Ультиматум

УЛЬТИМАТУМ

Давным-давно родители сняли дачу в Усть-Качке, мама на месяц отпуска устроилась зав. столовой на  дебаркадере, что на Каме, там и покупала еду.
Домик стоял около леса. Сколько грибов! Красноголовики, иванчики, боровики, маслята, путики, обабки, рыжики, грузди, моховики… Еще заветная полянка, которую отец окрестил «лаптепотеряльной», потому что сестра однажды потеряла там свой ботинок.
Когда сестра уезжала в город, мы ходили по лесам вдвоем с папой. Отец пел низким баритоном оперные арии, искал «погорелые каньоны», выгоревшие места, где на удобрениях произрастали сотни крепких маслят, и часто останавливался отдохнуть: у него было плоскостопие, супинаторы помогали мало. Оно же и досталось мне от него по наследству.

У хозяев была большая собака, похожая на овчарку, звали ее Джек.
В первый день знакомства Джек на радость местным, разбежавшись, наподдал головой мне под зад. Потом мы подружились, и я гладил Джека. И думал, что это навсегда!
Самое главное в собаке – это ухи.

Нынче наденут маску и ну прыгать как больные псы. А в древности умные люди отождествляли себя с собаками иным способом: духовно. Ментально. Они называли себя киниками, от слова canis, собака. Или циниками. Как говорят студенты-медики, lingua Latina non pennis canina. Киники полагали, что нужно не прыгать, как идиоты, а жить, как собаки.
Антисфен, Аристиппп, Диоген Cинопский, что жил в глиняном кувшине (бочке), и пр. - культивировали в себе собачью верность, благодарность, презрение к условностям, храбрость и умение постоять за себя.
Они считали себя людьми мира, были первыми космополитами. «Отойди, ты заслоняешь мне солнце», - сказал Диоген Александру Македонскому.
«Не пренебрегай врагами: они первые замечают твои погрешности», - говорил Антисфен. А если враги – идиоты?
«Безвестность есть благо», - говорил Антисфен. Как бы не так: убить может каждый, и никто не заметит.
Одно неясно: какую именно породу выбрал себе Антисфен, какую Диоген и т.д.?
Из всех античных пород папа любил кавказских овчарок, мама предпочитала лаек. Хаски – похожие, но глаза не те. Мелких не терпели и смотрели на их господ как на неполноценных. Впрочем, собственники бультерьеров или ротвейлеров - не лучше.

В другой год мы жили на даче в Верхней Курье. У хозяев были две собаки, одна, Марта, большая, на цепи, а другая - маленькая, свободная, ее звали Динка.
Странные имена – а ведь владельцы дач, что в Усть-Качке, что в Верхней Курье – чистокровные русаки, заводчане.
Названия у разных курьинских ареалов тоже странные: Коробейниковский покос, Поскотина, Шанхай, Рудники - первые и вторые, Лубнинские болота. Курья – это и есть болото (залив, озеро) на месте старого русла. Кстати, на этом «болоте» - ни капли воды, вполне себе солнечная площадка, в 60-е там стояли ворота, и сельские играли в футбол.
После соснового бога – смешанные леса, ледяная речка Гайва, бывшая военная зона, огороженная колючей проволокой. Смельчаки сбирали за проволокой грибы, порой их отлавливали и месяцами держали под арестом - за проникновение в государственную тайну.

***

Сахаром я кормил и Динку, и Марту. Сельские прозвали меня собачачником, потому что сахаром кормил не только хозяйских собак, но вообще всех собак, что жили вокруг дачи. Поэтому они образовывали стаю, которая двигалась вслед по всей Верхней Курье, куда бы я ни гулял.

Наступал летний период, когда начинались собачьи свадьбы. Поскольку я ничего не понимал и продолжал кормить зверушек сахаром, соседские дети тыкали пальцем и заливались смехом.
Соседские псы не запоминали меня, сегодня дал сахарок – завтра рычит.
Всерьез считал, что собаки должны инстинктивно чуять в мне друга. Ка же! Дело было на Каме, встретил дворнягу, протянул ей сахарок – как тяпнет за руку! Залаяла и убежала. Они быстро надоели, сахару не напасешься.

Знаете, как радуются собаки? Иногда мама увозила меня с собой в город, а когда возвращался, навстречу со всех ног бежала Динка, рот до ушей.

