Критика. Текст хамелеон. Темперированный сонет

.






ТЕКСТ-ХАМЕЛЕОН. БЕГСТВО ОТ ОПРЕДЕЛЕНИЙ
анализ миниатюры Леонида Фокина в свете дискуссии о поэзии и прозе

                Автор: Александр БЕЛЫХ

Рассматривая два варианта прочтения миниатюры Леонида Фокина, мы сталкиваемся с проблемой, которая, будучи укоренённой в самой природе литературного текста, требует не столько разрешения, сколько тщательного герменевтического проникновения в ту зону неопределённости, где поэзия и проза, подобно двум взаимопересекающимся проекциям одного и того же художественного феномена, то сливаются в неразличимом единстве, то расходятся в радикальной оппозиции. Если первый вариант представлен как сплошной, нечленимый на стихи поток речи, лишённый видимых признаков метрической упорядоченности, то второй, напротив, демонстрирует строгую строфическую организацию (4-3-3-4) и даже схему рифмовки (aBBa CCd CCd EffE), что, казалось бы, неоспоримо свидетельствует о его принадлежности к поэзии. Однако, следуя логике современных теоретиков, начиная от Якобсона и заканчивая Дерридой, мы должны признать, что формальные критерии, сколь бы убедительными они ни казались, не могут служить абсолютным мерилом поэтичности, ибо сама сущность поэзии, если таковая вообще существует, ускользает от фиксации в каких-либо устойчивых категориях.

Структурный анализ первого варианта, где доминирует синтаксическая сложность, нарочитая фрагментарность и отсутствие регулярного ритма, позволяет отнести его к прозе, но не в аристотелевском понимании ;;;;; как «свободной речи», а скорее в том смысле, который вкладывал в это понятие Поль де Ман, утверждавший, что проза – это не отсутствие поэзии, а её иное, более интенсивное воплощение. Действительно, фразы «Из дней вываливаются одномоментно худые тени» или «спутанные ленты дорог и одичалый свет огней» обладают такой степенью семантической конденсации, которая, по Лотману, характерна именно для поэтического высказывания, где каждый образ несёт в себе избыточную смысловую нагрузку, выходящую за рамки прямого обозначения. Более того, ритм здесь, хотя и не подчинён жёсткой метрической схеме, всё же ощущается благодаря анафорическим повторам («нет чувств, нет глаз, нет веры»), аллитерациям («спутанные ленты дорог») и синтаксическому параллелизму, что, согласно Жирмунскому, сближает этот текст с ритмизованной прозой, занимающей промежуточное положение между двумя полюсами.

Второй вариант, напротив, на первый взгляд кажется безупречным примером стихотворной формы: строфика, рифма, явное членение на строки – всё это, казалось бы, должно однозначно определить его как поэзию. Однако, если применить к нему критерий Якобсона, согласно которому поэтичность определяется проекцией принципа эквивалентности с оси селекции на ось комбинации, то окажется, что рифма и строфика здесь выполняют скорее декоративную, нежели смыслообразующую функцию. Рифмы «одномоментно» – «ленты» или «ползущих» – «сущий» не создают дополнительных семантических связей, а лишь маркируют границы строк, что, в свете теории Дерриды, превращает их в пустые знаки, симулякры поэтичности, не влияющие на глубину текста. Более того, разбивка на строки местами кажется насильственной: перенос «автомобилей, медленно ползущих / по душным перекресткам» нарушает естественное течение речи, но не обогащает её новыми смыслами, что заставляет усомниться в оправданности такой структуры.

Можно утверждать, что оба варианта, при всей их внешней противоположности, существуют в едином семантическом поле, где вопрос о принадлежности к поэзии или прозе теряет свою однозначность. Если первый вариант, при отсутствии явных формальных признаков стиха, оказывается ближе к поэзии благодаря своей образной насыщенности, то второй, несмотря на строфику и рифму, в какой-то мере остаётся прозаическим, поскольку его ритмическая организация не становится органичной частью смыслопорождения. Как отмечал Мандельштам, разница между поэзией и прозой – это разница в «степени интенсивности выражения», и в данном случае оба текста, в разных аспектах, достигают этой интенсивности, что позволяет говорить о них как о гибридной форме, находящейся в пограничной зоне между двумя традиционными категориями.

Современная филология, отказавшаяся от жёстких бинарных оппозиций, скорее всего, определила бы миниатюру Фокина как лирическую прозу с элементами верлибра или, наоборот, как свободный стих с прозаизированной интонацией – в зависимости от того, какой аспект (ритмический, семантический, интенциональный) считать определяющим. Но важнее всего то, что сам факт существования двух вариантов прочтения подтверждает тезис де Мана о том, что различие между поэзией и прозой – это не объективная данность, а эффект интерпретации, порождаемый самой читательской практикой. В конечном счёте, текст Фокина сопротивляется однозначной классификации, оставаясь в той зоне неопределённости, где, по выражению Гаспарова, «исторически подвижная граница» между поэзией и прозой продолжает колебаться, ускользая от окончательных дефиниций.



=========

Леонид ФОКИН,

Вариант прочтения №1

Мне не хватает воздуха. Из дней вываливаются одномоментно худые тени, спутанные ленты дорог и одичалый свет огней автомобилей, медленно ползущих по душным перекресткам.
Отче, сущий на небесах, прими мой тихий глас о всех ущербных, нищих, неимущих, идущих без Тебя, не познающих Твоей любви. У них нет чувств, нет глаз, нет веры, нет приюта после долгих исканий жизни там, где жизни нет ни для кого. Лишь суета сует. Лишь ловля ветра. Брызги и осколки.


Вариант прочтения №2

Мне не хватает воздуха. Из дней
вываливаются одномоментно
худые тени, спутанные ленты
дорог и одичалый свет огней

автомобилей, медленно ползущих
по душным перекресткам. Отче, сущий
на небесах, прими мой тихий глас

о всех ущербных, нищих, неимущих,
идущих без Тебя, не познающих
Твоей любви. У них нет чувств, нет глаз,

нет веры, нет приюта после долгих
исканий жизни там, где жизни нет
ни для кого. Лишь суета сует.
Лишь ловля ветра. Брызги и осколки.









.