байки ходят давненько уже в народе

Байки ходят давненько уже в народе,
мол, чудовище страшное в чаще бродит.
Улыбаюсь, заслышав, но еле-еле,
чтоб не видел никто, как клыки белеют.
Нас там больше, чем можно себе представить,
лишь одна я сбегаю порою к маме.

Она просит остаться, но все напрасно:
мне с людьми тяжело, запах крови дразнит.
Еще миг, и пора разомкнуть объятье.
Слишком цену за встречи большую платим.
Вдруг она пострадает, коль не сдержусь я?
Для таких, как я, дома хранятся ружья.

Ей — меня провожать, пока хватит взгляда,
мне — пытаться остаться подольше рядом.
В теплых маминых пальцах мелькает пряжа,
она шапочку мне на подарок вяжет,
словно пух из небесного покрывала
белый-белый. Однажды он станет алым

и пропитанным кровью знаменьем страшным,
что сильней человечности вышла жажда,
значит, и путь домой навсегда заказан.
А пока я смотрю, как мелькает пряжа
в чужих нежных руках. У меня есть имя,
но мы с именем этим навеки сгинем,

и останется байка ходить по свету
про волков и про красного шапку цвета.
И в ней будто бы кто-то сожрал кого-то,
после кто-то открыл на него охоту —
все детали сотрет подчистую время,
и не вызнаешь правду, и не проверишь.

А кто мог бы ее рассказать, тот вроде...
то ли мертв, то ли волк, то ли в чаще бродит.