Китаец

 
               
        Предисловие

К чему же сие откровенье?
Кому какое дело, то - чужая жизнь!
Не проще ль предать всё в забвенье,
Чем дать другим возможность то же пережить.

Исчезло если равнодушье,
И в ком-то искра интереса уж зажглась,
И гений же великодушья
Сочтёт - не зря в стихах ведь повесть родилась!

         
          Глава 1.

Рождением я Поднебесной обязан,
Я отрок широких, казахских степей.
Советской традицией крепко повязан,
Двух цивилизаций навек Одиссей!

Скитаясь, проплыл по житейскому морю,
Затихли и бури на старости лет.
И берег закатом златится - пред взором,
Как юным плутал я дорогой к себе.

И лягу спиной я в лесу на полянку.
И сок земляной я в травинке вкушу
И вспомню всё, словно совея от пьянки-
А сам высоко паутинкой лечу.

Голодным мальчишкой я бегал к Сунгари,
С такими же вольничали в Харбине.
И перед грядущей бедой мы расстались -
Там папа да фото семьи на стене.

Не мог понимать я тогда что творилось,
Уроки пятого класса сорвались,
Расстались на месяцы так получилось,
А через лет двадцать плюс шесть обнялись...

Об этом не принято помнить в Китае:
Когда заставляли гонять воробьёв.
И в школе мы рыхлую сталь выплавляли,
Мне стыдно за лозунг: "Большой скачок".

И я ненавидел "культ" Революцию,
Толкающую на бесчинство детей.
За власть, их руками, чужою волею
Сгубили где массово славных людей.

Хоть мал я, желал я Китаю то чудо,
Душой я болел, чтоб гордиться тобой.
И ты удивил, удивляешь мир снова,
Могуществен ты и прекрасен собой!

Величием горд я теперь Поднебесной.
Прости, что я чувство к тебе разделил.
Оставил часть сердца в стране я, в Советской,
И, накрепко, Русь, как тебя полюбил!

За что полюбил я Россию, не знаю,
Но только дышать без нее не могу.
К ней сердце манит, где с мечтою шагаю...
Светло мне и сложно, и вязну в снегу.

Богатством я и красотой восхищался
Восточных и южных, и западных стран,
Но без сожаления я возвращался
В "лагуну", где сам себе капитан.

Нет, хоть не в России, не здесь я родился,
Стремления гордого не растерял.
Себя здесь обрел я и тут пригодился,
И помня об этом, не раз повторял...

Ты - гордость моя и любовь, и надежда,
Какая ты - знаю не на словах.
Есть те, кто бесчестье скрывает одеждой-
О них я молился на двух языках.

Эх, люди, людишки и вы человеки -
Вьюны вы, бурьяны и чудо цветы.
Не знать бы печаль мне и радость во веки -
Не выросли б крылья мои у мечты!

Ни нации у доброты, ни границы.
На людях достойных держалась земля.
И та доброта в моем сердце хранится,
О ней благодарная песня моя!

                Глава 2.

Сквозь призму прожитых лет я китайчонком,
Средь разных людей тех эпох и времён,
Хочу рассказать уж отнюдь не мальчонкой,
С кем жить пришлось мне и чем вдохновлён.

Мы – времени и обстоятельств продукты:
Кто в гальку закатан, а кто закалён.
И как из себя вы бы не были круты,
Для всех быть хорошим никто не рождён.

Мои современники, вы очевидцы,
Вы жили эпоху холодной войны
И краха великой советской страны.
Вы новой России надежды частицы.

Мудры вы- всё знаете не понаслышке,
С юнцами любя, поделитесь огнём.
Чтоб дети детей наши счастливы были.
О , Русь! Мы одною судьбою живём!

Отец своих деток от лиха спасая,
Отправил нас к родственникам в Казахстан.
Он знал, что грядёт лихолетье Китая –
Вот поезд, прощанье, мы и чемодан.

Граница…Меняют колёсные пары,
И жизнь закрутилась уж в мире другом,
Для нас четверых ребятишек и мамы,
Где все говорили по-русски кругом.

Хрущёвская оттепель было то время
И Юрий Гагарин уж в космос слетал.
В стране коммунизм- главная тема,
Народ трудовой целину поднимал.

Июль, шестьдесят второго, Омск, на вокзале.
Сводил аромат пирожков нас с ума.
Галдели цыгане тут, как на привале.
Здесь ждал разношёрстный народ поезда.

Пытливо глядели какие-то люди.
А нам интересно, как будто в кино.
Не знаем ещё человеческой сути
И нам малолеткам сейчас всё равно.

Нас мамин брат, старший , открытой машиной,
В совхоз Боровское привёз, в Казахстан.
Приезд отмечали все радостно, «чинно»,
Затем разразился скандал-ураган.

Три брата у мамы – кричал тот, что старше,
(По – русски, конечно, не мог я понять),
Но перст указующий выражал краше:
«Чужих ты детей…зачем? Ты их мать?»

Да бедная мама, конечно, же в слёзы,
Но тихо стояла за правду свою.
Она нас любила – мальчишек приёмных,
Как дочку родную, сестрёнку мою.

Из трёх обрусевших уж маминых братьев,
Душою светлее всех был Валентин.
И жил дядька бедно с семейной ратью.
Обходчик путей он и простолюдин.

Нас вскоре под небом, зарёю объятым,
Он в пески -целинные принял к себе.
 В теплушку, вагончик со станцией рядом.
Подал и надежду на чудо в судьбе.

Обращаться по-русски мать с детства умела,
Была медсестрой на Корейской войне,
Четыре медали в награду имела,
И, как переводчик справлялась вполне.

Красивая женщина с чудо-кудрями.
О маме бы книгу суметь написать-
К превратностям стойкая, добрая с нами
И совесть, и гордость вложила ты в нас.

И сдав микробиологию экстерном,
Она уж в больнице теперь лаборант.
И к осени, хоть (показушно-любезно)
Нам дали жильё, как Советский гарант.

Строчить о тяжкой юдоли не ново…
Что было, то было… В другом моя цель:
Суметь рассказать о стране той немного,
О людях в стране, где моя цитадель.

В хорошую школу по долгим шпалам,
С братишками снова пошёл в первый класс.
Приветливо нас рассадили по партам-
Не знали по-русски ни слов мы, ни фраз.

Забавные, с чубчиками октябрята:
Значки, гимнастёрки, звезда на ремнях.
Смешно в перерывах резвились ребята.
Однажды такой инцидент был у нас.

Мы, как поражённые, молча смотрели…
Пинали ведь вместо мяча… Пирожок!
Но эти же дети отбиться сумели
От хама- для них был он очень большой.

Нежданно верзила пришёл, так случилось.
И стал китаёзами нас обзывать,
(Он видимо в классе старшем учился)
И был он доволен, что мог задирать.

Его первоклассники тут окружили…
Опешил он, силам своим вопреки.
Шумели, о чём-то ему говорили-
Затем чередой полетели плевки.

Стоял неподвижно, растерянный в круге.
Быть может, он тоже и их доставал…
Звонок, октябрята ушли на уроки,
Оплёванный больше он не приставал.

Отличные дети и памятный случай.
Я начал так людей вокруг познавать.
По-разному было: и хуже, и лучше-
Нам много чего довелось испытать…

И люди такие, узнал, я, бывает,
Когда в наш пустой дом ввалился «кацап»-
Единственное ведро забирает,
А он здоровенный, да мал я и слаб.

И всё же за ним во весь дух погнался.
У дома его, за ведёрко схватил.
Видать он отчаянием испугался
Моим, и с оглядкой ведро отпустил.

«Кацап» он по кличке, с Карпат подсказали.
Забыть про него бы и не вспоминать.
Но лучше, нам разных людей показать и
Вещей именами своими назвать.

Когда угорели мы, а нас спасали.
Узнал я какие соседи вокруг.
Рассол нам  как противоядье давали,
Укрыли от холода, да и от мук.


            Глава 3.

Посёлок Ошанино строился быстро.
Наш дом двух семейный был на пустыре.
Ни дров, ни угля, уже холодно было,
И нас повезли в интернат в ноябре.

Бескрайняя степь, белоснежной дорогой
Нас в кузове мимо совхозов везли.
И, скинув чужие тулупы, с тревогой
Мы в дверь интерната, в смятенье, вошли.

И я тот посёлок, что в крае целинном,
В земле Кокчетавской, в душе берегу.
Совхоз «Ломоносовский», там над Ишимом
И тот интернат на крутом берегу.

И Фёдор Зверёв, правдолюб, семиклассник,
Кто нас защищал, обижать не давал.
Тот сильный, курчавый, чернявый красавчик,
Кто после на тракторе поле пахал.

За занавесом в СССР по планам
Шумели, кипели вдали города.
Из-за культа Мао, как из искорки пламя
В Китае безумный бардак, а пока…

Мы крепость из снежных комков возводили
И ели припрятанные сухари,
Когда на тот берег тайком уходили.
А там за Ишимом, что хочешь, твори.

Подснежников ранней весной собирали.
Придя с воспитательницей на поля.
О Родине девочки песнь запевали-
Мне чудилась улица детства моя.

А мальчики сусликов так выгоняли,
Из нор, заливая водой из ручья.
И девочки громко забавно визжали,
Весёлая  испуганная толчея…

Я помню, какой был обед самый вкусный.
Тот после уборки картошки в полях.
Собрав, уже выкопанные  там клубни,
Обед с аппетитом ел с гулом в ногах.

