Геометрия тьмы

Геометрия тьмы

Глава 1. Комитет

Кандидат технических наук Олег Трепетнов проснулся двадцать четвертого мая с ощущением, что сегодня произойдет нечто непоправимое. За окном его квартиры на Васильевском острове моросил дождь, и серые питерские крыши тонули в тумане, похожем на дым от жертвенных костров.

В комитете по госконтролю пахло старыми бумагами и чем-то еще — каким-то металлическим, почти озонным запахом, который появился здесь месяц назад и с тех пор не выветривался. Трепетнов занял свое место за длинным столом и разложил документы по проекту “Храм-воин”.

Рядом сидел его коллега Боря Караульщиков — человек с нервным тиком и привычкой записывать в блокнот какие-то странные геометрические фигуры.

— Знаете, Олег Устинович, — тихо сказал Караульщиков, не отрываясь от своих рисунков, — я всю ночь сверял параметры этого проекта. Высота тридцать метров, ширина основания двенадцать на двенадцать, ориентация строго по сторонам света…

— И что?

— А то, что эти пропорции встречаются в очень старых книгах. В тех, которые обычно хранят в спецхранах.

Трепетнов посмотрел на схему храма. Действительно, что-то в этих линиях казалось ему знакомым и одновременно тревожным.

Председатель комитета Всеволод Архипович Игнатьев — невысокий человек с мертвыми глазами — постучал карандашом по стакану.

— Приступаем к утверждению проекта строительства храма святого Георгия Победоносца в городе Пушкине, — объявил он. Голос его звучал механически, словно запись.

— Позвольте, — поднял руку Трепетнов, — я хотел бы задать вопрос о технических параметрах…

— Вопросы потом, — оборвал его Игнатьев. — Сначала голосование. И мы знаем как оно должнл пройти.

Глава 2. Эксперт

Эксперт по градостроительтству, кандидат технических наук Златомир  Нехворощ стоял на участке будущего строительства и чувствовал себя археологом, наткнувшимся на захоронение неизвестной цивилизации. Компас в его руках вел себя странно — стрелка дрожала и время от времени делала полный оборот.

— Александр Данилович, — обратился он к местному активисту Рыкову, — вы говорили, что жители жалуются на кошмары?

— Да, с прошлого месяца, — ответил Рыков, нервно поглядывая на серое небо. — Одни и те же сны. Люди видят какие-то геометрические фигуры, слышат звуки, похожие на пение, но не человеческое…

Нехворощ достал из портфеля старый геодезический прибор — теодолит, доставшийся ему от деда-топографа. Навел его на центр участка и замер.

— Что вы делаете? — спросил Рыков.

— Измеряю искривление пространства, — ответил Нехворощ, не отрываясь от окуляра. — Знаете, есть места на земле, где геометрия работает… по-другому. Где углы в треугольнике не сходятся к ста восьмидесяти градусам.

— Это возможно?

— Теоретически — нет. Практически — я сейчас вижу именно это.

Нехворощ выпрямился и посмотрел на активиста серьезным взглядом.

— Скажите, а заказчик строительства — кто он?
- Акционерное общество “Сакральная архитектура”. Очень солидная контора, судя по финансированию.

— А вы не пробовали узнать, кто стоит за этой организацией?

— Пробовал. В документах указан некий Смирнов как руководитель. Но когда я попытался с ним связаться, оказалось, что такого человека не существует. То есть документы есть, а человека нет.

Нехворощ кивнул, словно это его не удивило.

— А вы знаете, что такое “архитектурные аномалии”? — спросил он.

— Нет.

— Это здания, которые влияют на психику людей не только своим видом, но и… чем-то еще. Своей формой, пропорциями, расположением. Такие здания строили в древности для определенных целей.

— Каких целей?

— Для связи с тем, что находится по ту сторону привычной нам реальности.

Глава 3. Социолог

Профессор Иннокентий  Зубодер изучал социальные последствия строительства храмов-воинов уже три года, и каждый новый случай подтверждал его самые мрачные предположения. В кабинете на стенах висели карты с красными точками — местами, где были построены подобные сооружения.

— Анна Егоровна, — сказал он своей аспирантке Болдыревой, — посмотрите на статистику по городу Пушкину.

Девушка взяла папку и начала читать:

— Апрель — объявление о строительстве.
Уровень недовольства населения — семьдесят два процента. Май — начало подготовительных работ. Уровень недовольства — сорок один процент. Июнь…

— Стоп, — прервал ее Зубодер. — Обратите внимание на динамику. Люди не просто смиряются с ситуацией. Они начинают ее поддерживать. И происходит это слишком быстро для естественного процесса.

— Вы думаете, здесь действуют какие-то… внешние факторы?

— Я думаю, что мы имеем дело с технологией массового воздействия, которая выходит за рамки обычной пропаганды.

Зубодер подошел к окну, за которым виднелись купола Исаакиевского собора.

