семь сестёр
Вернувшись к себе в отель, я улеглась на кровать, свернулась
калачиком и тут же уснула. Когда я проснулась, то первая мысль моя была о
Беатрис. Я лежала на постели, вспоминала все то, что она рассказывала
мне, пытаясь прочувствовать и понять собственную эмоциональную
реакцию на новые сведения. К своему удивлению, я обнаружила, что вся
эта, в общем-то, страшная, по обычным человеческим меркам, история,
рассказанная бабушкой, почти совсем не тронула меня, не вызвав никакой
сердечной боли.
Потом я стала думать о тех ребятишках, которых видела вчера в
фавеле. Их самозабвенный танец потряс меня. Они действительно
танцевали, чтобы жить. Наверное, столь острая моя реакция на увиденное
и есть следствие каких-то глубинных связей, которые существуют между
мной и этими детьми. Но вчера я не увидела эти связи и даже не
подозревала об их существовании. Зато сегодня я была почти уверена в
том, что тоже появилась на свет в фавеле. Поступок моей матери, какими
бы мотивами она ни руководствовалась, отдавая меня в приют, так или
иначе, спас мне жизнь, уберег от весьма неопределенного будущего. И
потом, кем бы ни были мои родные отец и мать, благодаря своим поискам я
обрела родную бабушку, которой, судя по всему, я совсем не безразлична.
Потом я стала размышлять о том, стоит ли мне продолжать поиски
матери. И решила, что не стану этого делать. Из того, что рассказывала мне
Беатрис, сам собой напрашивался вывод: я в ее жизни стала таким
побочным биологическим продуктом, то есть с самого начала была
нежеланным и ненужным ребенком. Хотя подобные мысли неизбежно
заставляли вспомнить, что и сама я поступила точно так же, но уже по
отношению к своему собственному ребенку. Так имею ли я право осуждать
свою мать? Обвинять ее в том, что она никогда не любила меня, не зная
всех тогдашних ее жизненных обстоятельств?
Однако после всего, что я пережила за сегодняшний день, я наконец в
полной мере осознала, что именно так страстно хотела сделать для своего
сына. Оставить ему что-то такое, что бы объяснило ему причины того,
почему я поступила так, а не иначе. Но, к сожалению, в его случае нет ни
цепочки с лунным камнем, ни бабушки с дедушкой, которые бы
озаботились его поисками. Никаких зацепок, которые могли бы пролить
свет на то, кто он такой и откуда родом. К тому же, как правильно заметил
Флориано, велика вероятность того, что приемные родители не стали
посвящать мальчика в историю его рождения. А вдруг рассказали? А вдруг
когда-нибудь в будущем он тоже захочет заняться поисками настоящих
родителей? Надо же дать ему какой-то след, хотя бы указать направление
поисков.
Как это сделал Па Солт для всех своих шести дочерей.
Сейчас я поняла, почему координаты, указанные отцом, привели меня
не в сиротский приют, а на виллу Каса дас Оркуидеас. Хотя я родилась в
другом месте, не на вилле, он понимал, что этот след выведет меня на
Беатрис, что я познакомлюсь со своей родной бабушкой, единственным
человеком, родным мне по крови, который в свое время озаботился моими
поисками.
Да, но что делал Па Солт в Рио в то самое время, когда я появилась на
свет? И почему из всех младенцев, имевшихся на тот момент в приюте, он
выбрал именно меня? Беатрис ни словом не обмолвилась о мыльном
камешке. Значит, когда Кристина отдавала меня в приют, его при мне не
было. Тогда как, каким образом этот камень попал к отцу?
Вот еще одна головоломка, которую, судя по всему, мне никогда не
разрешить. А может, хватит этих «почему» и «как»? Пора перестать
изводить себя вопросами и принять как данность то, что у меня есть. Ведь
мне несказанно повезло: иметь такого любящего отца и такого мудрого
наставника, человека, который всегда был рядом. Пора наконец начать
доверять людям и видеть все то хорошее, что есть в другом человеке.
Последнее соображение сразу же заставило меня вспомнить о Флориано.