По праздникам с оркестром маршировали.
Оркестр из интернатовских ребят.
А на вечеринках они же играли-
Фривольное врезалось мне: «Эй, моряк…»

Не скажешь, что там мы совсем не скучали,
Ведь дети игрой отвлекутся всегда.
Но все про себя о родных вспоминали,
Каникулы очень все ждали тогда.

Гулять за околицу часто водили,
По грейдеру и за селом на поля.
Я очень стеснялся, когда мы ходили
На людях, в строю: малышата и я.

Два года, казалось тягучими были.
Два года хотелось, как птицей назад!
Куда? Здесь учили, неплохо кормили,
Вот русский язык не давался никак!

И стал я стеснительным, тихим и робким.
От прежнего бойкого нет и следа.
И шёл по дороге судьбы я покорным
Не знал, что и мне засияет звезда!

Прошла и весна… Что там будет за летом?
«Не в третий, в четвёртый отправим тебя»-
Директор меня обнадёжил в этом,
Когда моя мама просила, моля.

Вот лето прекрасное вновь прилетело!
Как здорово, счастья у речек вобрать!
Далёк горизонт там, живая там сила,
Блаженство купаться, нырять, загорать!

А летом работал я на автобазе.
Хоть, мал я, но я помогал от души,
Там где ремонтируют ЗИЛы и ГАЗы.
Старался, как мог, пригодились гроши.

Вновь школа, учёба закончилось лето…
Директора старого перевели.
А новый: « В четвёртый? Не надо мне это…»
Обидно, конечно, что так подвели.

Решил не учиться, работать я буду.
А мать: «Будешь ты человек никакой.
Со знанием люди нужны будут всюду,
Ты будешь учиться, но в школе другой».

В шестой класс? Представил я всё в картинках…
С братишками я попрощался тогда,
И в чьих-то больших и затёртых ботинках,
Покинул родной интернат навсегда.

               Глава 4.

Кусты золочённые зашелестели.
Мне будто шептали за школьным окном:
«Напрасно два месяца так пролетели,
Сидишь, как в немом фильме, в классе шестом.

Признался об этом я чистосердечно.
Ко мне с пониманием здесь подошли.
Я сам о себе уже думал нелестно,
Но в пятом, со скрипом, дела уж пошли.

А в это же время в Советской столице,
Случились политпеременны в Москве.
Теперь в государстве нам с новой страницей
Всем с Брежневым долгонько жить во главе.

Нагрянуло, может и новое время,
Но лозунг по-прежнему всюду витал.
В стране коммунизм - главная тема.
Народ трудовой целину уж поднял.

Пока мы закончили десятилетку,
Посёлок названье сменил «Трудовой».
Теперь П.Г.Т. и райцентр- скороспелка,
Где «Куйбышевский» имя поселковой.

Я отроком солнечные дни лишь помню,
Где хлеб с маслом, с сахаром деликатес.
Порою было неспокойно и больно.
По – прежнему ждали письмо, как там отец?

Письмо уж потёртое, в рваном конверте,
Таким передали лет двадцать спустя.
Мне стало обидно, держали в секрете,
Но так передали, понять, чтоб нельзя.

Проснулась, видать, у кого-то там совесть,
Чтоб наша воссоединилась семья.
Пошла перестройка, другая уж повесть.
А за письмецо теперь, Бог им судья.

В посёлке ходил постоянно голодным.
Однажды с соседским мальчишкой играл
И сам не заметил, съел борщ их холодный,
Превкусный…. О боже, ведь будет скандал!?

Но против ожидания не дождался
Я от громкоголосой соседки скандал.
Вздохнула она, без обеда осталась.
Мне стыдно, я лучше бы не вспоминал.

Какая же память забавная штука,
Я помню о двух этажах там дома.
И двор, где ребята томились от скуки.
И музыку там, наверху, из окна.

Шла врач молодая, уж Марковна мимо.
Гремела пластинка во всю «Чёрный кот».
«Вчера в клубе был там?»- у Саши спросила.
А он станцевал новый танец чарльстон.

Ребята частенько у нас собирались,
Здесь по вечерам, где турник под окном.
И страсти, бывало, да так разгорались,
Ведь соревновались все мы с огоньком.

Средь них лишь я солнцем тогда мог крутиться,
И в школе я в почёте у физрука.
Вторым мог разрядом не детским гордиться
И фото в районной газете пока.

Я музыке очень хотел научиться,
Чтоб на аккордеоне легко мог играть.
Мечта без возможностей вряд ли случится,
Аккордами не суждено мне блестать.

Была лишь, гармошка губная, на ней я
Мелодию быстро на слух подбирал.
Но скромно она затихала, бледнела,
Когда так баян величаво звучал.

Слова дяди Павла, шутливые, помню,
Когда мне свою мандолину дарил:
«Глядишь, в ресторане сыграл виртуозно,
И двести за вечер легко получил».

Куда мне скромняге играть в ресторане?
Да и виртуозом, я, в общем не стал.
Иные задачи мне в жизненном плане,
На слух, по возможности, как-то бренчал.

Синцов, дядя Павел, на скорой - водитель.
Работала там же в больнице жена.
И дочкам пяти он хороший родитель.
Суров, но душа добротою полна.

Просил он жену, умолял он о сыне:
«Давай мы  Мария, ещё раз рискнём».
Шестая дочурка, заплакал мужчина.
Шутили по-свойски соседи о нём.

Весьма выручала, Зорька корова,
Полынью чуть пахло её молоко.
А Шарик бесился, брехал за забором,
Да славные хозяева у него.

О тёте Марусе сказать много можно.
Из сильного племени, тех русских жён,
По жизни шагают они, где всё сложно,
С улыбкой, пусть даже весь мир обречён.

И Синцовы к себе нас частенько звали.
Их баня мне зверь, я вам скажу тайком.
Но, как хорошо мы, когда силу набрали
И хлеб запивали парным молоком!

В посёлке людей замечательных много.
Казалось, за каждым окном в «Трудовом».
По зову они в Казахстан на подмогу,
Где на целине обрели и свой дом.

Приличную выделили нам квартиру,
Заботами добрых, советских людей.
Мы рады, словно, получили полмира,
И знаю не без хлопот мамы моей.

Прекрасные «бабы» главы ремзавода,
Сварливыми  были до мозга костей.
Всегда виноватым считали кого-то
И с ложью простых обвиняли людей.

С такими прожить по соседству не просто,
И жить нам на мамин оклад нелегко.
Квартиру сменили на дом у болота,
Сарай, огород были недалеко.

Здесь изгородь. Двор. С кроной необычайной.
Приветливым рос восхитительный клён.
Меня в дождь и в зной провожал, и встречал он,
И даже когда он пургой занесён.

На крыше голубчики здесь ворковали,
Птенцы их растут, я был на чердаке.
И в мшаре за домом гусей гоготанье,
И ранняя песнь петухов на заре.

Как прежде по рангу я первый помощник.
Теперь и хозяйством ещё заправлять.
Как перегружал свой позвоночник,
Не стану подробностями утомлять.

Спасала, как маленькая в море лодка.
Она лишь два месяца плыла всего.
То наша в каникулах, часть подработка,
Пусть лучше немного ведь чем ничего.

Неделю хватило нам в перевалочной базе:
Грузить стекловату, лопатой цемент.
Где женщины были и мы в той бригаде,
Проклятье той базе был наш комплимент.

Со стройкой знакомиться нам приходилось,
Где мать договаривалось обо всём.
Усилия наши спецам, чтоб годились.
А шли мы работать с братишкой вдвоём.

Вот мы и чеканим пеньковой верёвкой
В траншее стыки керамических труб,
С заделкой раствором цементным с трамбовкой,
Как только с уклоном труба ляжет вглубь.

А летом другим нас с бригадой усатых
Отправили строить дом у озерка.
Подать, принести заготовок дощатых
Весёлым тем плотникам из ПМК.*

А в следующее лето нам уже доверяли,
В совхозе доделать колодцы к домам.
Мы справились, нас на июль оставляли.
Прораб рад был, рады и мы похвалам.

И снова накрыло посёлок наш лето.
Теперь восьмилетка у нас позади.
И можно работать терпенья, коль нет.
Треть класса решила с дороги сойти.

Под солнцем калёным шли вместе с друзьями,
Работать на строящийся ремзавод.
Там спец рубероид по битуму с нами
Приклеить, «челночили» вместе заход.

Прораб за людьми к «старшине» обратился:
«Вон, два братцы-кролики, те подойдут».
Хвалил бригадир нас, и он так божился,
Что мы  работяги, что не подведут.

Вот в центре огромной, бетонной площадки:
Опалубки, сетки, бетонный экстрим.
Носились мы, как небольшие лошадки,
Но были довольны мы местом своим.

Как прежде до нас мы выдавали
Кольцо и с ним двадцать один парапет.
В жаре, ежедневно, едва успевали.
Пока не пришёл на свой пост человек.

А после девятого парни все хором,
Дрезиной мотались по пять шпал менять.
Где мреется даль путевая пред взором.
Там мастеру планы давать, принимать.

В жаре криазот, так шибало в нос едким.
Ребята мокры, что кувалдой стучат.
Им весело новые вместо ветхих,
Менять, соревнуясь, по пять шпал подряд.

