Меланхоличная

Шумит родная улица густой листвой
нестриженой черёмухи и белых яблонь.
Спины не разгибая, призрачный забор
поклоны будто в реверансе отбивает
тому, кто помнит краску на его щеках,
чья память соткана из самых светлых нитей…
И сердце плачет от наитий до наитий
рабыни божьей в целомудренных летах.

Вот шаг остановился у живых картин –
полотен сельской жизни на холстах убогих:
щекочет пятки низким облакам люпин
и вишни окунают в буйство красок ноги.
Пустые окна как глаза слепых старух.
В них страшно посмотреть, ещё страшней смириться,
что их хозяева домой, как с юга птица,
не возвратились после выпавших разлук.

Ни магазина, ни часовни. Тишь и глушь.
Разорванную цепь уныло пёс волочит.
И с каждым взглядом я всё больше дорожу
уже не тем, но всё же светлым домом отчим.
С него и начиналась Родина моя.
Пшеничные поля, акаций белых стражи...
Советская открытка снова в руки ляжет,
и встанет пред глазами прежняя семья.

И до мурашек по спине тоска пронзит
лучами проклятой луны оконный ставень,
и сад черёмухой расплачется навзрыд,
как будто ждёт, что я его от мук избавлю.
А я уеду завтра в город, где трамвай
не видел Родины моей меланхоличной,
с деревьев, без заботы дольше, чем обычно,
лишь пару веток над калиткой обломав.