Я машинально глянула в окно, потом перевела взгляд на небо. В этот
момент он уже наверняка летит где-нибудь над Атлантикой. Как странно,
размышляла я, целых четырнадцать лет я просуществовала словно в
вакууме. Никаких желаний, никаких эмоций. А тут сразу свалилось все, и
всего так много. Мои чувства к Флориано возникли спонтанно и даже
неожиданно. Так бывает, когда упругий бутон розы вдруг за одну ночь
превращается в роскошный благоухающий цветок. Сегодня чувства к
Флориано переполняют меня и одновременно кажутся мне такими
естественными, как нечто само собой разумеющееся.
Едва проводив Флориано, я уже скучаю без него, и вовсе не потому,
что снедаема какой-то временной страстью. Отнюдь. Мое чувство к нему
не страстное увлечение, а спокойное признание того, что отныне Флориано
стал частью меня и моей жизни. В глубине души я догадывалась, что и он
воспринимает меня как часть себя. Между нами возникло действительно
что-то очень серьезное, не похожее на минутное помутнение разума.
Впрочем, чувства все равно нужно подпитывать, чтобы они не увяли и
постепенно не сошли на нет.
Я схватила свой ноутбук, открыла его и тут же настрочила
пространное письмо Флориано. В сжатой форме изложила все, что
рассказала мне Беатрис. Сообщила, что завтра я снова собираюсь
наведаться в монастырь, чтобы встретиться с ней еще раз.
Обычно у меня всегда возникают проблемы с заключительными
строками письма, но тут я не стала предаваться излишним размышлениям,
а написала то, что подсказывало мне сердце, после чего сразу же нажала на
клавишу отправки корреспонденции, даже не перечитав письмо. После
чего вышла из номера, спустилась вниз и направилась на пляж, чтобы
окунуться в бодрящие волны океана, набегающие на прибрежную полосу
Ипанемы.
* * *
На следующее утро Яра снова встретила меня у входа в монастырь,
как и вчера. Она приветствовала меня жизнерадостной улыбкой и даже
стеснительно протянула руку для рукопожатия.
– Большое вам спасибо, сеньорита.
– За что? – поинтересовалась я.
– За то, что вернули свет в глаза сеньоры Беатрис. Пусть и на очень
короткое время. А как вы? С вами все в порядке после того, что она вам
рассказала?
– Если честно, Яра, то я не ожидала услышать такое. Но я как-то
справляюсь.
– Да, она не заслужила иметь такую дочь. Да и вы не заслужили иметь
такую мать, – тихо пробормотала Яра.
– Так часто бывает в жизни. Мы не всегда получаем то, чего
заслуживаем. Но будем надеяться, что будущее окажется ко всем нам более
приветливым, – негромко откликнулась я, скорее размышляя вслух, чем
отвечая на реплику Яры, пока она вела меня уже знакомым коридором к
комнате Беатрис.
– Сеньора Беатрис лежит, но все равно настаивает на встрече с вами.
Так мы идем? – спросила у меня Яра уже у самых дверей.
– Да.
Сегодня мы с Ярой впервые вошли в комнату вместе. Яре уже не
нужно было подготавливать свою хозяйку ко встрече со мной. Беатрис
лежала на постели, вид у нее был очень слабый, но все равно, увидев меня,
она заулыбалась.
– Майя! – Она велела Яре поставить стул возле кровати. – Проходи же,
садись. Как самочувствие, милая? Я вчера за тебя волновалась. Ведь мой
рассказ стал для тебя самым настоящим шоком.
– Все в порядке, Беатрис. В полном порядке, честное слово, – ответила
я, присаживаясь на стул. После чего осторожно погладила ее руку.
– Я рада. Ты – сильный человек, и я восхищаюсь тобой. А сейчас
хватит о прошлом. Давай лучше поговорим о тебе. Расскажи мне о своей
жизни, Майя. Где ты живешь? Ты замужем? Дети есть? Кто ты по
профессии?
Следующие полчаса я подробно живописала бабушке всю свою жизнь.
Все, что смогла вспомнить. Рассказала ей об отце, о своих сестрах. Описала
наш красивый дом на берегу Женевского озера. Потом стала рассказывать о
своей переводческой работе. И уже почти приготовилась исповедаться
перед ней и о романе с Зедом, и о своей беременности, и о том, что после
родов я тоже отказалась от своего ребенка и его усыновили другие люди.
