Соседки

Вышла Шера из пещеры,
На пещере слово «мать».
А в пещере три торшера,
Печка, лавка и полать.

А у печки поддувало,
Два ухвата, чугунки.
И в подпечье – их немало –
Тараканы-бегунки.

А у печки есть лежанка,
И заслонка, и чело.
И топить её не жалко,
Будет жарко – ничего.

А на печь когда залезешь –
Сухо там и горячо.
По-эрзянски скажем: «Мезе ж?»
А по-русски: «Ну, а чо?»

У пещеры встанет Шера,
Как скала или стена.
Это финская пещера,
Ну, угорская она.

Тут не только тараканы,
Тараканы-прусаки.
Тут лесные истуканы,
Чьи потомки – русаки.

Русаки – они не зайцы
Среди выбеленных льдин.
Не тунгусы и нанайцы,
А славяне как один.

Только Шера для «мон шера»,
Ну, никак не хороша.
Потому что эта Шера
Вся – дремучая душа.

И живёт она в пещере,
Камни эти ей даны.
И приходят часто к Шере
Духи, ведьмы, колдуны.

По окрестному пленэру –
Камни, сосны и вода.
Почему же эту Шеру
Так назвали? И когда?

А у всякого пленэра
Есть ценители его.
Тут живёт народ карела
Ради блага своего.

Чудь да меря – вот и счастье,
И бегите беды прочь.
А поодаль бабка Настя
Из избушки смотрит в ночь.

Хорошо у ней в избушке,
Где дрова и самовар.
У старушки две норушки
И котище Боливар.

В темноте горят торшеры,
Не лучины, есть жильё.
И Настасьюшка у Шеры
Речи слушает её.

И споют они, бывало,
Про старинные дела.
Чтобы шерсть у Боливара
Шелковистее была.

Вот и все у них пирушки,
Ведь давно не рысаки.
Две подружки и старушки,
Мыши, кот и прусаки.

На пути зерно на Млечном
Не боится зимних пург.
И в тумане, в гуле вечном –
Славный город Петербург.

Может, будет тут Мессия
Или демон будет злой.
Это матушка-Россия
Рядом с финскою землёй.

Бабка русская при Шере
Свой наладила контакт.
Ну, а слово на пещере
Вы забудьте. Это так.

202