С Динкой ходил в лес по грибы, они сопровождала меня до пионерского лагеря «Зеленый бор», где я столовался, если мама уезжала в город. Динка не просто сопровождала: она охраняла, потому что местные хулиганы всё норовили пристать. Хулиганы боялись маленькую Динку!

Если в присутствии собаки зажечь лампочку, а потом дать сахар, то через несколько повторов у нее выработается условный рефлекс, при включении лампы будет выделяться слюна. Про собачьи свадьбы я не ведал, зато читал, какие опыты проделывали с собаками академик Павлов, дрессировщик Дуров и инженер Кажинский. Книжку «Властелин мира» Беляева я к тому времени уже освоил.
Сначала Динка научилась вспрыгивать на скамейку по хлопку ладонями. Потом я перестал хлопать и мысленно внушал: «Прыгай!» Было мне тогда шесть лет, в школу еще не ходил, потому в памяти истерлось – выполняла Динка мои мысленные приказы или нет.

К сентябрю вернулись в Пермь, а на следующий год родители сняли дачу у тех же хозяев. Я шел с речной переправы вместе с мамой, и вдруг увидел, как от дома отделился маленький серый клубок, который шустро перемещался в мою сторону. Это была Динка, она неслась со всех собачьих ног, и рот до ушей.

Зоопсихологи пишут, что у собаки память плохая. Незначительные события стираются из нее за 5 часов.
Да вы что?! Одни, придурковатые, не помнят даже сахар, а другие запоминают и тропинки в лесу, по которым хоть раз пробежали.

Осенью наступила школа. Всё забылось, были сьемки фильма, на которых мы сдружились с Андрюхой Смирновым. Мы шлялись по улицам Перми, играли в парке Горького, за 10 коп. сидели в первом ряду в киношке, смотрели футбол на стадионе… но почему-то под руки нам всё чаще стали попадаться книжки про служебных собак. И фильмы, «Ко мне, Мухтар». Не избежали моего внимания и «Белый Клык», «Зов предков», «Лесси» и пр.
Шотландская овчарка, шла вместе с тремя милиционерами. Далеко уже отошла, метров за двести. Глянул я в ее сторону – и она оглянулась.  Милиционерша, которая вела собаку на поводке, тоже оглянулась. Да будь же проклято всё, я ж вам не Малыш из сказки.
Однажды созрела мысль. И сэкономили мы с Андрюхой от денег, что выдавали родители на сладости, по три рубля. Мелочью. И запихал каждый все сокровища в спичечный коробок.  И поехали на трамвае №3 в Осенцы. По дороге пристала какая-то шпана, требовала денег. Мы подверглись тумакам, но денег мужественно не отдали. В клубе собаководства, что располагался тогда где-то в лесу в Осенцах, наши сокровища пошли на членские взносы. Нам выдали удостоверения и записали на очередь.

Насупил день, когда в дверь позвонила женщина и спросила маму: «Щеночка будете брать?» В ее руках попискивала крохотная восточно-европейская овчарка, как и заказывали.
У мамы был страшный опыт с котенком. Котенок не был у нас изначально, воспитывался у глупых людей и дома творил всё, что хотел. Все старания усадить его в игрушечный грузовик или надеть ошейник, привязанный к тележке, заканчивались крахом. И мама отдала зверюгу в хорошие руки.
Так вот, позвонили, мама отвела меня на кухню и, устроив допрос как в НКВД, выдвинула ультиматум: «Либо я, либо собака». Пришлось выбрать маму.
Мама Андрюхи даже не спрашивала сына, когда пришли из клуба собаководства, сказала, что все болеют гриппом.
Он потом смеялся: принесли щенка московской сторожевой, этого почти сенбернара. Никаких зарплат прокормить не хватило бы…

Куда-то исчезло мое удостоверение - вместе с профсоюзным, вместе с комсомольским билетом.
Ничего не остается от человека, даже документов. Через столетие юннаты найдут истлевшие корочки и скажут: «Бог мой! И он был членом клуба…»

Через много лет в МГУ аспирант Слава Ручин, который тоже в молодости ездил за щенком, на своем примере научил, как надо было действовать. Нужно было схватить щенка, выбежать с ним на лестничную площадки и выдвинуть маме встречный ультиматум: «Либо я и собака, либо ни собаки, ни меня!»
Славка, где ж ты тогда был…

А вы бы хотели, чтобы вас понимали?

Июнь 2025