Но инстинктивно почувствовала, что бабушке важно лишь то, что
подтверждает ее ожидания: я счастлива, и у меня все в порядке. А потому я
не стала касаться этой запретной темы.
– А что в будущем? Расскажи мне поподробнее об этом весьма
привлекательном мужчине, вместе с которым ты приходила ко мне на
виллу. Здесь, в Рио, он довольно известная личность. Он тебе кто? Только
друг? – Она бросила на меня застенчивый взгляд и добавила: – Что-то
подсказывает мне, что не только.
– Да, он мне нравится, – призналась я.
– Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, Майя. Так ты
вернешься к себе в Женеву? Или останешься вместе с ним в Рио?
– На данный момент его здесь нет. Вчера утром он улетел в Париж.
– Ах, Париж! – с чувством всплеснула руками Беатрис. – Один из
самых счастливых периодов в моей жизни. Ты ведь знаешь, что твоя
прабабушка тоже бывала в Париже, еще до своего замужества. Надеюсь, ты
видела ту скульптуру у нас в саду. Это ее изображение. Мой отец
специально организовал доставку скульптуры из Парижа в качестве
свадебного подарка своей жене.
– Да, видела, – живо откликнулась я, с некоторым напряжением
ожидая того, куда может вырулить наш дальнейший разговор.
– В Париже я какое-то время занималась в Школе изящных искусств.
Так вот, одним из моих профессоров был тот самый скульптор, который
изваял маму. После одной из лекций я сама подошла к нему, представилась
и сказала, что я дочь той самой Изабеллы, которую он когда-то лепил. К
моему удивлению, профессор Бройли ответил, что прекрасно помнит мою
маму. А когда я сообщила ему о ее смерти, то он был просто потрясен этим
известием. После нашего с ним разговора у меня сложилось впечатление,
что он как бы взял меня под свое крыло. Или, уж во всяком случае, стал
проявлять ко мне повышенный интерес. Даже пригласил в свой красивый
дом на Монпарнасе, а потом сводил пообедать в кафе «Клозери де Лила».
Сказал мне, что когда-то в этом кафе у него случилась незабываемая
встреча с моей мамой. Он даже свозил меня в мастерскую профессора Поля
Ландовски и познакомил с этим выдающимся скульптором. Разумеется, в
те годы профессор Ландовски был уже очень стар и не занимался
скульптурой. Но он показал мне фотографии, относящиеся к тому периоду,
когда он работал над отливками для статуи Христа. Все формы лепились
прямо в его мастерской. Очевидно, мама как раз именно тогда и посещала
мастерскую профессора Ландовски, когда он со своим учеником Лореном
Бройли занимался всеми этими работами. Ландовски даже отыскал в одном
из шкафов слепки, которые были сделаны когда-то с рук моей матери. Он
хотел потом воспользоваться ими для лепки рук Христа. – Беатрис
невольно улыбнулась, вспоминая все эти приятные и дорогие ее сердцу
мгновения. – Воистину, профессор Бройли не жалел для меня ни своего
времени, ни внимания. Потом мы долгие годы состояли с ним в переписке,
вплоть до самой его смерти, последовавшей в 1965 году. Такую доброту
проявили ко мне все эти иностранцы, – задумчиво заключила Беатрис и
добавила: – Словом, дорогая Майя, ты собираешься последовать примеру
своей бабки и прабабки и тоже совершить путешествие из Рио в Париж?
Что ж, сегодня туда добраться значительно проще, чем в былые времена.
Нам с твоей прабабушкой потребовалось целых шесть недель, чтобы
попасть во Францию, а уже потом в Париж. В наши дни все иначе. Уже
завтра ты можешь сидеть в «Клозери де Лила» и потягивать абсент. Майя,
дорогая, ты меня слышишь?
Я растерянно молчала. Из того, что я только что услышала из уст
Беатрис, сам собой напрашивался вывод: моя бабушка и понятия не имеет о
том, кто был ее настоящий отец. Недаром Яра так неохотно согласилась на
то, чтобы рассказать о прошлом моей семьи.
– Да, скорее всего, я тоже отправлюсь в Париж, – ответила я наконец,
очнувшись от своих мыслей.
