Тонкими мазками полиглота по выученной реальности

Грустно мне, чёрт возьми. Мне казалось, что быть мне полиглотом. Языки давались мне. Но всё обернулось безликостью, немотой. Чувственность иссякла. Профессура проигнорировала мои изыскания. Я оказался в интеллектуальном тупике. Стал консервативно настроенным. А потом вообще перешёл в лагерь аполитичных индивидуумов. Хотел проводить уроки французского, но сейчас это не актуально. Вот бы выучить космический язык, ведь хочется поговорить с Богом, но где он, этот Бог всех Богов... Вне разума человеческого, вне вида Хомо Сапиенс? Вне человеческих рамок, вне земного тяготения? Об этом расскажут интеллектуалки за чашкой с кофе, напрягая мои мозговые извилины, сочащиеся соком рафинированного самообразования. Голоса созвездий утомляют, если честно. Млечный Путь - изысканная форма самовоспроизводящихся функций. Дайте мне наполнить ваши рассудочные цилиндры лингвистической истомой, дайте мне выписать все символы на ткани международного процесса, похожего на цикличный холст, у которого застыл асоциальный художник. Господь с нами и вне нас, он порой оставляет наши искорёженные души, вырванные статикой и облепленные мухами сердца. Спицы интеллектуалов приводят к повышению мощности рефлексивных заготовок внутри подсознательного торжества и выхода из причины причин и следствия всех следствий. Ось замкнулась. Лишь видимость и не более. Компьютерные модели на осколках вселенского многообразия. Математические оргазмы, вшитые в плоть алгоритмов. Я сяду за столик, выкурю сигаретку, прочитаю пару страниц из журнала о коллективной прелюдии к высшим алгебраическим тактам, послушаю Штокхаузена и отрыгну принципиальность, прочистив комнату сжатого желудка, вывихну суставы личности... К чему это приведёт, к очередной сердечной катастрофе?.. Не знаю, моя герцогиня, моя спасательница. Мои мысли замерли в операционной жалкого изготовления роботизированных конструкций и призвуков. Языковой режим оставил меня у самой пропасти, крылья покрылись пыльными наростами, зигзагами проклятий чужеродных молний. Стигматизирующие вестники нахлобучили на сгорбившиеся спины мерзкие мраморные одеяния. Выхлопы на коже и арки во рту. Вязкое послесмертие, оскорбившее биологический экзистенциальный сдвиг, пар и только, но гулко отсылающий к произвольному щебетанию адской сущности, так недалеко и до провозглашения анафемы и выталкивания искренних распятий в призме душевной акробатической впадины. Я читал Ремарка, Чехова и выпивал, подзывая доступных дам, они не отказывали, но это было спорным решением до начала перезагрузки объёмной материальной клетки вездесущего организма. Читайте Беккета и заплывайте за оригинальные концепции выверенного мироздания. Мировая история заглатывает мою речь, социальные лифты вновь не работают, элитарная закрытость напоминает о прошлом поступательном развитии. Не бойтесь движений, особенно выполненных мазками предметной кисти, Борхес резонирует со свободным волеизъявлением, похожесть на скульптуры древних идолов, которые поддались исчезновению, их заменили на иероглифы в газетной колонке. Физические законы обездвижены грамматическим оцепенением. Мифическая озабоченность мистическим анализом схватывает за голосовые струны и потрошит звуковое сопровождение. Бестолковые шаги к конечной цели синтеза... Полиглоты не нужны, как и не нужны самовлюблённые доктора философских наук, с обглоданными морщинами лбами, с язвительными характерами на дне личной трапезы. Возлюбили ли вы тех, кто отвержен самой природой?.. Я застыл в углу, обезображенном паутиной, и занимаюсь саморазрушением, самоповреждением, мозговым онанизмом. Эх, жизнь моя - жестянка. Сухие поцелуи удушают до хрипов в трахее. Гортанная привычка обновлять узелки на связках. Отчего моя голова забита болезненными выделениями всемирных сюжетов и анализирует то, что охвачено бессознательным огнём... Вечные высокие материи, идеализация дифференциального солнцестояния. Хочется нецензурно выругаться, это возбуждает, как и грёзы фетишиста в овале туннеля. Рубцы, шрамы, короста, сукровица, наледь, искомое и вырванное... Боже, я сочусь мраком до умопомрачения... Тысячу раз умираю и возрождаюсь из пепла, этакое бессмертное сознание, избежавшее эвтаназии. Сокровенность эпохальных волн приводит к вещественным открытиям, к дрожащим пальцам, к бешеным репликам внутри сознания. Я не хотел читать Библию, но в итоге прочитал. Прочитал и стал мыслить метафорами, гиперболами, усложнённое восприятие дало о себе знать. Я стал аскетом, выблевал греховную изнанку, выплюнул современное звучание, надрывность мазохистических кадров. Избавился от обнажённости своих внутренностей. Но потом я вернулся к чтению постмодернистских литературных шедевров, тут напомнил о себе радикулит внутримозговой утончённости. Меня подташнивало, как в романе Сартра. Полиглот проглотил собственный язык, эротически высунутый за минуту до атомного взрыва на страницах гигантской универсальной энциклопедии фантасмагорического нарциссического тщеславия. Я опорожнил беспечный сосуд наблюдения за животными проявлениями диковинных существ, пребывающих в искомой прострации предвосхищаемой спячки. Это было похоже на любопытное чтение Камасутры, но как давно это было. Призраки ворвались в мой тесный карцер, я закричал, теряясь в судорогах - пошли вы н****. Бесповоротное вращение детали, как части целого. Видения сопромата. Я был таким же приматом, как обезьяны, я повторял мимические пропорциональные протяжённости, подражал, лицедействовал, актёр театральной будки, создатель конвейерных вариаций кукольных внедрений в нити циркового купола. Крепкая авангардная музыка, татуировки на запястьях аутсайдера, страх перед образом раненого Христа... Страждущие куплеты моих метеоритных дождей. Я потерял своё сердечное среди растительной шелухи. Обида на интегральное бесконечное жжёт до сих пор. Я менял женщин до собственной обезличенности, до полного уединения наедине с телесным механизмом. Бурные овации затихли, богемные сцены из жизни, вывернутой наизнанку катастрофическим кодом слепого программиста... Великие лидеры и великие полководцы на архитектурных жемчужинах, на внешних колоннах. Эфемерная чувствительность локонов, свисающих с глубокого слепка молодой головы, превращающейся в старый парик. Грустно мне, особенно после того, как я выдавлю из себя мысли, чтобы продлить насыщающее удовольствие, эстетика процесса манит, как никогда. Дайте мне больше дофамина, исповедально, тонко, прогрессивно. Но я выжат, как лимон, я обесцвечен аристократическим выскабливанием. Мои волосы рано поседели и атрофировались. А способность к фантазии иссякла. Я думал, мне быть полиглотом. Но я потерял все силы. Мне невозможно бороться. Стервятники уже кружат над моим мясом, затянутым в прозрачный костюм. Возможно, восприятие языка просрочено... Простите, я увядаю. Безлюдная площадь взывает к ораторской поглощённости, да только немощь не отпускает. Но вход в параллельный простор открыт... Значит, выход есть, и это не напрасно.