Ворон

Коль хочешь сомневаться – сомневайся,
А хочешь мне не верить – так не верь.
Но видел я, и в том могу поклясться,
Что ворон пел, как вешний соловей.

Был май в своём чарующем зените,
Где ранний час дремотой окаймлён,
А солнце, как лукавый небожитель,
Стирало грани судеб и имён.

Весь город был объят туманной шалью,
Которая укутывает сны
В узор замысловатый карт натальных
И нежное сияние луны.

И всё вокруг дышало упоеньем –
И кляксы разбегающихся луж,
И скверы в зацветающей сирени,
И на домах затейливый картуш.

Я восседал на парковой скамейке
И наблюдал, как в солнечных столпах
Снежинки пуха треплет лёгкий ветер
И кружит сам, запутавшись в шагах.

Я этим ранним утром был так счастлив
И так влюблён в себя и в этот мир,
На диво целиком, а не отчасти,
Довольный, как подвыпивший сатир.

С другого края парковой аллеи
За мною наблюдал высокий дуб,
Задумчивый, неспешный, многолетний,
Успевший передумать сотни дум.

Такие видят мир совсем иначе –
Уже без кутерьмы и беготни,
Без дури человеческой тем паче,
Её они давно переросли.

От взглядов лишних там, в листве дубовой,
Иссиня-чёрный, как обсидиан,
Сидел и любовался миром ворон,
И мир тот был как на душу бальзам.

Крылатый странник щурился довольно
И подставлял бока под тёплый свет,
Заворожён и радостно-спокоен,
Он в этот миг был лучшей из примет.

Он не казался вестником печали,
Не нёс печать событий роковых,
Лишь грелся под весенними лучами,
Чтоб накрепко запомнить ласку их.

Вдруг тишину разбила нежность трели,
Как будто кто-то душу полоснул.
«Забавно, а никто и не поверит», –
Насмешливо мне ворон подмигнул.

И я с открытым ртом застыл на лавке
И тёр глаза, уже не веря им.
А ворон, словно в шутку, громко каркнул
И росчерком пера под небо взмыл,

Оставив на прощанье мне под дубом
Перо – черней, чем путы нелюбви.
Я улыбнулся искренне и глупо,
Размазавшись по дереву скамьи.

Коль хочешь сомневаться – сомневайся,
Но я могу поклясться даже в том,
Без шуток и ненужного лукавства,
Что ворон был когда-то соловьём.