Защита. Триллер. Основано на реальных событиях

         История данного эпизода из моей жизни имеет огромный предварительный период в четыре года, насыщенный не только интеллектуальными перегрузками, но и эмоциональными. Вообще сложность написания диссертации едва ли обусловлена поиском темы, отбором больных, разочарованиями от первых результатов, разрушением уже успевших сложиться профессиональных стереотипов и прочей практической рутиной. В первую очередь ты становишься пешкой на шахматной доске отдельных профессоров (или кланов), которые именно на тебе показывают противоположной стороне свое к ней отношение. Диссертант – разменная монета на рынке научных амбиций, интриг или затаенной ненависти. Планирование (утверждение темы), апробации, доклады на съездах, предзащита и, как апогей, сама защита – это рубежи психологической дестабилизации на этапах самой диссертационной работы. Но именно они и определяют твою научную профпригодность. И в конце, когда ты уже все это оставил позади, когда воспоминание о глотком виски запитой таблетке гидазепама перед последним рывком отражается на твоем лице легким подергиванием мимических мышц, предстоит еще одно испытание. Ты уже кандидат наук, но это только для тебя, твоего руководителя и ученого совета при ЛОР-институте. А для министерства – ты еще никто. Ведь ты не кафедрал, а соискатель, т.е. практический врач, по определению неспособный носить это высокое звание, не доказав свою состоятельность еще раз перед представителями Аттестационной Коллегии МОН Украины. И весь сарказм по отношению к тебе данной процедуры заключается не в том, что научную проблему по узкой специальности будут оценивать главные специалисты других хирургических направлений (гинеколог, травматолог и т.д.), а в том, что между защитой и указанной экзекуцией находится интервал от нескольких месяцев до года (а иногда и больше). Да, и как гласит статистика, процент подтвердивших крутится где-то в районе 70-80. Т.е. ты не только держишь в голове все каверзные вопросы последней битвы, но и живешь в постоянном напряжении, ожидании возможных анонимных доносов, в моральном и финансовом истощении и неопределенности…
         Снова в Киев. Я люблю верхние полки, там ты как-то более изолирован и сохраняешь личное пространство. Прошло всего три месяца и пришло «приглашение» в ВАК (старое название Аттестационной Коллегии). За это время произошло многое, многое отошло на задний план. Да, забыл. Напечатанные в местной типографии авторефераты были в свое время разосланы в различные институты, в т.ч. и в ближнее зарубежье, что-то осталось у рецензентов, оппонентов, членов Ученого Совета и присутствующих на защите слушателей, что-то подарено друзьям и знакомым… А в ВАКе они оказывается тоже должны были быть для каждого члена комиссии, т.е. 12 экземпляров для предстоящего доклада пришлось допечатать. Делов-то! Допечатал все плюс один, т.к. цвет обложки нескольких оставшихся немного отличался, и подал их после уже успешной защиты со всем пакетом документов через канцелярию в министерство. Тринадцатый оставил себе. Итак,  стук колес. Среди ночной тишины, где-то под Днепропетровском я решил освежить в памяти некоторые цифры из своего четырехлетнего труда (для завтрашнего «соответствия»). Включил фонарь и уверенным движением перевернул первую страницу… На обороте она была пуста! Т.е. абсолютно чистая! У меня потемнело в глазах. Самая важная информация –  цель исследования, материалы и методы, научная новизна и др. – все это напрочь отсутствовало. Я оцепенел. Всего через несколько часов в присутствии высокопоставленных чиновников я стану рассказывать о своей работе, а они глянут в «книжечку» и увидят в ней то же, что и я теперь: проступающую сквозь чистоту белого листа фигуру из трех пальцев. И естественно она (фига) станет моим вполне заслуженным трофеем после этого печатного плевка в сторону глубокоуважаемой публики. Мало того – я опозорю руководителя, подставлю директора Института и дальнейшее мое пребывание в отоларингологии станет успешно возможным только за пределами Украины… Спокойной ночи!..
       
          Я переживал не раз удары судьбы, но к этому был совсем не готов. В моей голове роились неоконченные фразы, обрывки мыслей и еще что-то в виде мата. Спать почему-то совсем не хотелось. Я даже не додумался спровоцировать ЖД катастрофу или носовое кровотечение и таким образом оправдать свое отсутствие и возможный перенос защиты. Я просто в состоянии торпидной фазы шока стал ждать наступления завтрашней казни как неизбежности… Прошел час или два и я решил, будь что будет. Если Бог провел меня через все испытания именно для такого финала, то как я могу что-то изменить? Оставалось довериться Промыслу и смириться. Это меня успокоило и я незаметно уснул.
