Сказ о том, как Сёма на свет появился

Всё началось с великой любви — к авиации, романтике распределения и, конечно, к рюмке. Вполне возможно, одна из рюмок привела к появлению Сёмы на свет в славном сибирском городе на берегу могучей Лены, куда его отец, инженер по авиационным механизмам (а попросту — шаман железных птиц с мантрой «летать будет!»), был торжественно сослан по распределению из Центральной России.

Мама, мягко говоря, была не в восторге от климата, но папа уверенно повторял:

— Тут настоящая Россия! Не та, что с балетом и Шостаковичем, а та, где всё в лучшем виде: мороз, рюмка и друзья!

Настоящие друзья — это трое летчиков с прозвищами Кеша, Щегол и Лёха-Насмерть (вопрос «почему?» отпал после первой же совместной выпивки). Когда мама отправилась рожать, папа торжественно собрал товарищей:

— Мужики, у меня сын на подходе! Надо достойно отметить это событие!

Отмечали основательно. Где-то после второй бутылки у кого-то возникла светлая идея:

— А давай встретим мальца у роддома … на лодке!

Лена — река серьёзная. Особенно в мае. Лодка — наоборот: старая, как комсомольские лозунги.  Папа, к счастью, был прирождённым пловцом (с раннего детства промышлял на реке добычей дров для семьи), что спасло и его, и всю лётную братию, когда лодка перевернулась посреди «торжественного маршрута».

Сёма родился в то самое утро. Папа явился в роддом в фуфайке, пахнущей рекой, спиртом и героизмом.

— Всё ради сына! — выдохнул он и рухнул на лавку.

На третий день пошли в ЗАГС. Молодые родители, ещё влажные от родов и речных приключений, были полны нескрываемой гордости. Их встретила заведующая — статная женщина из серии «Русская мечта» — грудь, как вера, широкая, лицо — прямо с полотен Кустодиева.

Она глянула в анкету:

— Ой, а у вас, значит, оба — евреи?

Мама кивнула.

— А ребёнка как запишем?

Тут заведующая опёрлась грудью о регистрационную стойку и мягко, но настойчиво добавила:

— Русским бы лучше. А то, знаете, жизнь у нас такая…

Родители смутились, постояли в нерешимости и … пошли думать. Вернулись наутро. Отец сказал:

— У двух евреев по паспорту русский родиться не может. Даже в Сибири. Даже в  минус 40. Пусть будет как есть.

Мама добавила:

— И дед у него погиб на фронте. За Родину. Пусть носит фамилию и не стесняется.

Так Сёма получил имя в честь деда-героя и фамилию, которую с тех пор всегда приходилось произносить по буквам и объяснять по пунктам.

Сёма всегда гордился своим сибирским происхождением. Называл себя "морозоустойчивым евреем", или, в тюркско-бардовской манере, “азиатом по прописке”. На вопрос "Откуда родом?" отвечал:

— Иркутская область. Самый центр. Река Лена, до Байкала рукой подать, а дальше — тайга, мороз и комары величиной с курицу, только злее.

После чего у собеседников слегка приоткрывались рты и звучало благоговейное:

— Аааа…

Повзрослев, Сёма шутил:

— Вернусь на родину только за казённый счёт. Нарушу что-нибудь этакое — пусть отправляют по этапу. Дорога, и питание, и воспоминания — всё включено.

Жизнь с “неправильной” фамилией — тот ещё квест. В школе и в вузе — пауза на перекличке. В армии — смешки. В паспортном столе — вздохи. Будущая жена после двух лет ухаживаний заявила:

— Люблю, но на твоей фамилии не женюсь.

Дочь, в сочинении «Что бы я изменила в своей жизни», честно написала:

— Фамилию. Папину.

Учительница, женщина практичная, тут же посоветовала:

— Выходи за Петю Иванова — и всё уладится.

Но фамилию Сёма всё же оставил. Из принципа. Потому что, как он говорит сам:

— Если лодка не утонула, значит, и я не пропаду.

А ещё, если вдуматься, в этом странном сибирском крещении — в Лене, спирте и упрямой честности — и родилась его главная черта: плыть по жизни без страха утонуть. Даже если лодка старая. Даже если всё вокруг против. Потому что у него был дед-герой, мать с характером и отец, который верил, что всё в жизни взлетит. Главное — не перепутать шасси с тормозами.