Каждый раз я хватал шпалу шестую.
Братишка со мной был, ему помогал.
И вновь костыли и пластины вручную,
Вытаскивал, шпалу менять успевал.

Ведь был недоедком, теперь вспоминаю:
Силёнки откуда же у паренька?
Теперь я уже хорошо понимаю,
Что в нём сила духа есть наверняка.

Мы месяц отдыхали после работы,
Чтоб в школе учёбу нам снова начать.
А там у меня другие были заботы,
Стеснялся я в классе урок отвечать.

Ах, русский язык этот великий, богатый,
В спряжениях путался я, в падежах.
Друзья мне все тихо шептали подсказки,
Бодрила учительница, так в кивках.

Словесница наша, чей образ приятный,
Всем классом мы были в неё влюблены.
Красива, умна, льётся невероятный
Свет солнца из душевной её глубины.

Ах, школьные годы в прошедшем далёко…
И, как безмятежна, сладка та пора!
Мы были наивны, чисты там, в посёлке,
Дружили и верили в силу добра!

Ах, если бы не в шестьдесят, в том девятом…
Китай, СССР, Даманский конфликт…
Друг Витька мечтал воевать с автоматом,
А, боль у меня, что там кризис возник.

Родители в ссоре, как детям живётся?
Как мне достучаться о том до небес?
Что обе страны мне близки, их мир рвётся!
Что есть у державы лишь свой интерес?

Сияние солнца милей после бури.
И вновь нам привычные дни лицезреть
Лишь время размоет осевшие боли,
Чтоб лебедем сильным, смелым взлететь.

Привычные дни незаметно летели
В обязанностях, в миражах я мечтал.
В свободное время средь зноя, метели,
Книг много читал я, читал и читал.

Читал без разбора, что было доступно.
И в чтивах тех больше китайский язык.
Откуда их взяли те книги не помню,
К страницам потрёпанным я уж привык.

И с русского (и перевод на китайский)
«Большая семья». «Порт Артур» прочитал.
И прочую прозу…. Но, как- то однажды
Я в книге, попавшейся, пользу признал.

Была то «китайская…вся медицина»,
Написано не на чужом языке.
Я видел, там, в детстве, как иглами сильно
Помочь может - жизнь, когда на волоске.

В городе мудрый старик дал подсказку,
Когда по делам там мама была:
«Чем бегать, носиться тебе, как савраска,
Займись-ка иглотерапией сама.

Сдавать кровь и шить по ночам разве дело?
Возьми ты вот книгу, уж мне ни к чему,
Тем более курсы за это сумела
Окончить там, мне уж всё к одному».

Примерно, так дед говорил на китайском.
Слова мудреца позабыть не могу.
Спасибо ему, а совет и мне важно,
Он парус по волнам мою нёс судьбу.

Конечно, последовала мать совету.
Да и у меня появилась мечта,
Искусно лечить, перенять эстафету.
Волшебная нравилась мне суета!

Увы, только не признавали леченья
Иные в Советском Союзе тогда,
В какой институт поступать без призванья?
В строительный…? Да, стройка мне не чужда.

Теперь за плечами есть десятилетка!
Тревожная радость и бал выпускной!
И мамины слёзы, ребята и песня,
Я на мандалине сыграл вальс цветной.

Мы школу закончили в здании, в новом,
Когда два девятых смешали в один.
Мечтающая о журфаке девчонка,
Учиться со мной, проявила почин.

Вот музыка…Танец тогда объявили.
Я первым учительницей был приглашён
Она обожаемая всеми нами,
А я был скромнягой польщён и смущён.

А ночь расставания была безлунной.
Всем классом спустились на берег Ишим.
Мечта там моя, белопарусной шхуной,
Плыла от костра, за ней я, пилигрим.

Я в памяти прошлое перебираю,
Где юноше было порой тяжело.
Харбин нечета селу, что воспеваю.
Но здесь на душе мне легко и светло.

С ребятами бегали, в футбол играли,
Когда выпадали часы от забот.
На лыжах на том берегу бежали,
Охотились, случай был, как анекдот.

Дружили мы. Время незримо минуло.
Но в памяти много чего я сберёг.
Любовь там первый раз сердце коснулось.
О том я признаться, не смел и не мог.

Не чувствовал разницу я морально,
Средь сверстников был я и вовсе своим.
Но всё изменилось так официально,
Когда вид на жительство я получил.

«Вам не разрешим, ехать»- отклик был быстрый:
«Китай приравнен к кап. враждебной стране»-
Сказала в ОВИРе увядшая мымра:
«Да, даже и в ВУЗ поступать»…под дых мне.

Тут вспомнил я братья, как мне рассказали…
Со штаба с проверкой зашли в интернат.
Братишка комсоргом тогда был, сняли.
Их из комсомола вдвоём в аккурат.

Сказали, обидно, но было понятно:
«Чужой монастырь здесь, чужой и закон.
Китайцы чужие нам однозначно,
Держать, вас в рядах наших нет нам резон».

Мне, кажется, что перегнули чуть палку,
Из штаба с моими младыми тогда.
Сейчас и меня хотят бросить на свалку,
Какие-то мелкие «хозяева».

От горьких тех слов я совсем растерялся.
А мать закатила огромный скандал.
Дошла до начальника, он чуть замялся,
Наверх позвонил, получил нагоняй.

Всё это случилось в моём Кокчетаве.
А время- год семидесятый идёт.
Четыре мы друга, все в полном составе,
С надеждой к мечте сели мы в самолёт!

               Глава 5.

Нам сильно тогда повезло с самолётом,
В посёлок оказия с ним прибыла.
И в город пилот нас взял всех мимолётом,
Удачи желала родня, что пришла.

Четыре дружка на АН-2 полетели.
Что будет, то будет, настрой боевой.
В приёмной абитуриентами сели,
Студентом один я вернулся домой.

Мне жаль их, моих друзей, тех хороших,
Кто были со мной, не обрели ничего.
Мне больно, что через год их, не похожих,
Несчастье забрало из мира всего.

Теперь Астана – имя Целинограда.
Столицей гордится ведь каждый казах.
Блестящий он, но мне тот прежний отрада,
Хоть град мой целинный был проще в сто крат.

То ямы, то кочки по жизни в дороге.
Болела душа у кого, тот и жил.
Желанью дай силу шагнуть за пороги,
Ведь время оценит и то, что свершил.

Как много развеялось всё из былого.
Затоптаны все на дорогах следы.
Накатит вдруг прошлое, доброе что-то,
Прекрасное, как дуновенье весны.

Студенческие не забудутся годы.
Конечно, беспечная юность милей,
Где знаниями разрастались все всходы…
А нынче, у нас, золотой юбилей!

Когда с институтом мы все попрощались,
Навстречу шагнули в безбрежную жизнь,
Не думали (многие всё же дождались),
Что лет пятьдесят, спустя встретимся мы.

Сокурсники скажут немного, немало,
К тому, как всё было, не будет возврат,
Когда все смотрели на мир без забрала.
Скучают вовсю по былому сердца.

Студентом я был тогда в самом начале…
В период застоя, теперь говорят,
Когда управлял Казахстаном Кунаев,
Умело, с умом двадцать пять лет подряд.

И  всё же, вы спросите: « Как же вы сами?
Было поколение. Жили и что?»
Скажу: «Хорошо, вот я честен пред вами,
Возможно, отвечу я вам на все сто».

Студенческая вольница каждую осень,
Где самостоятельность нам  не пустяк.
Житуха весёлая пять зим и вёсен.
Подробно рассказать если, то вот как…

Из Целинограда пришла телеграмма:
В ЦИСИ*, к такому то числу… приезжай.
С собой брать, что нужно, у нас по программе
Селам помогать, собирать урожай.

Весёлой и шумной компанией в ПАЗе,*
Шутя в «заграницу» нам в Кургальджино.
По станам раскинули всех, а на базе
Троим нам сушить и лопатить зерно.

Лежалые в бункере зёрна с транс. ленты,
Чреваты пожаром, чуть тронь, пыль столбом.
Зерно по пояс. Кто зачистит? Студенты!
И мастер завлёк всех троих нас рублём.

В пыли, в тесноте, душно в противогазах,
Но яму зачистили мы до конца.
Пот градом, потешны, как чёртики в масках,
Так сблизился с Бузиным, с Басовым я.

У Басова Толи я в доме гостился.
Он целиноградский и он меломан.
Дудел на тромбоне в оркестре, гордился,
Меня затащил он стучать барабан.

А с Бузиным Сашей я врозь жил, учился.
Он из Кокчетава. Спорт. мастером слыл.
Потом я в одном с ним стройтресте трудился.
В СМУ* разных, когда я строителем был.

И в разных СМУ были зам. по производству.
А на дачах я председатель, он зам…
Но Бузин со мной пребывал там недолго.
Его, как инструктора взяли в обком.

С Володей мы с первого курса сдружились.
Он местный и интеллигентный  «флегмат».
Мы в чём-то с ним схожи и вместе учились…
Такой же я тихий, лишь больше зажат.

Скажу, что от первых звонков до дипломов,
У нас в общежитие своя жизнь была.
Вернуться хотя б ненадолго к былому,
Где раньше компания наша жила.

И часто компаниями мы ходили
По улицам, в баню и в парк, и в кино.
Карл верховодил там, когда мы бродили.
То было недавно, то было давно!

Студенты – особый народ, полувзрослый.
С ребячеством ведь иногда, в голове.
Весёлый и не унывающий, сложный,
И изобретателен он в баловстве.

