. — Когда работаешь топором, как работали деды и прадеды, чувствуешь себя частью большой традиции.
Семинар продолжался три дня. Мастера обменивались опытом, показывали приемы работы, обсуждали проблемы сохранения традиций.
— Главная проблема, — говорил руководитель в заключительном слове, — нехватка молодых мастеров. Молодежь не хочет заниматься таким трудным делом.
— А как привлечь? — спросили участники.
— Показывать красоту ремесла. Объяснять его важность. И главное — давать возможность хорошо зарабатывать.
**Санкт-Петербург. Эрмитаж. Конференция "Деревянное зодчество и современность"**
В Эрмитаже проходила международная конференция, посвященная сохранению памятников деревянной архитектуры. Участвовали ученые из России, Норвегии, Финляндии, Японии, США.
— Коллеги, — выступал академик Ополовников, — перед нами стоит сложная задача. Как сохранить памятники деревянного зодчества для будущих поколений?
— А какие основные угрозы? — спросил норвежский профессор.
— Их несколько. Во-первых, естественное старение материала. Во-вторых, климатические воздействия. В-третьих, антропогенные факторы — туризм, неправильная эксплуатация.
— А есть ли успешные примеры сохранения?
— Есть. Наша кижская церковь — хороший пример. Она стоит уже триста лет и, при правильном уходе, может простоять еще столько же.
— А что значит "правильный уход"? — заинтересовался японский ученый.
— Постоянный мониторинг состояния, своевременная замена поврежденных элементов, поддержание оптимального микроклимата.
— А финансирование?
— Это большая проблема. Сохранение таких памятников требует больших затрат. Не все государства готовы их нести.
Финский профессор поднял руку:
— А нельзя ли использовать современные технологии? Например, специальные пропитки, композитные материалы?
— Можно, но осторожно. Главное — не нарушить аутентичность памятника. Иногда современные технологии могут принести больше вреда, чем пользы.
Конференция продолжалась неделю. Ученые обсуждали различные аспекты проблемы, делились опытом, вырабатывали рекомендации.
В итоговом документе были сформулированы основные принципы сохранения деревянных памятников:
1. Максимальное сохранение подлинных элементов
2. Использование традиционных материалов и технологий
3. Регулярный мониторинг состояния
4. Ограничение туристической нагрузки
5. Подготовка квалифицированных реставраторов
**Кижи. Современность. Закат**
Вечером на острове Кижи тихо. Туристы разъехались, музейные работники закончили рабочий день. Только сторож обходит территорию, проверяя, все ли в порядке.
Преображенская церковь стоит в лучах заходящего солнца, как стояла триста лет назад. Двадцать два купола горят золотом, отражая последние лучи дня.
— Красота-то какая, — говорит сторож сам себе. — Сколько ни смотрю, не надоедает.
Он работает на острове уже двадцать лет, видел церковь в разное время года, при разной погоде. И каждый раз находил в ней что-то новое.
— А ведь простой мужик строил, — размышляет он. — Нестор-то плотник. Такой же, как мы все. А создал чудо.
Он подходит ближе к церкви, кладет руку на древние бревна.
— Стоишь, красавица. Стоишь и не сдаешься. Столько всего пережила — войны, революции, запустение. А все стоишь.
В церкви иногда проводятся службы. Сторож помнит, как звучит в ней церковное пение, как играет солнечный свет, проникая через окна.
— Для этого и строилась, — думает он. — Чтобы люди к Богу обращались. И к красоте приобщались.
Солнце садится за горизонт. Наступают белые ночи — особое время на Севере, когда светло почти круглые сутки.
— Ну, все, — говорит сторож. — До завтра, красавица. Снова туристы приедут, снова будут удивляться. И правильно — удивляться надо. Такое чудо не каждый день увидишь.
Он идет к своему дому, но несколько раз оборачивается. Церковь видна издалека — высокая, величественная, неповторимая.
**Эпилог. Вечная красота**
Прошло более трех веков с того дня, как мастер Нестор Плотников бросил свой топор в воды Онежского озера. Многое изменилось в мире за это время. Рухнули империи, прошли войны, сменились поколения.
Но церковь Преображения Господня стоит по-прежнему. Стоит как символ человеческого гения, как свидетельство того, что прекрасное бессмертно.
Каждый год к ней приезжают тысячи людей. Одни — чтобы помолиться, другие — чтобы полюбоваться красотой, третьи — чтобы изучить уникальные конструкции. Но все уезжают потрясенными увиденным.
— Как же это возможно? — спрашивают они. — Как простой человек мог создать такое чудо?
И ответ простой и сложный одновременно. Простой — потому что мастер Нестор любил свое дело, вкладывал в него душу, не жалел времени и сил. Сложный — потому что для создания шедевра нужно редкое сочетание таланта, трудолюбия, благоприятных обстоятельств и исторического момента.
Церковь на Кижах — это не только памятник архитектуры. Это урок для всех нас. Урок о том, что человек способен создавать прекрасное. Что упорство и мастерство могут победить время. Что красота — это не роскошь, а необходимость.
В современном мире, полном суеты и технологий, кижская церковь напоминает о вечных ценностях. О том, что есть вещи, которые важнее денег и славы. О том, что настоящее искусство рождается из любви.
Мастер Нестор создал свою церковь не ради награды или признания. Он создал ее потому, что не мог поступить иначе. Потому что видел красоту и хотел ее воплотить.
И эта красота живет уже триста лет. Живет в каждой линии, в каждой детали, в общем облике храма. Живет в восхищении людей, которые приезжают ее увидеть.
Будет ли она жить дальше? Это зависит от нас. От того, сумеем ли мы сохранить созданное предками. Сумеем ли передать будущим поколениям не только технические достижения, но и понимание красоты.
Церковь мастера Нестора — это завещание прошлого будущему. Завещание о том, что человек должен стремиться к прекрасному. Что нужно беречь созданное талантливыми руками. Что красота — это мост между поколениями, между эпохами, между душами.
Пока стоит эта церковь, пока люди приезжают к ней с открытыми сердцами, жива связь времен. Жива вера в то, что человек способен на великие дела.
И когда кто-то спросит: "На что способен человек?" — можно просто указать на двадцатидвухглавое чудо среди онежских вод. И сказать: "Вот на что способен человек, когда у него есть талант, воля и любовь к своему делу".
Храм без гвоздей — это храм человеческого духа. Храм веры в красоту. Храм надежды на то, что прекрасное победит все.
И пока светит солнце над Онежским озером, пока плещут волны у берегов острова Кижи, будет стоять этот храм — немой свидетель величия человеческого гения.
Не было, нет и не будет такой.
---
**КОНЕЦ**
---
*© Константин Сандалов, 2024*
*Роман "Храм без гвоздей" написан на основе исторических фактов и народных преданий о строительстве церкви Преображения Господня на острове Кижи. Образ мастера Нестора Плотникова создан на основе устных преданий и исторических данных о строителях храма.*
*Светлой памяти всех мастеров русского деревянного зодчества, создававших красоту для будущих поколений.*
Свидетельство о публикации №125061502669