Мой дед Маслак

Давно собиралась рассказать о нём — не из-за недостатка публикаций, а потому что его история очень зацепила меня. Сейчас материалов достаточно, но десять лет назад, когда я впервые наткнулась на упоминание о нём в литературных произведениях, каждый клочок информации приходилось выискивать по крупицам. Я не могу объяснить, что двигало мной в начале поиска, и где я хотела что-то найти, в 2011-2012 не было ещё никаких намёком на оцифровку документов и сайты типа Память народа, Мой полк, Мемориал. Но я всегда с интересом читала старые газеты, сборники документов, мемуары известных людей.

Тогда я рылась в интернете, пытаясь восстановить судьбу прадеда — Гаврилы Маслакова. Среди сухих справок и стандартных биографических заметок вдруг неожиданно мелькнуло, имя дед Маслак, это был сборник рассказов Исаака Бабеля под названием: Конармия. Это было уже что-то новое, я никогда не знала никаких подробностей о своём прадеде, тем более о том что он был первоконником. А с другой стороны, кого в те годы не коснулись события Гражданской войны. Тем более что на Дону проходили самые суровые бои между белыми и красными отрядами, здесь долгое время свирепствовали и анархисты и банды Мохно, Бровы и многие другие. Конечно же это объясняется тем, что жили на этих землях очень свободолюбивые и смелые люди. И это была уже другая история— где главным действующим лицом был Борис Мокеевич Думенко. Прочла залпом, даже не отрываясь. Хотя был там небольшой рассказ про деда Маслака, но прочитав его, я как будто увидела деда воочию. Хотя конечно, никогда его не видела и не могла видеть. Но этот портрет очень был похож на бабушкиного брата Ивана, а характер моей мамы, внучки деда Маслака-такой же прямолинейный, непримеримый, и обидчевый. Потом я нашла ещё очень много историй о Думенко, и везде рядом с ним был мой дед Маслак.

До войны дед Маслак объезжал лошадей на заводе Королькова — том самом, что позже станет Конзаводом имени Будённого, стоящим до сих пор на берегу Среднего Егорлыка. Первая мировая превратила его из конюха в вахмистра конной артиллерии — опытного, жёсткого, с георгиевскими крестами на груди. Когда грянула революция, он в феврале 1918-го собрал в Сальских степях, партизанский отряд из молодых казаков-добровольцев и начал громить белоказаков Попова и Краснова. К маю его бойцы влились в отряд Думенко. Так начался их совместный путь — от эскадрона до бригады, от сабельных атак до орденов Красного Знамени. В марте 1919-го Маслаков получил свою первую награду — в один день с Думенко и Будённым. К лету он уже командовал полком, а потом и целой бригадой. Красноармейцы уважали его за твёрдость и умение вести за собой.

23 февраля 1920 года в станице Багаевской арестовали человека, чьё имя гремело уже на весь Южный фронт. Борис Мокеевич Думенко — создатель первой красной кавалерийской дивизии, командующий корпусом, чьи бойцы брали Новочеркасск и громили деникинцев. Тот самый Думенко, из чьих частей выросли две конные армии — Будённого и Миронова. Теперь его обвиняли в убийстве комиссара Микеладзе, грабежах и даже антисемитизме.
К началу 1920 года Дон был «освобождён» от белых, но не от хаоса. Конники 1-й Конной, вчерашние герои, теперь грабили Ростов с таким усердием, что рабочие создавали отряды самообороны — против собственной армии. Телеграммы с мольбами о защите летели в Москву.
Власть решила действовать по-большевистски: найти виновных среди самых популярных. Думенко — идеальная мишень. Иногородний крестьянин, выбившийся в командиры, любимец донских станиц. Его арест должен был стать показательным уроком для всей конницы.

Процесс напоминал фарс. Главным обвинителем выступил Белобородов — тот самый, кто годом ранее подписал расстрел царской семьи. Стенограммы сохранили абсурдные детали: свидетели путались в показаниях, улики противоречили друг другу. Но это не имело значения.
6 марта 1920 года трибунал вынес приговор: расстрел. Вместе с Думенко на смерть шли четверо его офицеров:
- Михаил Абрамов, 26 лет, бывший штабс-капитан;
- Иван Блехерт, 26 лет, экс-штабс-ротмистр;
- Марк Колпаков, 23 года, разведчик;
- Сергей Кравченко, 29 лет, начальник снабжения.

11 мая, после формального отказа ВЦИКа о помиловании, приговор привели в исполнение. Где и как — неизвестно.

Расправа над Думенко не остановила волну насилия — лишь усилила страх. Через год его бывший соратник Маслаков поднимет восстание. Всё шло по законам жанра, революция поедала своих героев.

Осталась лишь легенда о командире, который из хуторского вахмистра стал создателем красной конницы — и был уничтожен той самой системой, которую строил. Но, война меняла не только фронты, но и людей. В ноябре 1920-го, став комдивом 4-й кавалерийской, дед Маслак впервые столкнулся с приказом, который не смог принять: карательные операции против махновцев. Его бригада отказалась. В ответ — разжалование, а затем и сфабрикованное дело о «контрреволюции». 8 февраля 1921 года Маслаков сделал выбор. Вместо трибунала — открытый бунт. «Ухожу на Дон с обиженным знаменем.»— писал он в листовках, — Мы против диктатуры коммунистов». Через три дня его объявили вне закона.

Примкнув ненадолго к повстанческой армии Махно, Маслаков уже в марте увел своих людей на юг, переименовав отряд в «Кавказскую Повстанческую армию», он двинулся к родным ставропольским степям. Две тысячи сабель, два орудия, двадцать пулеметов – этих сил хватило, чтобы прорваться к Царицыну, взять Элисту и устроить жестокую расправу над местными комиссарами.

Полгода его кавалерия, разделившись на мобильные отряды, громила красные гарнизоны, перерезала коммуникации и сеяла панику вплоть до калмыцких степей. Но в июле 1921 года удача отвернулась от повстанцев.
Официальная версия гласит: Маслака убили его же бойцы, недавно амнистированные советской властью. Якобы даже могилу безымянную показывали в степи. Но в это трудно поверить. Разве взяли бы большевики на слово? Нет, требовались доказательства – живой или мёртвый.

Скорее всего, остатки отряда просто растворились в донских хуторах. Без документов, в те лихие годы, затеряться было проще простого. А сам дед... Он ведь к тому времени был уже немолод – шестой десяток не лучшее время для вечной войны. А его более молодые соратники – разделившись на два отряда под руководством Сидорова и Капнёва (Копанёва)ещё долго тревожили красных командиров своими рейдами, пока не разделили участь всех проигравших в этой братоубийственной войне. Прочитала об этом в "Донской временник" у Олега Михайловича Антонова. И фотографию тоже нашла у него (спасибо ему за это большое), и это ещё больше подтверждает мои предположения. После своего исчезновения он поменял своё имя и забрал свою семью, сначала они жили в хуторе Глубоком, потом перебрались в Зимовники.

А рассказ Гутровой тёти Кати, которая хорошо помнила деда Григория я услышала ещё в 2006 году, в мой очередной приезд на родину, я уже тогда собирала сведения о своих предках. Она рассказывала, что умер он только в 1947-м, тихо дожив свой век, под новым именем Гаврило, в поселке Зимовники – среди взрослых детей и внуков, в хате у её родителей, Алексея Тихоновича и Пелагеи Степановны Медведевых.