Один лишь пример вам, себе я позволю.
В «палате» у нас интернационал:
Шаддевичус Витус литовец, да Коля,
Да я, да кореец боксёр Юрий Пак.

За тридцать в мороз объявил «старик» Витус:
«Сегодня нам с форточкой открытой всем спать.
Посмотрим, Европа ли Азия сдюжит.
Кто  форточку закроет, врагом будем звать».

Мы скудно укутались, кто, чем богаты.
Вертелись, не спали, мороз до утра.
Тряслись европейцы, тряслись азиаты.
Сосед нас спас. Как ? Батарея жива!?

И в этой среде я пять лет находился,
В плену я в весёлом, простой я студент.
Зато в жизни той, кой чему научился.
Потом получал неплохой дивиденд.

Стипендии явно на жизнь не хватало,
Приход и расход танцевали в разброд.
Я кличу был рад по общаге: «Ребята!
Автобус! Поехали на винзавод!»

В вагоны вино иногда загружали,
А тару сгружали, работа внаём.
Обратно в автобусе все отдыхали,
Спалось мне легко, а то и королём.

Жизнь с детства учила, как быть терпеливым,
На подлость и грубость не отвечать.
По максимуму ко всем быть справедливым,
На глупость внимания не обращать.

Как дети немногих, тогдашних мигрантов,
Что ты здесь чужой, я всегда забывал.
Но часто меня возвращали в реальность,
Где мне кто-нибудь, да и напоминал.

О том, что китаец, я знаю, горжусь сим.
Не нравится тон мне, с каким говорят.
Впрочем, относятся так же и к русским,
Есть те, кто всегда с неприязнью шипят.

С каких кулуаров пустили ту утку?
Шпион я? И тот, кто её же поймал.
Сыграл для меня неприятную шутку,
Фантазию, коль за реальность принял.

Пусть и не из богатырей ты былинных…
Отчизну любя проявляй героизм,
А не обижать просто слабых, невинных.
Вот, где настоящий-то патриотизм!

Вот Мащенко… он легковерный сокурсник.
Поверил, хоть вроде и не идиот.
Мы с ним не общались ни до и ни после,
Напал на меня, сей Ура-патриот.

Он выше, слабак и я тоже не дрался.
Но чудом на плечи его я поднял.
Комсорг нас разнял и с Иваном шептался:
«Ты что, хочешь международный скандал?»

Какой там скандал? И кому я там нужен?
Хотя не тот текст там, в эфире звучал.
Контакт у Китая с Союзом испорчен,
А здесь я застенчивый провинциал.

А Карл, что шпион я, балагурил и бредил.
Шутить он на тему сию полюбил.
Достал так однажды, что я сам не заметил,
Как банку ему об макушку разбил.

На пятом уж курсе всё это случилось.
Настал паритета, перестал он острить.
Давно он в Германии. Так всё сложилось.
Он холост, расплылся….Эх, что говорить!

Ведь наши все годы, из капель по жизни,
Во встречах с разлуками в связке живёшь.
Свершённые мы исправляли ошибки
И знали, что посеял, то и пожнёшь.

Как дни те далёки и рядом, как прежде…
Приятно в общении свет подарить,
Ценя увертюру изменчивой жизни
И юностью светлой себя усладить!

Бывает, с теплом иногда вспоминаю,
Тот первый студенческий наш стройотряд.
И бунт во втором, я их не осуждаю,
Но лучше про всё рассказать мне подряд…

Да… Многих могу я назвать поимённо…
Но обо всех я написать не могу.
Храню я их в сердце своём обожжённом.
С далёкой поры, что на том берегу.

Тряхнуло Джамбул и в семьдесят первом…
Направлен в Дунгановку наш стройотряд.
Где воздух уже накалён солнцепёком,
Там пару школ сельских построить подряд.

И Витус «старик», теперь он наш мастер.
Бывалый Емелин, у нас командир.
Блестел «интеграл» на спине, каждый фраер.
Здесь нары в вагончиках у штаб-квартир!

От солнца не скрыться, на травке под сопкой.
В компании шершней съедали обед.
И слушали, и чертыхались, как громко
Нам пел надоедливый ослик сосед.

Мы утречком мылись водой на колонке.
В линейке равнялись на флаг «интеграл».
На стройке мы сразу устроили гонки,
Ещё не знакомо нам слово «аврал».

Ко мне командир хорошо относился
И мастер работу давал потрудней.
В работе ведь я никогда не ленился
И премию выдали мне пять рублей.

В отряде несхожие сбились ребята.
Федаш виртуозно, так в карты играл,
Серёга пел: «… ехал купец…» под гитару,
Иссак для обеда овцу свежевал.

Но и шутников в том отряде хватало.
Всех ночью зелёнкой покрасить тайком
И разных проказников тоже немало,
Бессовестна была та шутка с ведром.

Вот Шурика грубо, зло разыграли.
Мне шутку неловко вам здесь привести.
Скажу, что забавников всех наказали,
В уборную всем чистоту навести.

Мы однообразно питались, ей богу,
Уставший, наевшись, ложился я спать.
И вскоре забил мой желудок тревогу,
Гастрит, что такое пришлось испытать.

Ребята пришли ко мне все, иль мне снилось?
Проведать, как чувствовал я себя.
Я тронут, был, что всем отрядом в больнице
И в горле непрошеный ком у меня.

Вечор, утомившись, шаг  сделав последний,
Внимали, как здорово пел Амантай.
И хоть декорация там была летней,
Днём жарко, а ночью прохладненько спать.

Федаш и Шавтельский схлестнулись однажды.
И на спор, кто больше осилит кисель.
По счёту у Шавы тридцатой  чашки.
И сдался здоровый Федаш, сел на мель.

Прощались торжественно все у вокзала.
Отряды построились, как легион.
Сказали: «Как будто и мне награда».
Потом шепнули: « Что из списков вон».

Я это воспринял легко, равнодушно.
Осадок в душе чуть, я штабу чужак.
Зато я с подарками скоро вернулся,
Для мамы часы, а в дар младшим пустяк.

Второй раз в отряд, после третьего курса.
Нам и второкурсникам строить в степи.
Рабочие мы, молодые ресурсы
И нам полевые станы там столбить.

Проблем никаких, но лишь вначале…
Завёлся Макар-оппозиционер.
На бунт второкурсников он раскачал всех.
Ушёл чёрт, теперь он милиционер.

И он пистолетом каким-то хвалился,
Придя в общежитие опосля.
У нас восхищения он не добился,
Исчез незаметно он…. Ну, а тогда…

Там Баринов, мастер наш, словом, как барин.
Конечно, Олег и сам был виноват.
Наряд не закрыл, прогулял месяц парень
И мягко сказать, из себя грубоват.

Не знал, почему поварихи смеялись,
Как Баринов бегал на двор целый день.
Они лишь потом, спустя время признались,
Что дали Олегу в компот, пурген.

Чем дальше, тем глубже скандал получился.
А Вася, там главный, огонь раздувал.
И бунт молодых в полной мере раскрылся,
И штаб стройотряд наш расформировал.

Уехал Олег и вся группа бесславно.
Остались дела всемером довершить,
Те, кто стариками считались и главно
Кошару покрыть, и расчёт получить.

Сказал командир: «Барахло собираем».
Команда была нам, когда нас везли:
«Всем скрыться!»
-«Зачем, мы тайком уезжаем?»
-«Расчёт у нас, плевать, что их подвели».

Я в двух стройотрядах, совсем непохожих,
По духу людей молодых побывал.
У дружных, сплочённых и очень хороших…
Эх, жаль, что отряд тогда забастовал.

Они дружелюбны, меня уважали
И в городе в честь стройотряда тогда.
Меня на банкет от души приглашали.
А праздновали в ресторане «Москва».

К семестрам по осени я возвращался
И жил, и ждал, что же там впереди.
Предвзятости я иногда опасался
И злых языков у меня позади.

И всё ж, между сессиями жить бы вечно…
Студентам из разнообразных пород:
Кто умный, серьёзный, кто шутит беспечно,
Совсем молодой, увлечённый народ!

Здесь я подружился и дружбой гордился,
И мне, не забыть, как бы я не хотел.
Влюбился я там, да любовь не случилась,
Наивным я был, не умел… и не смел…

В любви мне взаимность счастливая снилась,
В душе без конца лилась песнь соловья.
Но сердце моё безутешно разбилось
И болью сочилась рана моя.

Вот и позади уж учёба, защита.
Диплом, направление на руках,
Вот я инженер и можно гордиться!
А по направлению, мне в Кокчетав.

Что дал институт мне тот, кроме диплома?
Что там я обрёл? И на что повлиял?
Настойчивость мягкую после надлома,
И розовые там очки потерял.


                Глава 6.

Я жил в Казахстане, когда-то в Советском,
Был город мой мини Советский Союз.
В нём, славной стране, я с надеждой о светлом.
Жил, творчески строил и тем я горжусь.

И в семьдесят пятом, в стране, как и прежде
Компартия всех к коммунизму вела.
Утопия? Да! Но на слово, поверьте,
Советов страна всемогущей была.

Простому мне смертному, не было слышно.
«Железный здесь занавес». Как там отец?
Советов его не хватало обычно.
Сам методом тыка решал. Я ж боец.

