И здоровьем он крепким силён...

И здоровьем он крепким силён,
И одним со мной воздухом дышит,
Может, так же в кого-то влюблён,
Соловьиное пение слышит,

И рисующей кистью на холст
Свои мысли наносит штрихами,
И, как я же, доверчив и прост,
Очарованный сердцем стихами.

Только в сердце печалью какой
Он меня, как врага, ненавидит,
И навек потерявши покой,
Брата бранью свинцовой обидит,

Будто не было дружбы вовек,
Будто не были узы тугие,
Внешне тот же, как был, человек,
Только… только в нём мысли другие,

Только смерть в руках сеет свинец,
Только бухают громом аккорды…
Холмик малый да в лентах венец,
Где был сильный, и смелый, и гордый.

Он был враг, буду ль смерти я рад?
Мне бы сердца понять полыханье,
 Разве смерти желал тебе, брат,
Был же воздух один для дыханья?

Были же соловьи и стихи,
И любви песнь осталась неспетой,
И на холст не ложатся штрихи,
И печаль кроет лиру поэта.

Не услышат сердца зов любви,
Где душа отдана зову лиха
И, озлобившись, тонет в крови,
И, где холмик, пустынно, и тихо.

Скроет злость ответ – кто виноват,
И нахлынет, нет мочи, усталость,
Мне б спросить – не ответит он, брат:
«Что родного в тебе, брат, осталось,

За что гибель ты нёс  - за металл,
За идею, что чужда и скверна?
Воздвигал ли себе пьедестал,
Не себе, но кому-то, наверно?

И никак не пойму, почему
Бьётся ненависть в душах их братских,
Мы несли в себе веру одну -
Все, что гибнем в условиях адских.

Смог же враг изворотливой мздой
Передать свою ненависть брату,
И какой-то чужою звездой
Оправдать неизбежность утраты.

Земли тех же израненных мест
Вновь руины скрывают и беды,
И холмы, и над каждым свой крест,
Там, где рядом лежат наши деды.

Вот уж тем не понять никогда,
Всё отдавшим за нас, за живущих,
Что война вновь пришла в города,
Где цвели будто райские кущи.

А теперь весь цветущий тот сад
Разорён в самой силе цветенья,
И на месте его вырос ад,
Непроглядной и призрачной тенью.