Рифмы памяти и славы

В мае 2025 года моему отцу, Букрееву Денису Афанасьевичу, исполнилось бы 110 лет. И простой арифметический расчёт показывает, что победу он встретил 30-летним. Из них – 4 года службы на Тихоокеанском флоте и 4 года войны в составе Черноморского флота. Из армии он был демобилизован в мае 1941 года, а уже в ноябре призван по мобилизации в 74 отделение морской бригады Черноморского флота командиром отделения автоматчиков. В марте 1942 тяжело ранен в правую ногу, и целый год его мотало по госпиталям, но ноги он не лишился, отлежался... И в мае 1943 снова ушёл на фронт. Снова командовал  автоматчиками, теперь уже в 386 отдельном стрелковом батальоне морской пехоты.
Коротенькие записи из его чудом сохранившегося Военного билета – мы, его четверо дочерей, к стыду своему, мало интересовались не то что прошлым родителей, но и их настоящим. Наша многодетная семья вместе со слепым дедушкой и бабушкой сначала переезжала по местам папиных назначений по Восточному  Казахстану, а потом перебралась в Барнаул, поближе к родственникам, к образованию и к госпиталям – военные ранения давали о себе знать всё чаще. Мне повезло: я ещё училась в школе, и имела возможность учить уроки вместе с папой. Он с удовольствием слушал моё «чтение вслух», изучал карты и рисунки в учебниках. Это сейчас я понимаю, что моя детская болтовня просто отвлекала его от страшных болей в израненном теле. Иногда он вспоминал какие-то моменты из прошлой жизни, про войну, про госпиталь, но всё это не задерживалось в голове, занятой совсем другими мыслями.
Классе в шестом я услышала про Этильген, за бои в котором отец получил орден Красного Знамени. В седьмом – познакомилась с его друзьями - мы ездили на митинг, посвящённый 20-летию Победы, и сажали деревья в новом парке. Мама охотно отпускала меня с ним, это была гарантия, что «друзья-товарищи не выпьют больше, чем надо» и мы с папой благополучно вернёмся домой. Он водил меня на какие-то заводские праздники с подарками и приезжал в пионерский лагерь. В 10 классе ходил в школу на собрания и защищал меня перед классной руководительницей, непременно желавшей сделать из меня медалистку: «Нина Александровна, когда ей уроки учить? Мать на работе, сёстры заняты, ужин сварить надо, дома прибрать, с дедом поговорить. Не надо нам медали!»
Когда я уехала учиться в Томск, мне страшно не хватало именно его внимания, и на каникулах я старалась сесть поближе, на что бабушка шикала: «Липучка...» С первой производственной геологической практики привезла папе трёхлитровую банку красной икры, чем растрогала его до слёз: «Запомнила, о чём я с самой армии мечтал – икру ложкой поесть!»
Папа умер в 63 года, онкология на фоне множественных ранений. Он успел подержать на руках обеих моих дочек и порадоваться их двигательной активности. Он не дождался моего внука Ивана, не погордился его схожестью с ним. Именно с внуком мы изучали военную биографию прадеда, его боевой путь. Нашли все его наградные листы и выписки из госпиталей. И я смогла, наконец, увязать свои детские воспоминания с реальными событиями осени 1943 года, Этильгенской операцией на Керченском полуострове...
«Я был во взводе лейтенанта Новожилова, в штурмовой группе. Ночь на 1 ноября, холодно, волны через борт перехлёстывают. Наш мотобот налетел на песчаную косу перед берегом, а за ней – снова глубина. Мотобот перевернулся, пришлось вплавь. А мы же все с оружием, в фуфайках, в сапогах. Многие утонули. Я двух пацанов на себе тащил, выбрались. Доползли до противотанкового рва. Жутко было. Лейтенант из противотанкового ружья танк подбил. Нам потом сказали, что мы 19 немецких атак отразили, и пехотных, и танковых. Новожилов утром погиб, гранатой его подорвали. А мы на штурм ходили, вражескую батарею отбили – много народу погибло. Меня 5 ноября ранило – голову зацепило и грудь. Нас раненых много было, а тут катер к нам прорвался, решили вывезти. Положили на палубу, только от берега отошли и вот он, самолёт немецкий, очередями кроет прямо по нам. Нас тогда 8 человек до госпиталя довезли...» - это из папиных воспоминаний. Папа тогда в госпитале пробыл 3 недели, 26 ноября он уже вернулся в свой 386 отдельный десантный стрелковый батальон. И война покатилась дальше. Для него она закончилась в октябре 1945 года.
К 80-летию Великой Победы в нашей библиотеке прошёл фестиваль авторских стихов «Рифмы памяти и славы». И мои детские воспоминания как-то сами собой сложились в стихи, как память о моём отце, моём любимом герое. Как будто я попросила у него прощения за своё беспамятство... И я точно знаю, что он меня давно простил, он всегда меня прощал.