        Проснулся уже в Киеве и вчерашний вегетативно-сосудистый криз ожил новым приступом пульсации где-то в области корковых центров слухового анализатора. Что делать? Я прокручивал различные варианты, которые больше напоминали нелепые оправдания ребенка, разбившего вазу, и так добрался до Министерства. Там я вам скажу еще та обстановочка. Нервозность витает на подходе. Серые стены сталинской постройки с официальными вывесками мне почему-то напомнили никогда не виденную «Лубянку». Внутри уже было человек десять-двенадцать таких же соискателей. Комиссия была в сборе, но заседание еще не началось. Я сел в дальнем углу и стал молиться. О чем не помню, но лейтмотив – достойно встретить «смерть». Вышла секретарь и проверила алфавитный список присутствующих. Я на «Б», т.е. почти в начале. Как сквозь туман сейчас вижу молчаливые движения людей в коридоре. И тут секретарь сказала, что заседание переносится на 11.00 (кто-то задерживался). А это еще два часа… Или… Это целых два часа! У меня созрел план и я рванул в метро. По дороге узнал, где находится типография. Каких-то четверть часа и я на месте. Но на «вертушке» меня не пустили, разрешив только по внутреннему телефону услышать от кого-то официальный отказ. У дежурного удалось узнать, что есть приватная типография и не теряя надежды я поехал туда. Кроме отчаянной целеустремленности, обратного билета и сотни гривен на еду у меня с собой ничего не было. Но была уверенность в победе. Оставалось еще целых полтора часа... ; В типографском цеху мне бросились в глаза знакомые логотипы на печатающихся коробках фармпрепаратов. «Помогите мне! Я знаю эту фирму!» – это единственное что смог сформулировать мой мозг в качестве аргумента. Немая сцена. По всей видимости тот крик отчаяния был настолько эмоционально убедителен, что народ подошел ко мне, как некогда рабочие Путиловского завода к Ильичу на картине ученика Репина – Исаака Бродского. Подтянулось руководство. Сбивчиво и кратко, но по всей видимости вполне доходчиво я обрисовал ситуацию. «Хорошо, мы Вам поможем!» – блеснул первый луч надежды. «Давайте флэшку и заходите завтра»… У меня не было не только флэшки и времени до завтра, у меня не было и представления о процессе верстки, форматировании и прочих особенностях типографской деятельности. У меня было только «четыре года работы коту под хвост», и это оказалось намного значимее…
      Через электронную почту на компьютере директора я скачал файл. Все работы прекратились и цех стал переориентироваться на автореферат диссертации неизвестного им доктора, к которому все без исключения прониклись человеческим состраданием. Это было чудо! Сам начальник скреплял и обрезал еще теплые типографские оттиски и через два часа у меня в руках были заветные экземпляры. Я светился от счастья, но не мог ничем кроме слов признательности отблагодарить этих добрых людей! Разумеется в последствии это было сделано посредством все той же фармакологической компании, но тогда я на себе прочувствовал, что такое бескорыстность.
        Еще полчаса и мокрый насквозь я вбегал по лестнице в министерство. Ум рисовал вариант замены бракованных авторефератов через секретаря, но попав внутрь стало ясно, что это невозможно даже при моем неограниченном оптимизме… Напряжение было неимоверное. Никому из уже прошедших «собеседование» ничего не говорили, и о своем счастье или трагедии они узнавали по почте спустя пару недель. Уже шли диссертанты на буку «К»... «Не появился …?» – назвали мою фамилию. «И да, если еще кто-то из мужчин войдет без галстука, пеняйте на себя! Комиссия вами очень недовольна» – этим были добиты оставшиеся в живых. А я? Я был одет в джинсы, цветную рубашку и пиджак, который создавал особый колорит коллекции провинциальной моды. Галстук (кажется черный) по дороге к двери был изъят манерой донбасского гопника у какого-то трясущегося интеллигента. И вот он, мой выход. На пороге у меня попытались отобрать рюкзак с авторефератами, но заглянув в глаза передумали и даже кажется готовы были дать немного денег. В зале трибуна и длинный стол. Меня встретили улыбкой. Взъерошенный, в джинсах и с контрастным, криво висящим галстуком мой вид наверное вполне вписывался в категорию сумасшедшего ученого. Это сыграло мне на руку: забрезжила надежда, что таковой как минимум имел право не дописать страницу. «Присяжным» раздали мои документы. Зачитали название темы, какие-то данные. Напротив сидел главный хирург страны. Мой взгляд впился в его руки, а уши кажется слышали шелест переворачивающихся страниц. Тахикардия сменилась секундной асистолией. Тот миг тянулся невыносимо долго… Я ждал, сам не знаю чего. Но вот, за первым переворотом последовал другой, потом еще один… Возврата назад не было, председатель просматривал документ и его лицо ничего не выражало. На флангах тоже было спокойно! Спустя пару минут мне стали задавать вопросы. Но разве это было самым страшным?! Ведь среди них проскакивали те, что касались информации с «пустой страницы»!...
        Положительный результат стал известен уже в поезде, но это другой рассказ. Отсутствие двухнедельных мучений было компенсаторным вознаграждением за те «хождения по мукам». Вот только глаз - нет-нет, а подергивается при воспоминании пережитого. Кстати, тот галстук потом одевал не только его хозяин, и у всех все сложилось Оk. А обладателю счастливого элемента декора я посоветовал повесить его в рамке под стеклом как талисман удачи того последнего психологического противостояния…
                18.03.2019