Ведь духом я крепкий, а с виду чуть робкий.
Хорошую школу на стройке прошёл.
Общался с людьми я и с пьющими кровку.
Здесь я начальник, а ты «друг», осёл.

А начал я мастером там, в СМУ «Промстроя»,
Под ведомством треста «Кокчетавстрой».
У мастера нервы железного кроя:
Низ просит своё, верх давит горой.

Людей на объекте всегда не хватало
И зэки там были, и бич - разгильдяй.
Один аргумент, что воспитывать надо.
Ты можешь, не можешь, а план выполняй!

Всегда с благодарностью я вспоминаю
«Ивановича», кто в СМУ глав. инженер.
Петра Горностаева, как профи знаю.
Наставник он и идеальный пример.

Создали участок у нас хозрасчётный,
 Затем изменили его в СМУ «Монтажстрой».
Хозяйственный счёт, он конечно почётный.
Меня уломали идти в «Алкашстрой».

Решили в «Монтажстрое» сами в отделках,
Под ключ довести блеск в панельных домах.
Где в пятиэтажках, в шести я подъездах
Ходил по квартирам до гула в ногах.

Не выдержу, думал, но это «по въезде…»
Потом потихоньку всё в русло вошло.
Бригадам всем здесь (по одной на подъезде),
Где спрос с бригадирш за своё «мастерство».


Рисуется микрорайон «Юбилейный»…
Вот время летит! Я три года прораб!
Учёба в Алма-Ате была очень уместной.
И скромный мой вклад в «Балхашстанкопрокат».

Матёр надо мной, мой начальник участка.
Он в отпуск пошёл, мне урок преподал.
Я акт на его строй ресурсов остаток
В одном экземпляре ему подписал.

Он акт показал. Когда с юга вернулся,
Щитов не хватило, там двести квадрат.
«Чьих рук дело, знаю»- начальник с ругнулся:
« Мне срочно Чернявского! Сволочь ! Вот гад!»

Чернявский сказал после бурной беседы,
Пошли, помогу я щиты те списать.
И ушлый товарищ пером стал куплеты
В отчёте по творчески, он развивать.

«…Цех встал, у прокладок нехватка для сбора
Скрепляющих блоков окон и дверей.
Взамен, тех прокладок, обрез щитов пола
И ниже расчёт, лишь для двух этажей».

Процесс производственный стойко налажен.
Планёрки, текучки, дома мы сдаём.
Присоединить СМУ к ДСК стал вопрос важен,
Что в выигрыше мы, когда все поймём.

Теперь наш начальник, наш главный строитель.
А главный начальник директор ДСКа.
 И он же, конечно, всего устроитель,
Но с ним не заладились наши дела.

Село Берлистык, стройотряд из студенток.
Нам в доме отделать, там сорок квартир.
Ровнять заставлял гаолином он стены,
 Но я то, прораб-инженер, не факир.

Здесь рядом открыли карьер гаолина,
Фарфору обжигать, основной компонент.
Красивая, белая, мягкая глина
В отделке ж, не годный пока элемент.

И так уступил я, что на сей раз, шпаклюем,
Внутри дома, стен без окон и дверей.
Не стану я стены ровнять гаолином.
Без лабораторных всех проб, хоть убей!

Директор настаивал, я в трест за правдой.
Там поняли и меня перевели
В СМУ «Жилстрой», где командой всей славной,
Немало кирпичных домов возвели.

Час звёздный настал мой в строительном деле.
Я творчески начал уж строить тогда.
Продвинулся дальше здесь я в карьере.
А люди здоровались издалека.

Шли дни на работе, решались проблемы.
Бригада досталась мне, где бригадир
Сам лауреат государственных премий
И с ним я достойно носил свой «Мундир».

Прорабы его терпели и винили,
Что он неудобный для них человек.
Но мы с ним друг друга уже оценили,
И с ним возвели не один мы объект.

По главным всем улицам города зримо,
Красуются даже сейчас те дома.
В них люди не знают, (но то объяснимо…),
Как каменщиков доставала зима!

И мы с бригадиром своё дело знали.
И наши дела на подъёме пошли.
И он заслужил ордена, что давали.
А я рад рацухам, что в дело ушли.

Когда-то я там на всю область был первым.
Крутым рационализатором слыл.
 И творчество было моё инженерным.
В самом «гор. проекте» примером я был.

В Союзе тогда «вольность» не было слова,
Компартия в делах страны рулевой.
Что в каждой структуре парторг, всем не ново.
 А в шефах партийным был каждый второй.

Продвинуться, так беспартийным не просто.
Вот пятое, как создалось колесо!
Надежда слаба у мигрантов для роста.
 Я не карьерист, но как-то везло.

Я стал зам. начальником по производству,
Ходил интересы СМУ в трест защищать.
 Мне там предложили ещё садоводством
Заняться, гектаров пять дачных поднять.

Зачем я тогда на то согласился?
Себе, чтоб способность свою доказать?!
Созрел, энергичен…с собой не мирился…
Попробовал силы свои, так сказать.

На общем собрании и утвердили.
На плечи ответственность грузом легла…
Беспечная самонадеянность или
Затея тогда авантюрной была!

Ждут трубы кооперативы годами.
Но соревнование нам помогло,
Где первым (победа осталась за нами).
Нам трубы продали на водопровод.

Строителям платные дали услуги
Для населения, в планы вошли.
Я эти все планы себе, для досуга.
 Работал для дач, а в СМУ планы пошли!

А с резервуаром решил я иначе…
С рифлёною сталью хватило забот.
Придумал сегменты из них и на даче,
Свели их мы в ёмкость кубов на пятьсот.

Буквально уже за год воду подали
Пятистам участкам, я сделал своё!
Провёл электричество. Все его ждали.
Себе я достойную смену привёл.

Теперь иногда сам себе я не верю,
 Как будто не я был, а кто-то другой.
При этом добивался, всего зная меру,
Считал, матерится не метод мужской.

О том рассказал не хвальбы вовсе ради
И даже совсем, вовсе наоборот.
Не тем занимался я и всё для «дяди».
У жизни свой, видишь ли, водоворот.

«Где личная жизнь ваша?» - были вопросы.
А личной и не было жизни моей…
С тех пор, как мне в душу приникли «морозы»,
 Тоской был закован,…попробуй, согрей!

Со свадьбой коллеги порой досаждали.
Да сам я не рад был, кричала душа!
 И сватали,… но всегда чувства мешали…
Ох, рана на сердце болела тогда!

Шли годы, мятежное сердце смирилось.
 Я много чего повидал, пережил…
И вот, я на схожей по жизни женился,
 И рад, что в последний вагон заскочил!

Дочурка у нас и смысл жить появился.
Теперь для семьи засучил рукава.
И дальше бы жить, да в момент развалился
Советский Союз, так из-за воровства.

Но, то уж история вовсе другая.
Пожалуй, вернусь. Я не всё рассказал…
Туда, где страна была очень большая,
В которой иначе дышал и шагал.

Наверное, во всём советском пространстве,
Единственный, как-то карьерно я рос.
Ведь жил и работал с китайским гражданством.
 Но здесь всё обрёл, без упрёков, угроз.

Жизнь тоже у младших моих не простая.
Но свой за плечами у всех институт.
Житейскую истину сознавая,
Все раньше меня уж семейно живут.

Ко мне давно переехала мама,
На стройке квартиру, когда получил.
Была у неё та способность большая,
В лечении иглами дала много сил.

В Союзе, тогда лечить не разрешали.
Но власть вроде, как бы закрывала глаза,
Ведь сами лечились, родных отправляли.
Тайком, вроде можно, открыто, нельзя!

И сам по себе неплохой я строитель.
Но и никогда мечту не забывал.
Мечта же моя, мой живой искуситель,
Хоть занят, нередко лечить помогал.

Вот так день за днём ускользало и время.
К политике не проявлял интерес.
Всё, что вне страны, то запретная тема,
Для не посвящённых она, тёмный лес.

Привит был я против империализма.
И БАМа свершения мне не чужды.
В Афгане, за интернационалистов
И звёздами горд олимпийской страды!

Лишь Брежневская пролетела эпоха
И жёстко Андропов свой курс уж ведёт.
Но и при Черненко в стране суматоха,
Не долго… за дело взялся Горбачёв.

И свежий повеял с Америки ветер.
Легко из страны выдувает застой.
Сметал всю стабильность былую, как грейдер.
Манила свобода и новый настрой.

Вот занавес спал, тот не зримый, железный.
Нашлись мы, списались, приехал отец.
Ведь двадцать шесть лет, как мы не были вместе,
Он муки прошёл, обнялись, наконец!

Он выжил, считали там, в мрачное время,
Родные в загранке, ты значит шпион.
Заложник он - Мао, перенёс это бремя,
Намыкался там, от репрессий и он.

Старик мой начитан, был грамотен очень.
Во всём разбирался, такой молодец!
Как жаль, нездоровьем был сильно подточен…
Лет шесть прожил… больно, ушёл мой отец!

События сильно страну сотрясали,
Чернобыля взрывы и нас обожгли.
За Ленинакан и Спитак мы в печали,
Руины и смерти от тряски земли!

И страны другие, там им помогали,
И техникой, и с доброй волей, людьми.
Там наши завалы вовсю разгребали,
А дома от них поговорки пошли…

« У нас, у цветущего социализма,
Там краны не могут, не стать, не достать.
У них, у гниющего капитализма,
Там краны и стать могут, и поднимать».