— Знаете, Анна Егоровна, как-то в интернете я наткнулся на якобы рассекреченные документы из архивов НКВД . Оказывается, в двадцатые-тридцатые годы существовала секретная программа изучения “психоактивной архитектуры”. Исследовали, как форма зданий влияет на сознание людей.

— И что выяснили?

— Программу свернули. Официально — из-за нехватки средств. Неофициально — потому что результаты оказались слишком опасными даже для тех времен.

Зубодер вернулся к столу и открыл толстую папку.

— Вот отчет одного из исследователей, профессора Межиборского. Цитирую: “Определенные геометрические конфигурации способны создавать резонанс между архитектурным объектом и подсознанием наблюдателя. При длительном воздействии происходит синхронизация мозговых ритмов большого количества людей, что делает возможным их коллективное программирование”.

— Это звучит как фантастика…

— Звучит. Но объясните мне тогда, почему во всех городах, где построены храмы-воины, люди начинают думать одинаково?

Глава 4. Архитектор

Архитектор Зося Тимофеевна Ковалева получила заказ на проектирование храма-воина осенью прошлого нода, и с тех пор почти каждую ночь видела один и тот же сон. Ей снилось, что она стоит перед огромным зданием странной формы, а из его окон льется свет, который больно резал глаза и заставлял забывать собственное имя.

— Эдуард Леонидович, — сказала она своему помощнику Жмуркину, — посмотрите на эти чертежи и скажите, что вы чувствуете.

Жмуркин наклонился над планом храма и через несколько секунд отшатнулся.

— Голова кружится, — сказал он. — И почему-то хочется считать. Числа какие-то…

— Какие числа?

— Не знаю. Они сами приходят в голову. 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13…

— Числа Фибоначчи, — прошептала Колупаева. — Золотое сечение…

Она взяла циркуль и начала проводить дуги по чертежу. Каждая линия ложилась точно в определенные пропорции.

— Эдуард Леонидович, этот проект создан не нами. Мы только оформляем то, что уже кем-то просчитано до мельчайших деталей.

— Но кем? Заказчик дал нам только общие требования…

— Заказчик… — Ковалева открыла папку с документами. — АО “Сакральная архитектура”. Руководитель — Смирнов. Юридический адрес — несуществующий. Телефоны не отвечают. Но деньги поступают исправно.

— Может, это просто прокладка?

— Прокладка между кем и кем? И почему они так точно знают, какими должны быть пропорции здания? Откуда у них эти знания?

Колупаева достала из стола старую книгу — “Основы сакральной геометрии” некоего профессора Мейерхольда, изданную в 1923 году тиражом в сто экземпляров.

— Я нашла эту книгу в букинистическом магазине. Почитайте главу седьмую.

Жмуркин открыл книгу и начал читать вслух:

— “Определенные архитектурные формы способны служить антеннами для приема сигналов из областей реальности, недоступных обычному восприятию. При правильном расчете пропорций здание становится резонатором, усиливающим эти сигналы и транслирующим их в окружающее пространство…”

— Дальше читать не советую, — сказала Колупаева. — У меня после этой главы неделю голова болела.

 Глава 5. Строительство

Прораб Никанор  Свистопляс руководил стройкой уже два месяца и с каждым днем все больше убеждался, что работает не на обычном объекте. Рабочие жаловались на странные сны, техника ломалась без видимых причин, а сам фундамент здания, казалось, источал какую-то неуловимую вибрацию.

— Никанор Прохорович, — подошел к нему бригадир Фархадов, — опять проблемы с бетономешалкой. Третья за неделю.

— Что с ней?

— Да как объяснить… Она работает, но бетон получается не такой, как нужно.
Слишком плотный. И цвет странный — не серый, а какой-то зеленоватый.

Свистопляс подошел к миксеру и посмотрел на готовую смесь. Действительно, бетон имел необычный оттенок и структуру.

— А химический анализ делали?

— Делали. Показывает стандартный состав. Но на вид и на ощупь он другой.

— Ладно, используйте как есть. Главное, чтобы прочность была.

Но Свистопляса беспокоило не только качество материалов. Его беспокоили рабочие. За два месяца они изменились. Стали молчаливее, дисциплинированнее, но одновременно… отстраненнее. Словно работали не по своей воле, а под действием какой-то внешней силы.

— Товарищ прораб, — окликнул его электрик Мухортов, — можно вопрос?

— Валяйте.

— А зачем в проекте столько подземных помещений? По чертежу получается, что под храмом будет целый лабиринт.

Свистопляс посмотрел на план. Действительно, подвальная часть здания была гораздо сложнее наземной. Множество коридоров, камер непонятного назначения, вентиляционных шахт…

— Наверное, для хозяйственных нужд, — неуверенно ответил он.

— Да какие хозяйственные нужды? — Мухортов покачал головой. — Это же не склад, а что-то вроде бункера. Или лаборатории.

