Верен долгу

Разбитая старинная шкатулка
Всё силится исполнить менуэт.
Из недр своих не выломав ни звука,
Тихонько стонет ветхий раритет.

Гребёнки шелестят совсем устало
И, будто кашель, сдерживают скрип.
Мелодией декабрьского бала
Не потревожат свой убогий скит.

Шкатулки скорбь о том, что было прежде,
В закатной дымке парковых аллей.
А ныне обратилось в грубый скрежет
В сосновый короб вдавленных гвоздей.

Всё прервано, калечено и бито,
Растащено по гнёздам толстых крыс,
Мельчает, чтобы влезть в чужое сито,
Где равенством звенела лишь корысть.

У зависти уродливое тело,
Способное лишь жечь и истреблять,
Найти мотив любому беспределу,
Найти предлог сломать и отобрать.

И трепетный рисунок поколений,
Что выводился тысячами рук,
Сжигался без малейших сожалений
Безродным скопом оголтелых мух.

И мы стоим, вглядевшись в отраженья,
Всё силимся узнать и уловить
Черты безмолвно канувших в забвенье,
Черты всех тех, кому не дали жить.

Кого вминали в грязь и нечистоты,
А корни заливали кипятком.
Шкатулка на полу всё стонет – кто ты?
Ты помнишь герб свой? Помнишь ли свой дом?

Ты помнишь тех, что больше не случатся?
Кого толкали бодро под прицел?
Наследство их – лишь тонкие запястья
И тонкость чьих-то дум в твоём лице.

Шкатулка на полу взвилась и смолкла.
Но там, где чей-то гнев оставил скол,
Как прежде, гравировка: «Верен долгу».
И вот её уже никто не стёр.