Inside
сапог, исследующих лужи,
и осознать, что ты внутри,
а те, галдящие, — снаружи.
И этот шум неоспорим,
как ты, отложенный на ужин
ночной голодной тишине
и этой комнате знакомой.
Всё, что имело звук вовне,
останется в утробе дома
и будет шляться по стене
вокруг оконного проёма.
И, кажется, что нет числа
твоей обыденной рутине:
четыре каторжных угла,
ты, отбывающий повинность
в рабочей плоскости стола,
в своей дурацкой писанине,
где слово пляшет на листе,
как суицидник на верёвке.
Где в кабинетной глухоте
пустая болтовня сороки
окажется живей, чем те,
тобой написанные, строки.
Свидетельство о публикации №125061202230