Меж тем продолжается жизнь на стройке.
Нас ориентировали прям на ходу.
Дать каждой семье по квартире до срока,
И, чтобы в двухтысячном круглом году.

Сказал управляющий трестом невольно,
Вернувшись довольным, увидев Китай.
«Там гладь пол цементный, а наш будто волны»-
Товарищ Галимов, так всех отчитал.

Умнейший мужик, (он министр в грядущем).
Китайских спецов нам помочь пригласил.
Приезд их, как первых скворцов, нас, живущих
От спячки в неведениях, пробудил.

Вот, где мой китайский язык стал в почёте.
Меня и отправили встретить гостей
В Омск, на зафрахтованном им самолёте.
Забавна суть переговорных речей.

К примеру:
…получим мы больше же досок из брёвен-
Уменьшив пропилы ещё в толщину.
Твердим:
«В Японии струнные пилы потоньше…»
Ответ:
-«… на ту же вибрирует величину».

Другие же тресты вопросы решали,
И тоже свои варианты нашли.
Да, жаль, с договором тогда оплошали,
Ведь мы заплатить им ничем не могли.

Аккорд мой последний на стройке нежданный.
Два СМУ и завод ЖБИ сведены,
В один комбинат, для нас не желанный.
Теперь СМУ потоками все названы.

Мне новый поток развернуть поручили.
Дома монолитные в моду вошли.
Мы первый этаж только соорудили…
Там… на выживание всех обрекли.

Но то уж история вовсе другая.
Ум там охладит мой и бег к миражу.
О жизни в зигзагах, где тропка крутая,
Я вам в главе следующей расскажу.

           Глава 7.

  Перестройка.

Идея самой перестройки прекрасна,
Чтоб лучшее в мире у нас воплотить!
В союзе застой в тупике – это ясно,
Прогресса динамику расшевелить!

Какое шло время, такое и племя.
Советский союз, как корабль уж тонул.
И всплыли подонки, всплыли  проблемы.
Народ под гипнозом надежды уснул!

В процессе самой перестройки всем врали…
Народ разобщён на обломках страны!
Народную собственность воры  прибрали.
Всех по  миру, после холодной войны!

Советский Союз «горбачи» заложили.
А Ельцин вопрос тот конкретно добил.
Державу с подельниками разделили
И, как президент он, Россию пропил!

Товарищи стали тогда господами.
И удаль бандитов вся в ньюпацанах.
Где мышцами славились, не головами,
В малиновых бы козырять пиджаках.

Расцветали финансовые пирамиды.
Молились все долларам, прежде всего.
Повязка из баксов теперь у фемиды.
А нам не оставил дефолт ничего!

Волна перемен пошла мощным накатом.
Я обрисовать вам немножко решил,
Как жизнь перестроечная по ухабам
Катилась у многих… и сам, как я  жил.

«Как быть?»- вопрошали себя все с тревогой…
Все те, кто не грабил и не воровал!
Народ простой в шоке, не ждал от нелёгкой,
От шоковой он терапии не спал!

Опять Кокчетав, ты молчишь, в печали,
В себе неизвестные тайны храня.
Вслед немцам и русские по уезжали.
Весьма усложнилась и жизнь для  меня.

Здесь жалкое зрелище, всё растащили…
Мой город без света и живший  впотьмах.
Тебя не достройки, так поразили.
А люди зимой коченели в домах!

Вот и выездные не надо всем визы.
Не судят уж за нетрудовые рубли.
С доходом, с валютой, теперь в  компромиссе,
Ордой в заграницу спешат челноки.

А мне, как быть? Я торговать не  приучен…
Друг за иномарками на Дальний Восток.
А он к постоянной зарплате приручен,
Теперь от продажи имеет «кусок».

«Баулочники» от бандитов страдали.
Охотились на челноков за авто.
Повсюду грабители «крышами» стали,
Разгул беспредела, мели ни за что.

Друзья мне: « В Китай бы уехал,  там лучше».
Я был там, смотреть теперь есть уж на что.
Но там, в населённой, бурлящей гуще.
Я ль нужен? Не ждёт ведь меня уж никто.

Другой мне привычен уже образ жизни…
По-русски сказали там, думаю я.
Любил я и мудрость, вобрал от Отчизны.
А Родине не было дел до меня!

К коммерциям был я весьма равнодушен.
Я не переводчик торговых людей.
Мне надо, чтоб я по другому был  нужен.
Двух цивилизаций, ведь я Одиссей!

Судьба предначертанный путь показала.
Меня пригласили в Омск вовсе не зря.
Помочь с переводом профессионалам,
Приедут пекинские профессора.

Пока ж нет работы, где взять мне зарплату?
Ждала, за спиной у меня ведь семья.
И,чтоб не голодало бедное чадо,
Дельцам помогал, проклиная себя!

Свояченица за меня напросилась,
Пока покорпеть в ресторане «Харбин».
Конечно « временно» лишь согласился.
Я помню дела у закрытых гардин.

За шумом, за ширмой того ресторана,
Взять то, что в Китае для пользы пойдут.
Тем методом подкупа, сродни обману,
Затем по дороже всё там продадут.

Я нужен в других городах лишь при  встречах.
Здесь их переводчица дело вела.
За время работы был я в двух поездках
И первая в Кемерово привела.

Где в чёрных трико и в перчатках спортсмены.
В гостиницу, в номер толпой ворвались.
«Мы рельсы б/у загрузили в вагоны,
Нам бабки гоните»- старшой говорит.

«А, деньги, - харбинец сказал, - лежат в банке.
Там после проверки моей, бумаг ждут.
Лишь там, уточнив достоверность всех бланков,
Вам тут же всю сумму и переведут».

Молодчики так и ни с чем отступились,
Забрать деньги быстро.… Не так всё пошло.
А дело, как сказано, так и случилось.
В тот раз, можно просто сказать,  повезло.

Вторая поездка, в Смоленск прокатились.
Купить первосортный, побольше, их лён.
Уже обо всём раньше договорились.
Я заму управы помочь приглашён.

Всучили большие две сумки с деньгами.
Чтоб слушались доверенного лица,
Олегом назвался он, был вместе с нами.
Вот аэропорт, там позвали дельца…

Спросила милиция: «Что здесь за деньги?»
«Своим мы рабочим зарплату везём»,-
Сказал им Олег, найдя выход из  сценки.
Оставил им данные он и вперёд.

Он нас торопил, торопил всю дорогу,
Чтоб следом никто не мог сесть нам на хвост.
Устроил в гостиницу нас там в «Россию».
Другим днём он новости с « братом» привёз…

Что он уже был там на льнокомбинате,
Что договорились, как в Омске тогда,
Что всё под контролем и на автомате.
А завтра придут с образцами из льна.

А зам генерального, так настаивал
На встречу с дирекцией «фабрики» льна.
Олег: «Чужих не пустят!»- успокаивал.
А зам мне: «Не верить, не будут дела».

Пришла с комбината с приятной улыбкой
И лён разложила в фойе пять сортов.
А зам без сомнения лучшее выбрал,
Вагонов двенадцать купить лён готов.

Олег говорит: « Что заказ уже принят,
Что через четыре дня будет готов.
Сегодня всю сумму платить, что начислят.
В конце накладные, от поставщиков».

И сумки с деньгами Олег с качком  взяли,
И доллары, что при себе носил зам.
«Всё сделано»- он сказал, когда уезжали,
Что сопровождать эшелон будет сам.

И, что он вложил из своего кармана.
Ему, когда Омск проезжал, отнесли.
В Китае лишь вскрылась та тайна  обмана,
Там пакли двенадцать вагонов нашли!

Как ветра ищи и свищи его в поле…
Доверенное лицо просто исчез.
Ведь паспорт его был фальшивый не боле.
И Бендеру нос ведь утёр он, подлец!

В то смутное время, я после лишь понял.
Что дело опасное их проводил.
И что убивали немало, и проклял
Их бизнес, концы я с концами сводил.

Расстаться со мной не хотел генеральный.
От бизнеса всё же такого ушёл.
Но быть, как? Где б заработок мне  реальный
Найти? Но тут случай к другим вновь  привёл.

И он, и она занимались делами.
И с теми, кто бизнес наладить не прочь.
Сказали мне, вашими бы нам устами,
В общении можно во многом помочь.

Он сын бизнесмена. Кто раньше был в  Омске.
Завод дал им в офисе свой кабинет.
Она говорила немного по-русски,
Бульбашка. Китайский в ней  менталитет.

По городу много они так мотались.
Сам он молодой и сам был за рулём.
Они изредка, так бывало, ругались,
Когда лишь болтали в делах ни о чём.

Однажды к нам в офис «друзья»  заглянули…
И четверо в чёрных перчатках и  штанах.
Застыли, чтоб соседей не вспугнули.
А пятый сказал и с издёвкой в словах:

«Мы, дама и вы господа, ваша  крыша!»
-«Зачем эта крыша позвольте  спросить?»
- «Защита от банд наша вам  пригодится.
За это должны каждый месяц платить.

Мы знать должны все дела, планы ваши.
И вы заработали, сколько, когда.
Ему по утрам, вы друзья пока наши,
Докладывать будете всё о делах».

При мне он, она меж собой совещались.
Обидно…уехать? Китай позади.
Ведь здесь не дадут нам жить, поколебались.
Придумаем, что-нибудь, ночь впереди.

