Легенда о пилигриме. шут джок 6

Туман, густой и холодный, как дыхание смерти, стелился над Дублином 11-го века.  Джок, скрипач, сидел на мощеной площади, прижавшись к своей скрипке, словно к любимой женщине. Его пальцы, покрытые тонким слоем грязи, скользили по натянутым струнам, извлекая печальную, пронзительную мелодию.  Мелодия эта была не просто музыкой, она была стоном древнего Леса, шепотом влажной травы, ароматом земли и грибов после дождя.

Струны скрипки, пропитанные дождем, звенели срывающимся плачем. Джок плакал вместе с ними, плакал о том, чего уже не вернуть.  О Лесе, что когда-то был его домом, о временах, когда музыка его скрипки звучала не на каменной площади, среди суеты и равнодушия, а под сенью могучих дубов, среди сплетенных ветвей и шелеста листьев. Тогда его песни были песнями самих деревьев,  песнями о рождении и смерти, о вечной смене времен года.

Теперь же его мелодии тонули в городском шуме.  Прохожие, спешащие по своим делам,  проносились мимо, не замечая ни его, ни его музыки.  "Привет, как жизнь?" –  спрашивали они,  мельком глянув на его измученное лицо.  "Ничего…" –  отвечал Джок,  голос его был таким же хриплым и безжизненным, как и его скрипка.

День за днём проходили мимо.  Город, каменная стена, дома из грубого камня – всё это оставалось глухо и неподвижно, безразлично к его скорби.  Только Лес, далекий и недосягаемый, жил своей жизнью.  Джок представлял себе его:  Лес, собирающий грибы в свою плетеную корзину, Лес, полный  таинственной и нерушимой красоты, Лес,  который помнил  его песни,  его душу,  его прошлое.  И в этом представлении, в этой мысленной связи с родным Лесом, находил он единственное утешение  в своей безрадостной, одинокой жизни.  И плакал, плакал навзрыд, пока его слезы смешивались с дождем на  уже совсем безнадежно мокрых струнах скрипки.