Бобыль. Рассказ

В июньский день Александра Сергеевича Пушкина рожден и мой двоюродный брат - Володя. Будучи филологом, я люблю "это наше всё" и, конечно, не забываю поздравлять одинокого Володю.

 Как это получилось, что он в глубокой старости и совсем один? Никогда об этом не думала, а сегодня как-то защемило сердце от того, что я явственно представила: он уже несколько лет совсем один, в родительском имении, посреди  вишневого сада, кур, уток и войны.
Мы не виделись очень давно и вряд ли уже увидимся. В первую очередь потому, что он никогда не делал шага навстречу, не проявлял инициативу. Остается только вспоминать...

Он жил в большом, залитом солнцем, родительском доме, бесстрастным, тихим мальчиком. Я это помню из детства. Меня привозила в тот дом бабушка Пелагея. Нас, так же бесстрастно, буднично, встречала ее дочь Таисия, или просто Тося. Моя тётка по отцу повторяла всё одно и то же при каждой встрече:"А Иван на работе. Олег спит после ночной. А Вовка уроки делает". Это про мужа и двоих сыновей.

Я заглядывала в опрятную детскую комнату, похожую на больничную палату, и находила там Вовку. Братец, действительно, среди выходного дня, в цветущую, жаркую майскую субботу корпел над уроками! Завидев меня, он как-то жалко, вяло улыбался и произносил: "Хочешь, посмотри книжки".

В доме неизменно пахло варёной бараниной. Готовился жирный борщ, который я с тех пор  не переношу. К столу нас позовут тогда, когда "Иван придет с работы, Олег проснется после ночной смены, а Вовка сделает уроки". Значит, надо было потерпеть до ужина.

От голода в гостях меня спасали вишни. Тося вручала мне небольшое ведёрко и сухо изрекала: "Иди, собирай". Это означало, что после борща могут подать вареники с вишнями!

Сначала я наедалась ягоды, а уж потом доставалось и самому ведру. Всё это гостевание мне было настолько скучным, что я убегала за границы двора на улицу и сразу находила себе друзей и подруг. А вишни продолжали киснуть в неполном ведёрке, пока Вовка не забирал их из-под деревца и относил ворчливой матери.

В 18 лет юноше Вовке пришла повестка из военкомата. На проводы в армию всё в том же доме собрались исключительно родичи. Их было не много, поэтому все уместились за овальным столом в белоснежной скатерти, на венских стульях, укрытых льняными чехлами. Как-то всё было тихо, чинно, вкусно и безрадостно. Тося, мама, в конце застолья встала и напутствовала: "Ну, Вовка, пошли. Там, в углу, рюкзак".
Бледный, худощавый и весь такой правильный Вовка безропотно встал и пошел. Служить Родине.
Возле военкомата города Губкина было и весело, и грустно. Гармонисты заливались маршем "Прощание славянки", мамаши и девчонки провожали новобранцев поцелуями и всхлипываниями. Папаши жали руки и басили: "Будь мужиком!"
Вовка стоял и переминался с ноги на ногу. Его брат Олег прокартавил: " Ну что, блат, пока. Я ос-с-служил и ты ос-с-служишь". Мой отец вспомнил про свою службу в морфлоте и изрёк: "Семь футов под килем!" Я, переборов свою врождённую скромность, подошла поближе, пожала ему руку и сказала: "Мы тебя будем ждать домой".

Вовка отдал долг Родине, выучился на историка, писал книги о Великой Отечественной, преподавал в горном техникуме. Тося, мама, изрядно иссохнув к старости и выжив из ума, не уставала повторять: " Иван на смене, Олег после ночной... Вовка готовится к урокам". Хотя, к тому времени, когда Вовке было уже 55-ть, в живых не было ни Ивана, ни Олега. И только Вовка по-прежнему "делал уроки".

Моя мама, по доброте душевной, однажды предприняла попытку познакомить Вовку с добропорядочной женщиной, из круга наших дальних родственниц.

Ее звали Надеждой. Она водила машину, руководила отделом на большом горно-обогатительной комбинате и имела своё жилье. Вовка даже решился подружить с Надеждой. Будучи мужчиной строго воспитания, Владимир предложил Надежде перебраться в его дом и зажить втроем - он, мама Тося и она.

Надежда попытала счастья в его белоснежном доме. Но недолго. Тося, мама, продолжала отправлять Вовку в детскую - "делать уроки", не замечая гостьи.
Вовка был безволен. Его Надежда так и ушла. Хотя, и были у неё чувства к доброму, безропотному человеку.

На 68-м году его жизни я не посмела назвать брата Вовкой. Солидный кандидат исторических наук, обросший бородкой, с большим кожаным портфелем в руках - Владимир Иванович Бобылёв. Поздравив Владимира с именинами, и опять пригласила приехать в гости, ближе к морю, к санаториям. И опять получила характерный для него ответ:
"Хорошо отдыхать - это лучше всего. Отдых - это смена деятельности, а подлечиться можно и в местных профилакториях, получая всевозможные процедуры. Очень трудно сейчас взять и куда нибудь поехать, хотя иногда появляются всякие мысли, но чем больше думаешь, тем больше появляются всякие причины это не делать. Надеюсь, что когда-то смогу .....".