Захорейил

Одолевает

“Хромые фразы” забавляют.
В стихах им места точно нет.
На смысл статьи они влияют
и прячут истину в секрет.

Стараюсь избегать полемик
в решенье, собственно, задач.
Открытости святой я пленник,
поборник чистоты удач.

И не противлюсь я успеху
красивой строчке на листе.
Пусть пишется хоть на потеху,
зато читается она в чисте.

Играет мысль – стихотворенье,
считайте, состоялось всё
и подкупает откровенье,
добро одолевает зло.


Признаюсь

Моё босоногое детство
осталось в деревне моей.
Начало весеннего действа
явил серебристый ручей:
журчал и сверкал, и сверкает.
Деревни давно уже нет.
По-прежнему коршун летает,
а мне там одиннадцать лет.
Берёзы шумят, улыбаясь…
…дорога под гору бежит.
И лётная жизнь состоялась
и в воздухе днями кружит.
Моё босоногое детство,
когда вероятность близка.
Признаюсь читателям честно –
нахлынула в Душу тоска
по детству и юные годы,
и лётная жизнь на износ,
и детство воздушной свободы
без чёрных и серых полос.


И слушали

Не мной забытая деревня
ушла под воду сквозь залом,
и с ней обрушились деревья,
но возродилась, став селом
на берегу Оби высоком.
Озёр сверкают зеркала,
и поросли они осокой,
в селе крапива расцвела.

Исчезла кузница и школа,
но проведён водопровод.
Организуется застолье,
над ним сияет небосвод.
Друзья мои поумирали
и кладбище растёт… растёт.
Мы собирались в клубном зале
и слушали – Бернес поёт.


Захорейил

Ветер зимний захорейил
и меня втащил в размер.
Мелкий снег в полях рассеял,
рассадил в лесу химер,
значит, осень поиссякла,
растеряла всё тепло.
Угасает листный факел,
встали листья на крыло
и летают в поднебесье,
и танцуют краковяк.
Гнётся долу мелколесье,
разыгрался ветр-пошляк,
задирает юбки сосен
и со свистом дальше мчит
в даль кромешную… вновь осень
всё в моё окно стучит.