Вот утром пришёл и тот фраер наводчик,
За стол по-хозяйски сел, слух навострил.
К нему подошла она и переводчик,
В самой белорусочке заговорил:-

«Нас вчера в КГБ после вас вызывали.
Прослушку прослушать велели там нам.
Вы знаете, мы ведь и сами не знали,
Нельзя с вами, нам попадёт, ну и вам».

Улыбка с лица фраера спала, с тревогой,
Втихую, бочком смылся парень тогда.
Бандиты теперь обходной шли  дорогой.
Нашли выход! Вот ведь у них голова!


Звонок. Алло… выехали, сообщили,
Пекинская группа из трёх докторов.
Учить наших будут. Встречай,  позвонили…
А я переводчик тех профессоров.

С тех пор специальность моя  поменялась.
Чтоб тем заниматься с душой, что люблю.
Лечение иглами и мануалкой,
Дарить всем здоровье, быть нужным хочу!

Но та уж история вовсе другая.
И  путь там тернист, уж не бег к миражу.
О том, что идти к цели, тропка крутая.
В главе, что последует, расскажу.
                 
           Глава 8  

Обласкан ты, иль  искорёжен судьбою?
Ведь это кому как в судьбе повезёт...
Кого-то затащит воронкой шальною.
А кто-то и в омуте тихом живёт.

За самодостаточностью я идущий,
Свою независимость очень ценил.
Искал я не только себе хлеб насущный,
Но и красотою я душу поил.

Ожиданно и неожиданно тоже
Всем разные вьёт нам тропинки судьба.
Моя может лучше, а может и хуже,
Но в новом витке закружилась она.

И я азиатским спешил "Дон Кихотом"
К истокам, что китайская мудрость хранит.
Крупинки там истины я доброходом
Сбирал, чтоб на практике здесь применить.

Теперь познакомившись с профессорами,
Беседу о том и о сём завели...
О лекциях, что уже не за горами,  
И главное - общий язык мы нашли.

Мне нравилась тишь в лекционном том зале -
Врачи так внимали переводы мои.
Они же мед.термины мне подсказали -
Все зав. отделением были врачи.

С утра пары, практика после обеда.
И так за полгода здесь курсы прошли.
Со всеми и мне после бабьего лета
Свидетельство дали - достойным сочли.

Сердечно, тепло докторов провожали -
Прощальные взмахи - (лишь) поезду вслед.
А с ректором их ( виртуозом считали),
Я вместе летел до посольства в Москве.

И начал с тех пор я  бороться за право
Работать... к чему я стремился давно.
Себе я порой говорил даже "Браво!" - 
Осилил я то, что не всем и дано.

С семьёй в Кокчетав я из Омска вернулся.
Здесь и апробацию быстро прошёл.
От спецполиклиники той оттолкнулся -
Совет меня добрый в столицу привёл

Вот Алма-Ата - рукотворная прелесть...
Дома по проспекту Абая стоят -
Шедевры строителей всех Советских
Республик и это их песня в камнях!

И в Алма-Ате хотят быть по причине:
Кто хочет в Научно-практический центр
Восточной и современной медицины -
Целителем стать - здесь оценят твой спектр.

И сброд, и таланты здесь - все в претенденты
На званье "целитель профессионал".
Смешные случаются здесь инциденты...
Комиссия - сила: она - трибунал!

Вот очередной тут в "предбанник" вернулся...
Толпа вопрошает тихонько:" ну как?"
– "За справкой меня отправляют в психушку.
Но я в самом деле НЛО видел в шагах!"

Тут кое кто Богом себя уж считает,
Что властен уже над здоровьем людей.
Да... Скромности  этим "Богам"  не хватает.
А скромность мне жить помогала скорей.

Не нравилось мне это званье "целитель",
Но это давало возможность лечить.
Иглотерапии знаний я носитель.
Здесь допуск к мечте удалось получить.

И мне в Кокчетаве теперь уступили
То место, где дело я практиковал.
Всё было прилично, но дни наступили
Когда я по братьям так затосковал

И к младшему брату меня на полгода
С семьёй занесло к углерубам зимой.
Там тоже, меня вдохновляла работа:
Восторгом тех, чья боль повержена мной.

Ходил с удовольствием я на работу.
С желанием мчался обратно домой.
Жить б жить, да "спасибо" жулью за заботу -
Подавлен, зачах, умирал город мой.

Ослаб Акимат* да и грешные страсти
(Над временщиками смеялся сам бес.)
За время присутствия их здесь во власти,
Они соблюдали лишь свой интерес.

На улице год девяносто девятый.
Меняли и статус не раз областной.
И область сдавали соседям во власти -
Пока не отняли курорт "Боровой"

Друзья и знакомые по уезжали,
Бросая задаром своё здесь жильё.
А кто-то задешево брал - выживали...
Кто знал,  что творилось в  сердце моём?   

С омичкой решили, с моей половинкой,
Дочурку там в Омскую школу отдать.
Так лучше, пойдёт же своей ведь тропинкой...
Ну что же, и снова мне путь начинать!
  
И новый виток закружился с задачей.
А я полагаться привык на себя.
Надеялся, но не бегал за удачей.
Она иногда находила меня.

Как сказка гласит, что рассказывать  быстро,
Да делаются ведь не скоро дела.
Ходил по инстанциям я, но не вышло.
Диплом недостаточен им мой - вот беда!

Меня здесь не приняли в лицензионной.
Народных медиков здесь не признают.
Шепнули - целительство это законно
Их ассоциация помощь даёт.

Здесь всё строже жёстче в минздраве
Чтоб мне аттестацию снова пройти
Хоть я как целитель служил в Кокчетаве
Доверие надо мне вновь обрести

Мне надо кроме тех что есть документов
На психосоответствие тест пройти
И здесь уж без всяких там сентиментов
Испытывали психику как могли

Я может попал под горячую руку 
Уж сильно серьёзно ко мне подошли
Я нервы направил к спокойному руслу
К проверкам готов, лишь бы не подвели...

Слова читать разные мне предлагали 
Вопросы затем перекрёстные шли
Затем слова вновь сказать что давали
И так разные тесты часа уж на три

 Меня провоцировали и на грубость
Чтоб я не стерпел, из себя выходил
На двести вопросов ещё в совокупность
С подвохом по компу ответы выводил

И по результатам всего  признали:
Что очень достойно свой вынёс тот  забег, 
Что я адекватный - и справку мне дали,
Что уравновешенный я человек

Вот авторитетные люди в минздраве
Комиссией в зале за сукном сидят
Вопросы лишь по существу задавали
Итог - поздравляли, прошёл говорят

И мне разрешили тогда как целитель
Людей, чем владею, здесь в Омске лечить.
И я своему желанию гордый служитель
Страдающим жизнь помогал облегчить.

С охотой, с радостью шёл я на работу.
С желанием я возвращался домой.
Работа мне жизнь, в жизни есть непогода,
Что чёрною тучей висит надо мной.

Ещё недавно я там был в Казахстане
Из Омска свободно я ездил туда
Тут братик мой умер и нервы на грани
Я к поезду быстро Омск-Караганда.

Встал поезд...из окна Петропавловск. Граница.
Таможенники по вагонам пошли.
И к нам пятерых в бирюзовых петлицах
В вагон к нам гурьбой с галдежом занесли.  

Идёт становление новой границы
И рылись бесцеремонно в вещах.
"Китаец в шестом" - навела проводница.
"Мы из КНБ так сказал мне казах.

По прежнему жил я в китайском гражданстве
А визы уж требуют здесь в Казахстан
Прописан по виду на жительства в Омске
А с визой на похороны б опоздал

Увы, тем мольбам те, кто в "лычках" не вняли:
Что брата уход, что попал я в цейтнот.
Нет денег? Меня тогда  с поезда сняли
Мурыжили... Я продержался как мог.

В то время в Китае несчастье случилось...
А дело пытались здесь сфабриковать
Мне грипп приписать птичьего не получилось
И " кадры" решили меня передать.

В милиции спросили:"а что с ним делать?"
Ответ был:" на суд городской отвезти"
Досадно, ментура когда опустела
Меня там держали всю ночь взаперти.

Развязку казах молодой сделал быстро
Вердикт - депортировать, что за печаль...
 ————————————————
Бац, шлёпнули в паспорт судимость, печать!

Нашли меня через два часа на вокзале.
Вердикт аннулировали в облсуде
И в паспорте тоже судимость мне сняли.
Другим днём я был уже в Караганде.

Спасибо тебе "айналайын", ты фея!
Судья та что вникла в проблему мою.
Я помню величественно как веешь
И знание, и человечность свою!

        Глава 9

И снова с охотой спешу на работу.
С желанием я возвращаюсь домой.
Сия круговерть суетной заботы
По мне, и её я любил всей душой.

С надеждой идут, со слезой ко мне с  болью...
От них на прощение - радость в глазах,
Моя душа тоже теплеет невольно,
И их удивление слышу в словах.

Вы доктор волшебник... Вы доктор кудесник...
Да. Много умею, успеха достиг...
Им отвечаю что я не чудесник.
Что это работа к которой привык.

Теперь в самом деле, лечу
легко, просто...
Лишь бог да я знали, какою ценой...
Пока добивался я в знании роста -
Терпели лишения с дочкой, с женой.