 Глава 6. Прозрение

Через полгода после начала строительства Трепетнов, Нехворощ и Зубодер встретились в маленьком кафе на Петроградской стороне. Все трое выглядели плохо — осунувшиеся, с нервным блеском в глазах.

— Ну что, господа коллеги, — сказал Зубодер, размешивая сахар в стакане чая, — кто-нибудь понял, с чем мы имеем дело?

— Я проанализировал все доступные документы по храмам-воинам, — ответил Трепетнов. — За последние пять лет их построено восемьдесят три. Все по одному шаблону, все с одинаковыми пропорциями, все от одних и тех же подставных организаций.

— А я изучил влияние этих зданий на местное население, — добавил Зубодер. — Результат всегда один: резкое снижение социальной активности, повышение лояльности к власти, готовность к жертвам ради “высших целей”.

— И самое главное, — сказал Нехворощ, — все эти здания расположены в геоаномальных зонах. В местах, где пространство искривлено.

— Что это означает? — спросил Трепетнов.

— Это означает, что кто-то использует нашу страну как полигон для эксперимента по массовому управлению сознанием. И использует при этом знания, которые выходят за рамки современной науки.

Зубодер достал из портфеля толстую папку.

— Я нашел в архивах интересные материалы. Оказывается, подобные эксперименты проводились и раньше. В двадцатые годы группа ученых под руководством некоего профессора Тихолаза изучала возможности “архитектурного гипноза”. Результаты были настолько впечатляющими, что программу засекретили.

— И что стало с учеными?

— Официально — расстреляны в тридцать седьмом. Неофициально — исчезли бесследно вместе со всеми материалами исследований.

— Вы думаете, они могли выжить? — спросил Нехворощ.

— Думаю, их знания выжили. И сейчас ими пользуется кто-то другой.

Трепетнов посмотрел в окно, где за стеклом мелькали прохожие.

— Но зачем? Зачем кому-то превращать людей в послушных зомби?

— А вы посмотрите на мир, — ответил Зубодер. — Войны, кризисы, экологические катастрофы… Может быть, кто-то готовится к тому времени, когда понадобится абсолютно управляемое население?

— Или, — добавил Нехворощ, — кто-то готовит нас к встрече с чем-то, для понимания чего человеческое сознание в его естественном виде не подходит.

 Глава 7. Завершение

Храм-воин в Пушкине был освящен в ноябре, в день, когда небо затянули свинцовые тучи, а воздух стал таким плотным, что дышать было трудно. На церемонию собрались все местные чиновники, представители духовенства и несколько сотен жителей.

Пенсионер Василий Кузьмич, живший в доме напротив, стоял у окна и смотрел на толпу. Лица людей казались ему странными — слишком спокойными, слишком одинаковыми. Словно все они думали одну и ту же мысль.

После освящения начался колокольный звон. Но звучал он не так, как в обычных церквях. В этом звоне были обертоны, которые резали слух и заставляли забывать о собственных желаниях.
Василий Кузьмич закрыл окно, но звук проникал и сквозь стекло, и сквозь стены, и прямо в мозг. Старик лег на кровать и закрыл глаза, но перед ним возникли видения: геометрические фигуры, которые складывались в невозможные конструкции, и голоса, поющие на языке, которого не существовало в человеческой речи.

Утром его нашли мертвым. Врачи сказали — сердце. Но соседи заметили, что лицо покойного было искажено ужасом, а в зрачках застыло отражение чего-то, чего там не должно было быть.

А колокольный звон продолжался каждый день в семь утра. И с каждым днем людей в районе становилось все больше, но все они были какими-то одинаковыми, словно отлитыми по одной форме.

Трепетнов, Нехворощ и Зубодер больше не встречались. Каждый из них получил предложение о работе в других городах — подальше от Питера, подальше от храмов-воинов. Они поняли намек и уехали, но втайне знали, что побег невозможен.

Храмы-воины строились по всей стране. И когда-нибудь не останется места, где можно было бы спрятаться от их влияния.

 Эпилог

Через год в архивах одного государева ведомства появилась новая папка с грифом “Совершенно секретно”. В ней лежал отчет о результатах проекта “Сакральная архитектура”:

“Эксперимент по массовой синхронизации сознания с использованием архитектурных резонаторов показал полную эффективность. Охват населения составляет 89% в радиусе двух километров от каждого объекта. Побочные эффекты в виде психических расстройств и летальных исходов не превышают статистически допустимого уровня.

Рекомендации: продолжить строительство объектов согласно утвержденному плану. К 2030 году планируется полное покрытие территории страны сетью архитектурных резонаторов.

Примечание: особую благодарность выражаем сотрудникам лаборатории профессора Тихолаза, чьи исследования, проведенные сто лет назад, легли в основу проекта. Как и предполагалось, человеческое сознание оказалось достаточно пластичным для коллективного перепрограммирования”.

Подпись под документом была неразборчивой, но печать стояла настоящая.

Снаружи шел дождь, и в его монотонном стуке по крышам слышался ритм, похожий на колокольный звон.