Легенда о пилигриме. шут джок 7

светлой памяти Дж..

Туман, густой, как шерсть овцы, стелился над ирландскими болотами.  Джок шёл один. Вокруг, поблизости, рядом – ни души.  Только крик одинокого канюка да шелест тростника на ветру. С каждым новым корявым днём, похожим на вывернутый наизнанку корень древнего дуба, Джоку всё труднее было вспомнить, как звучат голоса его друзей.  Как смеялись они,  как пели под аккомпанемент арфы, как спорили о цене за овечьи шкуры на рынке в Дублине.

Память, словно выцветшая вышивка на старом килте, тускнела. Джок тревожно думал о том, что когда-нибудь, если судьба позволит дожить до старости, встретит их вновь.  Не в пыльном Дублине,  а в каком-то ином, неведомом ему месте, где каменные дома тянутся к небу, и улицы носят странные имена:  Угол вечера и реки у Фонтанов, улицы Руби и проспекта Лиги …  И не узнают его. Не узнают глаза, помнящие лишь веселье и песни под  звёздным небом Ирландии.  Они будут проходить мимо, чужие,  как эти призрачные названия улиц,  леденящие душу своей  непостижимостью.

Под ногами хрустели осколки битой глиняной посуды, остатки якобы легендарного прошлого,  забытого и заброшенного. В тишине, нарушаемой лишь  шумом ветра,  проносились обрывки каких-то непонятных мелодий – эхо чужого,  недоступного Джоку мира.  Не ирландские песни, а что-то… иное,  кружащееся в вихре  лучшего времени ,  понятного лишь призракам  тех,  кто жил в этом  странном,  недоступном ему мире.

На перекрёстках,  воображаемых Джоком по своим  туманным воспоминаниям,  пересекались лишь тропинки,  заросшие вереском и  мхом.  Нет ни  поля Марса , ни Большой  стрелки Конюшен, ни   переулка Литейщиков .  Только бесконечные болота и  безмолвие.  И Джок,  идущий медленно, один,  в поисках  голосов  своей  утраченной  юности,  в поисках себя в  этом  забытом  Богом  уголке  Ирландии.