– Вот и хорошо! – Кажется, мой ответ вполне удовлетворил бабушку. –
У меня к тебе, Майя, еще несколько серьезных дел. Сегодня днем ко мне
должен приехать нотариус. Я собираюсь переписать свое завещание и
оставить большую часть того, чем я владею, тебе как своей внучке. К
сожалению, мое состояние не так уж велико. Только дом, который
разрушается буквально на глазах. Чтобы его отреставрировать и привести в
порядок, потребуются сотни тысяч реалов. А таких денег у тебя наверняка
нет. Если ты захочешь продать виллу, знай, я ни в коей мере не возражаю
против такого решения. Разве что ставлю одно условие. Хочу, чтобы ты
позволила Яре дожить в этом доме до самой ее смерти. Я знаю, как она
страшится будущего. Хочу быть уверенной в том, что на улицу ее никто не
вышвырнет. Ведь вилла Каса дас Оркуидеас – это в такой же мере ее дом,
как и мой. Ей будет завещана определенная сумма денег, которых должно
хватить на весь остаток ее жизни. Ты же понимаешь, она моя ближайшая
подруга. Мы росли вместе, как родные сестры.
– Конечно, я сделаю все как положено, – ответила я, с трудом
сдерживая слезы.
– У меня еще есть кое-какие драгоценности, мои и те, что достались
мне от мамы. А еще фазенда Святой Терезы, где прошли детские годы
твоей прабабушки. В свое время я учредила скромный благотворительный
фонд помощи женщинам из фавел. Так вот, сегодня на фазенде, согласно
уставу этого фонда, находят себе приют многие из тех несчастных, кто
нуждается в убежище. Если ты сможешь продолжить эту работу, буду
только счастлива.
– Обязательно продолжу, Беатрис, – заверила я шепотом, потому что у
меня перехватило горло от ее слов. – Но, мне кажется, я не заслуживаю
всех этих щедрот. Ведь у вас же наверняка есть друзья, родня…
– Как ты можешь говорить такое, Майя! – возмутилась Беатрис. В ее
голосе зазвучало откровенное негодование. – Твоя мать отдала тебя в
сиротский приют, лишила семьи. А ведь твое происхождение, смею тебя
заверить, когда-то чего-то да стоило здесь, в Рио. Не забывай, ты же
представительница старинного рода Айрис Кабрал. Конечно, не все, что
тебе пришлось пережить, можно компенсировать деньгами. Но это – то
немногое, что я могу для тебя сейчас сделать. И обязательно сделаю! –
безапелляционно подчеркнула она.
– Спасибо, Беатрис, – коротко поблагодарила я, заметив, как она
беспокойно заерзала по постели. Видно, боли опять сделались
нестерпимыми. А я не хотела лишний раз расстраивать ее.
– Мне позвать сестру?
– Да, но только через пару минут. Опережая тебя, Майя, скажу вот что.
Если ты сейчас собираешься сообщить мне, что хочешь остаться со мной
до конца, то я со всей твердостью заявляю: больше ко мне не приходи. Я
знаю, что мне уготовано, и не хочу, чтобы ты стала свидетелем моих
последних минут. Тем более что ты еще не вполне оправилась от
предыдущей потери, ухода из жизни твоего приемного отца. Со мной
останется Яра, а больше мне никто не нужен.
– Но, Беатрис…
– Никаких «но», Майя. Боли и сейчас уже стали невыносимыми, хотя я
сопротивлялась им из последних сил. Но сегодня попрошу сестру
увеличить мне дозу морфия. А там вскоре последует и развязка. Итак… –
Беатрис с трудом улыбнулась. – Повторю еще раз: я счастлива, что
последние мгновения моей жизни, когда я еще пребывала в здравом уме и
светлой памяти, я провела в обществе моей красавицы внучки. Ты
действительно очень красива, моя дорогая Майя. Желаю тебе всего самого
доброго в будущем. Но главное – желаю тебе обрести любовь. Потому что
любовь, пожалуй, единственное, что позволяет нам вынести любую боль,
пока мы живы. Пожалуйста, запомни это. А сейчас позови сестру.