Жена моя умница, всё понимала:
Мы ради чего так на свете живём.
Меня не доставала и не роптала...
О будущем дочки мечтали вдвоём

Я поводом кое-кому стал для смеха,
Когда в чемоданчике книги возил.
Что все за бугор, несмотря на помехи -
Товары возили,  что я будто чудил.

Я принцип инь-ян соблюдал неизменно.
Лечение иглами же выполнял.
Давал циркуляции силу обмена.
Лечил так я и про себя размышлял...

То, что укрепляем процессы обмена,
И есть главный принцип леченья людей.
Концепция инь-ян хоть и совершенна,
Нюансы же требуют разных врачей.

Инфекции лечат лекарством, к примеру.
Хирург удалит гнойный аппендицит.
На каждую хворь чтоб свой метод - да в меру...
А правильный метод лишь жизнь защитит.

Ведь мало тогда мануалкой лечили.
Но передо мной не простой вопрос встал.
Мне больше бы знать, чем в Китае учили...
А быть мне студентом уж поздно - я стар.

Как ветром к познаниям жаждой гонимый,
Я самостоятельно начал искать.
И там, в медицинских чащобах, томимый,
Форсировал то, что мне должно познать.

Я знание жадно из книг черпал долго.
Тогда мы не знали ещё интернет.
И неутомимый тогда, я как пчёлка
С надеждой искал на вопросы ответ.

А как изучал я сам позвоночник, 
И как я тогда чуть сума не сошёл...
"Синельникова" тома как полуночник
С латыни слова пока все перевёл.

От каждого межпозвонкового диска 
На ткани соседних  как мог повлиять.
Я анализировал, чтобы без риска,
Потом патологию их исправлять.

Пришло понимание многих названий
И корни тех каверз, болезней людей.
Причины страданий их и от незнаний,
Что тайна печали их - в "буйствах" костей.

Теперь я играючи так убираю
Кружение, боль в голове и легко
Вылечиваю, (позвонки поправляю)
И то, что казалось от них далеко.

Мной сотни симптомов изучены были,
Причины что от позвоночника шли.
В стихах о болезнях не в радостном стиле,
Пусть к вам не пристанут, боже упаси!

И мне ль со светилами надо тягаться?
Реализовался - тому я и рад...
Мне счастье людей перед тем как расстаться,
И их благодарность дороже наград!

О, совесть - ты мой неизменный мучитель.
Тебя у меня ни отнять, ни украсть.
И мне для покоя ты лучший спаситель:
В тисках твоих ни вознестись, ни упасть.

Наверное это и есть моё счастье:
Всегда быть довольным с синицей в руках.
И чтоб надо мной не нависло проклятье -
Не гнался я за журавлём в небесах.

Не раз ветки гнулись упруго от вишни.
И пахли сирени не раз под окном.
Как дымки проплыло немало дней жизни -
Другая Россия теперь за стеклом.

За мусор дерущихся нищих невидно.
Позор перестройки - старо как в кино.
Богато живётся не всем, но нестыдно
Уже за державу российскую, но...

Что в мире творится? Террористов взрастили
Идёт закулисная в мире игра...
Над небом России тучи сгустились...
Что? Миропорядок менять уж пора!?

Ковид мы в двадцатом году пережили.
Сейчас переживаем за СВО.
Где гибнут бойцы, чтоб тот мир сохранили,
Доставшийся нам незабвенной ценой!

А нынче пол мира с ума уже сходит!
Китай и Россия уж как никогда -
Сплотились - душа и ликует, и плачет
И тихо молю, чтоб так было всегда!

Когда из России бывал я в Китае,
Как сын, приезжал в родительский дом,
Что кровью обязан, что детство, как в мае
Тем светом окутан в краю дорогом.

Я искренно радовался и гордился,
Развитием он потрясает весь мир.
И даже мне в детстве такой он не снился.
Успехи в Китае мне как эликсир.

Болел и болею сейчас поднебесной.
Печалилось сердце моё много лет.
Что было там былью ушло  в неизвестность.
Хотел б я вернуться? Да нет - мой ответ.

Пройдя по России путь жизни немалый,
Где крепкими нитями мне суждено
Судьбою сплестись с ней. И вот я, усталый
Вдруг понял, что я прикипел к ней давно!

Мне сложно, а паспорт носил свой гордо,
Но принял российский не споря с судьбой.
Решение это далось мне не просто,
Ведь стала Россия мне очень родной!

Российским быть плохо - считают в Европе
И те, кто воруют, бегут за кордон.
России же вечно не жить как в окопе.
Я верю что восторжествует закон!

Гордясь, восхищаясь я родиной первой
Живу на другой земле как семьянин.
Её я успехам рад и победам -
Российский душой и сердцем я - гражданин!

Как многие были и мы за морями
Средь пышной экзотики, диких красот.
Бродили туристами под небесами
Средь западных и средь восточных высот.

И каждый раз в отпуске я пребывая,
По дому, к концу, по работе скучал.
Такой уж чудак, что про всё забывая,   
Последние  дни про себя я считал.

Но если взглянуть - я по счёту большому,
Здоровье и жизнь пациентам отдал.
И даже не мыслил я жить по-другому,
Ведь сам на путь самоотдачи я встал.

Хоть ажиотаж есть и без рекламы,
В работе всегда я уверен в себе.
Рекомендовали меня люди сами.
При этом я скромно шагал по судьбе.

С людьми очень разными  встречался.
Мне часто рассказывали о судьбе
И душу с доверьем открывали, общались.
Я им помогал найти силу в себе.

И кто уважительно, кто толерантно
Ко мне относились те кто занемог.
А тем, "кто не очень" скажу фигурально:
Я тем рад, что скажут: китаец помог.

И к тем, кто ко мне с ерундой, не лечились,
Давно отношение уж поменял.
К тем кто превосходством фальшивым кичился,
Их выше я - и ставку свою уж поднял.

            Глава 10

Со временем больше мы знаем, мудреем.
К чему нам по осени жизни бегом?
Мы как поколение ныне редеем,
Что древо роняя листок за листком.

Лишь нам необычное выпало время:
На грани прогресса, где мощный скачок.
Творило, жило гениальное племя -
Реальным предстал инженерный рывок.

Впервые ведь в космос при нас полетели.
При нас много чудного изобрели.
Мечту превратили в реальность... Успели
Вкусить те плоды и мы, как могли.

По видео издали стали общаться.
Как здорово - изобрели интернет!
В сознании новый мир стал зарождаться...
Жаль, что овладели благим и во вред!

Нет тайны, все знают на самом -то деле...
Туда, в интернет постоянно льют грязь.
Как мало ресурсов нам было доселе!
Вселенная там в виртуале и в явь.

Не нравится мне в интернете травля,
Похоже на карканье у воронья.
И фейки там, как ядовитая капля,
Что каждый раз жжёт от бесстыдства, вранья.

И новые фразы, слова появились -
Информационного типа война.
Мошенники за интернет зацепились,
Про "бизнес" их ходит ведь всюду молва.

А как молодёжь теперь в жизни реальной?
На вольных хлебах и жизнь не губя?
Насколько волнует вопрос  актуальный? 
Надеюсь, что не потеряют себя!

Вот и впереди меня даль серебрится...
И резвых не остановить лошадей.
Душа она птицею в клетке томится
И просит у сердца:" меня пожалей..."

Вот белому свету в стихах я открылся...
Вопрос: по другому хотелось бы жить?
Отвечу, никто чтобы не усомнился,
Хотелось бы, но не моя была б жизнь!

Был я одинокий как парусник в море.
Носило меня на житейских волнах. 
И брошенный бурей...отчаянно споря,
Я понял - стою на родных берегах!

Себя потерять незаметно и просто.
Свой путь отыскать должен всяк человек...
У каждого в жизни своя правда в прозе...
Достойным пытался быть я за свой век.

Теперь отношусь ко всему я иначе.
Я выше сует этой жизни - и рад...
Светло от того, что душою богаче.
Другой я бросаю на прошлое взгляд.

Не худшая доля досталась быть может...
И к прошлому ровно сейчас отношусь.
Былое дорогу нам дальше проложит.
Прошедшим годам лишь теперь улыбнусь.

Наверное я не в том веке родился.
Меня этот мир просто ошеломил.
Хоть в мире жестоком душа очутилась,
Большую я к жизни любовь сохранил.

Я не геркулес, не герой, а всё проще -
Не гнался с имущими быть наравне.
Моя же дорога простая, как в прозе
И жизнь эту прожил достойно вполне.

Я счастье в своём продолжении вижу.
Под небом пусть мирным долго живут.
Я в думах далёкое немного приближу -
Они пусть меня во всём превзойдут.

Рождением я поднебесной обязан.
Я отрок широких казахских степей.
Советской традицией крепко повязан.
Двух цивилизаций навек одиссей!

Но в жизни на каждом отрезке дороги
Мне Бог посылал настоящих людей.
Мои разделяли заботы, тревоги.
Спасибо, что вы есть здесь в жизни моей!

Ни нации у доброты, ни границы.
На людях достойных держалась земля!
И та доброта в моём сердце хранится,
О ней благодарная песня моя!

Не знаю что будет ещё по дороге,
Допью я до донышка жизни винца.
Мотают пусть дальше заботы, тревоги...
Я к жизни с любовью иду до конца!

Пишу, отвечаю за каждое слово.
И всё изложил без лукавства, вранья.
Грусть, радость я выразил так ли  сурово...
Тому так и быть - вердикт ваш здесь, друзья!