У окна

               
На краю у города, где стылый ветер выл,
Стоял наш интернат, приют для тех, кто позабыл
Тепло родного дома, и мамину ладонь,
Где каждый день похожий, как гаснущий огонь.

Так скромно, недорого, наш быт был небогат,
Лишь серые простынки да старенький халат.
Мы жили в чёрно-белом, как кадры из кино,
На всех одна лишь шапка, да тонкое пальто.

И валенки надели, чтоб хоть немного греть
Озябшие сердечки, что так хотели петь,
Но голоса дрожали, и стыла в горле боль,
Ведь в этом сером зданье у каждого своя роль –
Быть тихим, незаметным, и слёз не проливать,
И только ночью в койке о маме тосковать.



У окна сирота. Дождь за стеклом.
Стучит по карнизу, как будто о чём-то своем.
Никто не любит меня, не прижмёт, не поймёт.
Не обнимает меня никто, и слеза не уйдёт.


Мы моды и не знали, одеты все в одном,
Как будто нас по мерке кроили день за днём.
Печальнее природы, что плачет за стеной,
Мы все с одним лицом здесь, с одной большой бедой.

Одни и те же стрижки, казённый тусклый цвет,
И в каждом детском взгляде застыл немой ответ
На все вопросы жизни, что задавать нельзя,
Лишь пустота в глазёнках, холодная стезя.

Мы, маленькие дети, мечтали об одном –
Чтоб кто-то нас приметил, хоть раз взглянул тайком,
Увидел нашу душу, израненную в кровь,
И нас забрал в свой дом, где есть тепло, любовь.

Чтоб кто-то очень добрый, с улыбкою простой,
Сказал: «Пойдём со мною, мой птенчик дорогой».


У окна сирота. Дождь за стеклом.
Стучит по карнизу, как будто о чём-то своем.
Никто не любит меня, не прижмёт, не поймёт.
Не обнимает меня никто, и слеза не уйдёт.


Нам так хотелось маму, можно без отца,
Чтоб кто-то нежно гладил морщинки у лица.
Чтоб сказку на ночь слушать, прижавшись к ней щекой,
Но плакали решёток печальные глаза тоской.

Их взгляд такой бездонный, в нём столько немых просьб,
Как будто каждый вечер они теряют горсть
Последней детской веры, что чудо совершит
И дверь откроет мама, и в дом свой пригласит.

Я помню, как когда-то домой хотел сбежать,
Пролезть под старым плотом, и больше не страдать.
Но мир такой огромный, топшен в нем туман.
Все дети  интерната ночами слышат голоса мам.

Как тёплый луч надежды, что тает поутру,
Оставив только горечь и новую дыру
В измученном сердечке, что так устало ждать,
Когда же прекратится безрадостная гладь.


У окна сирота. Дождь за стеклом.
Стучит по карнизу, как будто о чём-то своем.
Никто не любит меня, не прижмёт, не поймёт.
Не обнимает меня никто, и слеза не уйдёт.

Всем детям интерната не радостно житьё,
Здесь каждый день похожий, как старое шитьё.
И то, что сердцу надо, того не даст бытьё –
Ни ласки, ни объятий, ни слова «золотко моё».


Да, внешне всё красиво: игрушки, спальни, класс,
Уроки по программе, и завтрак в нужный час.
Но если заглянете вы в глубину сердец,
Найдёте там тоскливо застывший холодец


Из боли и отчаянья, из горьких детских слёз,
Из тех несбывшихся мечтаний и самых сладких грёз.
Душа болит и плачет, хоть слёз не видно вам,
Пожалуйста, поймите, как одиноко нам.

Пожалейте нас, люди, хоть капельку тепла,
Чтоб вера в этом мире хоть чуточку жила.
Чтоб знали мы, что где-то есть добрые сердца,
Которым не безразлична сиротская слеза.


У окна сирота. Дождь за стеклом.
Стучит по карнизу, как будто о чём-то своем.
Никто не любит меня, не прижмёт, не поймёт.
Не обнимает меня никто, и слеза не уйдёт.


Дождь всё стучит... и стучит...

А за окном темнота...

Никто... никто...

Мама...

Холодно...