Спустя пару минут я обняла Беатрис, и мы попрощались с ней
навсегда. Покидая комнату, я увидела, как мгновенно отяжелели ее веки и
глаза закрылись сами собой. Когда я была уже у дверей, она лишь слабо
взмахнула рукой. Я вышла в коридор, опустилась на скамью, стоящую
возле стены, обхватила голову руками и горько расплакалась. Чья-то рука
обняла меня за плечи. Я подняла глаза и увидела Яру, которая присела
рядом со мной.
– Выходит, она не знала, что Лорен Бройли ее родной отец?
– Нет, сеньорита Майя, не знала.
Яра взяла меня за руку, и какое-то время мы сидели молча, каждая посвоему переживая весь трагизм ситуации.
Потом я написала на листке бумаги, который дала мне Яра, свой
домашний адрес, номер телефона, адрес электронной почты. Затем она
проводила меня до поджидавшего такси.
– Всего доброго, сеньорита. Я рада, что между вами и сеньорой
Беатрис все разрешилось, и как раз вовремя, еще до того, как…
– Это все благодаря вам, Яра. Беатрис очень повезло, что рядом с ней
была такая помощница.
– А мне повезло с ней, – коротко бросила в ответ Яра.
– Пожалуйста, дайте мне знать, когда… – Я так и не смогла заставить
себя произнести вслух оставшиеся слова.
– Обязательно. А вы уезжайте и живите своей жизнью, сеньорита
Майя. Возможно, узнав историю своей семьи, вы стали лучше понимать,
что каждое мгновение на этой земле бесценно и им надо дорожить.
* * *
Вернувшись к себе в отель, я тут же стала проверять электронную
почту. Сейчас у меня были весомые причины для нетерпения. Яра права:
каждое мгновение бесценно. Увидев ответное письмо Флориано, я не
смогла сдержать радостной улыбки. Париж великолепен, сообщал он мне в
своем послании, но ему позарез нужен переводчик, чтобы справиться с его
никудышным французским.
«А еще я тут кое-что обнаружил, Майя. Ты
должна увидеть это собственными глазами.
Пожалуйста, сообщи, когда ты приедешь».
Я невольно рассмеялась, прочитав эти строки. Ведь он не спрашивал
меня, приеду ли я. Вопрос ставился однозначно: когда приеду. Я позвонила
на ресепшен и попросила узнать, есть ли билеты на завтрашний рейс из
Рио в Париж. Они перезвонили мне минут через десять и сообщили, что
осталось только одно место в первом классе. Я не удержалась от короткого
восклицания, когда мне сообщили стоимость, но все же попросила их
зарезервировать билет. И почувствовала в этот момент, что и отец, и
Изабелла, и Беатрис, все они рады, что я поступила именно так.
Потом я прогулялась по Ипанеме. Снова вернулась в супермаркет и
купила себе несколько платьев, совершенно «не подходящих» для меня,
прежней. Раньше бы Майя просто пришла в ужас при виде этих нарядов.
Но новая Майя, верящая в глубине души, что она любима, захотела
порадовать своего мужчину. Пусть он увидит ее в наилучшем виде.
Больше я не стану прятаться от жизни, твердо пообещала я себе и
прикупила две пары туфель на высоких каблуках. Потом зашла в отдел
парфюмерии, чтобы подобрать соответствующие духи, которыми не
пользовалась уже сто лет. А заодно купила и новую ярко-алую помаду.
Вечером я поднялась в ресторан под крышей отеля и, устроившись на
террасе, в последний раз глянула на статую Христа, купающуюся в сиянии
заходящего солнца. Потягивая охлажденное белое вино, я вознесла
мысленную молитву небесам, поблагодарила Христа за то, что Он помог
мне вернуться к себе самой.
Рано утром Педро повез меня в аэропорт, и я опять оглянулась на
статую, возвышающуюся на горе Корковадо. И у меня вдруг возникло
странное чувство, почти уверенность, что очень скоро 49
Вернувшись к себе в отель, я улеглась на кровать, свернулась
калачиком и тут же уснула. Когда я проснулась, то первая мысль моя была о
Беатрис. Я лежала на постели, вспоминала все то, что она рассказывала
мне, пытаясь прочувствовать и понять собственную эмоциональную
реакцию на новые сведения. К своему удивлению, я обнаружила, что вся
эта, в общем-то, страшная, по обычным человеческим меркам, история,
рассказанная бабушкой, почти совсем не тронула меня, не вызвав никакой
сердечной боли.
