Весенний зов

Ты дышишь — и долины расцветают,
Как светлый сон, как шёпот в тишине.
Твой смех — как ветер, что, лаская, тает
В сиреневой и дымчатой волне.

Ты смотришь — и в ночи горят зарницы,
Как отблеск тайн, что сердцу дорога..
Твой голос — словно звонкий ручеёк,
Зовущий ввысь, в лазурный небосвод.

О, луг закатный! Травы изумрудны,
И каждый стебель — жизни благодать.
Ты мне явил, что мир и вечен, и чуден,
Что небо можно в капле созерцать.

Любовь — как роса на цветах рассвета,
Как утро, что не знает темноты.
Она — и пламя, и прохлада лета,
И тихий свет нездешней красоты.

Дай мне испить твоей живой воды,
Как пьёт земля дыханье свежих гроз.
Ты — откровенье, ты — вдохновенье,
Моя молитва, ты — мой небесный зов.

Авторский комментарий к стихотворению «Весенний зов»

Это стихотворение — попытка выразить мистическое переживание единства с Божественным через образы природы. В нём заложены суфийские мотивы: любовь как путь к Истине, созерцание Вечного в преходящем, зов Души к своему Источнику.

1. Природа как отражение Божественного

Уже в первых строках дыхание лирического «Ты» (которое можно понимать и как обращение к Возлюбленной, и как молитву к Богу) оживляет мир:

Ты дышишь — и долины расцветают,
Как светлый сон, как шёпот в тишине.

Это отсылка к суфийской идее «дыхания Милосердного», которым Бог поддерживает бытие. Всё творение — лишь отблеск Его атрибутов. Даже смех уподоблен ветру — лёгкому, невесомому, растворяющемуся в сиреневой дымке, словно мимолётное касание Божественной ласки.

2. Свет и тайна: знаки на пути

Взгляд «Ты» зажигает зарницы — намёк на мистические озарения:

Ты смотришь — и в ночи горят зарницы,
Как отблеск тайн, что сердцу дорога...

В суфизме ночь символизирует сокрытость Бога, а вспышки молний — редкие мгновения Его явленности. Сердце суфия тоскует по этим откровениям, как путник — по огням вдали. Голос же сравнивается с ручьём, зовущим в небо — это символ духовного призыва (нада), ведущего за пределы земного.

3. Вечность в мгновении

Третья строфа — ключевая:

О, луг закатный! Травы изумрудны,
И каждый стебель — жизни благодать.
Ты мне явил, что мир и вечен, и чуден,
Что небо можно в капле созерцать.

Закатный луг здесь не просто пейзаж, но место встречи с Божественным. Суфии учат, что весь мир — аят (знамение), и в малом раскрывается Великое. Строка «небо можно в капле созерцать» перекликается с кораническим: «Мы покажем им Наши знамения по горизонтам и в них самих» (41:53). Капля — это и душа, и мироздание в миниатюре, постигая которую, суфий прозревает единство всего сущего.

4. Любовь — пламя и роса

Четвёртая строфа раскрывает двойственность любви:

Любовь — как роса на цветах рассвета,
Как утро, что не знает темноты.
Она — и пламя, и прохлада лета,
И тихий свет нездешней красоты.

В суфизме любовь (ишк) — и болезнь, и исцеление, и сжигающая страсть, и умиротворение. Роса — символ божественной милости, нисходящей на душу, а пламя — аллегория очищающего страдания. «Нездешний свет» напоминает о нуре (свете Истины), который суфии видят в сердце при приближении к Богу.

5. Жажда живого источника

Финал стихотворения — мольба:

Дай мне испить твоей живой воды,
Как пьёт земля дыханье свежих гроз.

Живая вода в суфийской традиции — знание (марифа), даруемое Богом. Земля, пьющая дождь, — образ души, жаждущей озарения. Последние строки утверждают: «Ты» — это и откровение (кашф), и вдохновение (ильхам), и сама молитва (дуа), и зов (веление свыше).

Заключение

«Весенний зов» — стихотворение о пробуждении души, которая, подобно природе весной, откликается на зов Творца. Здесь переплетаются мотивы суфийской поэзии: от Руми («Будь, как ручей, что дарит воду всем») до Хафиза («В каждой травинке светит утро Его лика»). Главная мысль: Божественное ближе, чем дыхание, и Его можно увидеть — если смотреть сердцем.