Воспоминание об Огненной Земле
       (осень 1963г.)

Мне лет двенадцать-тринадцать,
И я – фанат мореплаваний.
На новеньких контурных картах
Рисую путь Магеллана...

А папе уже сорок восемь,
И годы войны за плечами.
У папы - в бедре осколок,
У папы - всё тело в шрамах.

И к ветру ли, к непогоде
Болят его старые раны...
Рассказываю ему о походе
Великого Магеллана.

Про то, как пути искали
Между двумя океанами,
И Огненной Землю назвали
Решив, что там были вулканы.

А папа вдруг глянул прицельно
И Орден достал из коробки:
«Триста восемьдесят шестой отдельный
Морской Батальон стрелковый.

Ноябрь сорок третьего года,
И мы в ледяной воде
Прыгаем с мотобота,
Там впереди  - Этильген.

Я сильный, я выплыл на берег...
И в противотанковом рве
Девятнадцать атак отразили
Десантники в этот день.

Мы храбро сражались, мы выжили,
И точно я знаю – не зря
Тогда Этильген назвали
Огненная Земля»...

За юнармейскую доблесть
У младшего внука – медаль.
И знает он, где находится
Огненная Земля!

Воспоминание о Парке Победы
        (май 1965г.)

Папа достал пиджак
С орденскими колодками...
Завтра – 9 мая,
Праздник с тостАми короткими...

Завтра у нас воскресенье -
Двадцатилетье Победы.
Мы с ним едем сажать деревья
На далёком от дома проспекте.

Рядом с Моторным Заводом
Новый парк заложили -
С аллеями и дорожками,
Чтоб Память Победы хранили.

Для всех со Звездой Героя
И с орденами Славы
Ели сажали строем,
Высокие и величавые.

У каждой ели – табличка
С фамилией, именем, отчеством,
Чтоб в праздники – перекличка
Для городского сообщества.

Для Ордена Красного знамени
Ель с именем не предусмотрена,
И мы посадили на память
Рябиновый прутик коротенький.

Сидели у тонкого кустика
Друзья-командиры вчерашние,
Под тост «За Победу!», «За Родину!»
Наливочку пили домашнюю...

Давно нет завода, и ели
Без всяких табличек стоят,
БурьянОм заросли, постарели,
И гости сюда не спешат...

Но кажется мне, что рябиной
Я там, среди елей стою,
И всею своей сердцевиной
Отцовскую память храню.

Я ничего не знаю о войне

Ну что могу я о войне сказать...
Рождённая в пятидесятых,
Могла я только в книгах прочитать,
Увидеть в фильмах-хрониках отснятых...

Я, вглядываясь в папино лицо,
Спросила как-то про его медали:
За что их, молодых ещё бойцов,
Хвалить? За то, что убивали?

И он, прикрыв глаза ладонью сильной,
И глупое моё ценя бунтарство,
«Конечно, нет – сказал – за то, что не убили,
За то, что выжил, а ещё - за братство.
За то, что в ледяной воде ныряя,
Тащил с собой зелёных пацанов,
Кричал, стрелял, собой их прикрывая...
Ты вырастешь, и всё поймёшь, в конце концов...»

Уже полсотни лет, как папы нет,
Его осколками в ноге война догнала...
Я ничего не знаю о войне!
Я просто за руку её всегда держала!.