Потом я стала думать о тех ребятишках, которых видела вчера в
фавеле. Их самозабвенный танец потряс меня. Они действительно
танцевали, чтобы жить. Наверное, столь острая моя реакция на увиденное
и есть следствие каких-то глубинных связей, которые существуют между
мной и этими детьми. Но вчера я не увидела эти связи и даже не
подозревала об их существовании. Зато сегодня я была почти уверена в
том, что тоже появилась на свет в фавеле. Поступок моей матери, какими
бы мотивами она ни руководствовалась, отдавая меня в приют, так или
иначе, спас мне жизнь, уберег от весьма неопределенного будущего. И
потом, кем бы ни были мои родные отец и мать, благодаря своим поискам я
обрела родную бабушку, которой, судя по всему, я совсем не безразлична.
Потом я стала размышлять о том, стоит ли мне продолжать поиски
матери. И решила, что не стану этого делать. Из того, что рассказывала мне
Беатрис, сам собой напрашивался вывод: я в ее жизни стала таким
побочным биологическим продуктом, то есть с самого начала была
нежеланным и ненужным ребенком. Хотя подобные мысли неизбежно
заставляли вспомнить, что и сама я поступила точно так же, но уже по
отношению к своему собственному ребенку. Так имею ли я право осуждать
свою мать? Обвинять ее в том, что она никогда не любила меня, не зная
всех тогдашних ее жизненных обстоятельств?
Однако после всего, что я пережила за сегодняшний день, я наконец в
полной мере осознала, что именно так страстно хотела сделать для своего
сына. Оставить ему что-то такое, что бы объяснило ему причины того,
почему я поступила так, а не иначе. Но, к сожалению, в его случае нет ни
цепочки с лунным камнем, ни бабушки с дедушкой, которые бы
озаботились его поисками. Никаких зацепок, которые могли бы пролить
свет на то, кто он такой и откуда родом. К тому же, как правильно заметил
Флориано, велика вероятность того, что приемные родители не стали
посвящать мальчика в историю его рождения. А вдруг рассказали? А вдруг
когда-нибудь в будущем он тоже захочет заняться поисками настоящих
родителей? Надо же дать ему какой-то след, хотя бы указать направление
поисков.
Как это сделал Па Солт для всех своих шести дочерей.
Сейчас я поняла, почему координаты, указанные отцом, привели меня
не в сиротский приют, а на виллу Каса дас Оркуидеас. Хотя я родилась в
другом месте, не на вилле, он понимал, что этот след выведет меня на
Беатрис, что я познакомлюсь со своей родной бабушкой, единственным
человеком, родным мне по крови, который в свое время озаботился моими
поисками.
Да, но что делал Па Солт в Рио в то самое время, когда я появилась на
свет? И почему из всех младенцев, имевшихся на тот момент в приюте, он
выбрал именно меня? Беатрис ни словом не обмолвилась о мыльном
камешке. Значит, когда Кристина отдавала меня в приют, его при мне не
было. Тогда как, каким образом этот камень попал к отцу?
Вот еще одна головоломка, которую, судя по всему, мне никогда не
разрешить. А может, хватит этих «почему» и «как»? Пора перестать
изводить себя вопросами и принять как данность то, что у меня есть. Ведь
мне несказанно повезло: иметь такого любящего отца и такого мудрого
наставника, человека, который всегда был рядом. Пора наконец начать
доверять людям и видеть все то хорошее, что есть в другом человеке.
Последнее соображение сразу же заставило меня вспомнить о Флориано.
Я машинально глянула в окно, потом перевела взгляд на небо. В этот
момент он уже наверняка летит где-нибудь над Атлантикой. Как странно,
размышляла я, целых четырнадцать лет я просуществовала словно в
вакууме. Никаких желаний, никаких эмоций. А тут сразу свалилось все, и
всего так много. Мои чувства к Флориано возникли спонтанно и даже
неожиданно. Так бывает, когда упругий бутон розы вдруг за одну ночь
превращается в роскошный благоухающий цветок. Сегодня чувства к
Флориано переполняют меня и одновременно кажутся мне такими
естественными, как нечто само собой разумеющееся.
Едва проводив Флориано, я уже скучаю без него, и вовсе не потому,
что снедаема какой-то временной страстью. Отнюдь. Мое чувство к нему
не страстное увлечение, а спокойное признание того, что отныне Флориано
стал частью меня и моей жизни. В глубине души я догадывалась, что и он
воспринимает меня как часть себя. Между нами возникло действительно
что-то очень серьезное, не похожее на минутное помутнение разума.
Впрочем, чувства все равно нужно подпитывать, чтобы они не увяли и
постепенно не сошли на нет.
Я схватила свой ноутбук, открыла его и тут же настрочила
пространное письмо Флориано. В сжатой форме изложила все, что
рассказала мне Беатрис. Сообщила, что завтра я снова собираюсь
наведаться в монастырь, чтобы встретиться с ней еще раз.
Обычно у меня всегда возникают проблемы с заключительными
строками письма, но тут я не стала предаваться излишним размышлениям,
а написала то, что подсказывало мне сердце, после чего сразу же нажала на
клавишу отправки корреспонденции, даже не перечитав письмо. После
чего вышла из номера, спустилась вниз и направилась на пляж, чтобы
окунуться в бодрящие волны океана, набегающие на прибрежную полосу
Ипанемы.
* * *
На следующее утро Яра снова встретила меня у входа в монастырь,
как и вчера. Она приветствовала меня жизнерадостной улыбкой и даже
стеснительно протянула руку для рукопожатия.
– Большое вам спасибо, сеньорита.
– За что? – поинтересовалась я.
– За то, что вернули свет в глаза сеньоры Беатрис. Пусть и на очень
короткое время. А как вы? С вами все в порядке после того, что она вам
рассказала?
– Если честно, Яра, то я не ожидала услышать такое. Но я как-то
справляюсь.
– Да, она не заслужила иметь такую дочь. Да и вы не заслужили иметь
такую мать, – тихо пробормотала Яра.
– Так часто бывает в жизни. Мы не всегда получаем то, чего
заслуживаем. Но будем надеяться, что будущее окажется ко всем нам более
приветливым, – негромко откликнулась я, скорее размышляя вслух, чем
отвечая на реплику Яры, пока она вела меня уже знакомым коридором к
комнате Беатрис.
– Сеньора Беатрис лежит, но все равно настаивает на встрече с вами.
Так мы идем? – спросила у меня Яра уже у самых дверей.
– Да.
Сегодня мы с Ярой впервые вошли в комнату вместе. Яре уже не
нужно было подготавливать свою хозяйку ко встрече со мной. Беатрис
лежала на постели, вид у нее был очень слабый, но все равно, увидев меня,
она заулыбалась.
– Майя! – Она велела Яре поставить стул возле кровати. – Проходи же,
садись. Как самочувствие, милая? Я вчера за тебя волновалась. Ведь мой
рассказ стал для тебя самым настоящим шоком.
– Все в порядке, Беатрис. В полном порядке, честное слово, – ответила
я, присаживаясь на стул. После чего осторожно погладила ее руку.
– Я рада. Ты – сильный человек, и я восхищаюсь тобой. А сейчас
хватит о прошлом. Давай лучше поговорим о тебе. Расскажи мне о своей
жизни, Майя. Где ты живешь? Ты замужем? Дети есть? Кто ты по
профессии?
Следующие полчаса я подробно живописала бабушке всю свою жизнь.
Все, что смогла вспомнить. Рассказала ей об отце, о своих сестрах. Описала
наш красивый дом на берегу Женевского озера. Потом стала рассказывать о
своей переводческой работе. И уже почти приготовилась исповедаться
перед ней и о романе с Зедом, и о своей беременности, и о том, что после
родов я тоже отказалась от своего ребенка и его усыновили другие люди.
Но инстинктивно почувствовала, что бабушке важно лишь то, что
подтверждает ее ожидания: я счастлива, и у меня все в порядке. А потому я
не стала касаться этой запретной темы.
– А что в будущем? Расскажи мне поподробнее об этом весьма
привлекательном мужчине, вместе с которым ты приходила ко мне на
виллу. Здесь, в Рио, он довольно известная личность. Он тебе кто? Только
друг? – Она бросила на меня застенчивый взгляд и добавила: – Что-то
подсказывает мне, что не только.
– Да, он мне нравится, – призналась я.
– Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, Майя. Так ты
вернешься к себе в Женеву? Или останешься вместе с ним в Рио?
– На данный момент его здесь нет. Вчера утром он улетел в Париж.
– Ах, Париж! – с чувством всплеснула руками Беатрис. – Один из
самых счастливых периодов в моей жизни. Ты ведь знаешь, что твоя
прабабушка тоже бывала в Париже, еще до своего замужества. Надеюсь, ты
видела ту скульптуру у нас в саду. Это ее изображение. Мой отец
специально организовал доставку скульптуры из Парижа в качестве
свадебного подарка своей жене.
– Да, видела, – живо откликнулась я, с некоторым напряжением
ожидая того, куда может вырулить наш дальнейший разговор.
– В Париже я какое-то время занималась в Школе изящных искусств.
Так вот, одним из моих профессоров был тот самый скульптор, который
изваял маму. После одной из лекций я сама подошла к нему, представилась
и сказала, что я дочь той самой Изабеллы, которую он когда-то лепил. К
моему удивлению, профессор Бройли ответил, что прекрасно помнит мою
маму. А когда я сообщила ему о ее смерти, то он был просто потрясен этим
известием. После нашего с ним разговора у меня сложилось впечатление,
что он как бы взял меня под свое крыло. Или, уж во всяком случае, стал
проявлять ко мне повышенный интерес. Даже пригласил в свой красивый
дом на Монпарнасе, а потом сводил пообедать в кафе «Клозери де Лила».
Сказал мне, что когда-то в этом кафе у него случилась незабываемая
встреча с моей мамой. Он даже свозил меня в мастерскую профессора Поля
Ландовски и познакомил с этим выдающимся скульптором. Разумеется, в
те годы профессор Ландовски был уже очень стар и не занимался
скульптурой. Но он показал мне фотографии, относящиеся к тому периоду,
когда он работал над отливками для статуи Христа. Все формы лепились
прямо в его мастерской. Очевидно, мама как раз именно тогда и посещала
мастерскую профессора Ландовски, когда он со своим учеником Лореном
Бройли занимался всеми этими работами. Ландовски даже отыскал в одном
из шкафов слепки, которые были сделаны когда-то с рук моей матери. Он
хотел потом воспользоваться ими для лепки рук Христа. – Беатрис
невольно улыбнулась, вспоминая все эти приятные и дорогие ее сердцу
мгновения. – Воистину, профессор Бройли не жалел для меня ни своего
времени, ни внимания. Потом мы долгие годы состояли с ним в переписке,
вплоть до самой его смерти, последовавшей в 1965 году. Такую доброту
проявили ко мне все эти иностранцы, – задумчиво заключила Беатрис и
добавила: – Словом, дорогая Майя, ты собираешься последовать примеру
своей бабки и прабабки и тоже совершить путешествие из Рио в Париж?
Что ж, сегодня туда добраться значительно проще, чем в былые времена.
Нам с твоей прабабушкой потребовалось целых шесть недель, чтобы
попасть во Францию, а уже потом в Париж. В наши дни все иначе. Уже
завтра ты можешь сидеть в «Клозери де Лила» и потягивать абсент. Майя,
дорогая, ты меня слышишь?
Я растерянно молчала. Из того, что я только что услышала из уст
Беатрис, сам собой напрашивался вывод: моя бабушка и понятия не имеет о
том, кто был ее настоящий отец. Недаром Яра так неохотно согласилась на
то, чтобы рассказать о прошлом моей семьи.
– Да, скорее всего, я тоже отправлюсь в Париж, – ответила я наконец,
очнувшись от своих мыслей.
– Вот и хорошо! – Кажется, мой ответ вполне удовлетворил бабушку. –
У меня к тебе, Майя, еще несколько серьезных дел. Сегодня днем ко мне
должен приехать нотариус. Я собираюсь переписать свое завещание и
оставить большую часть того, чем я владею, тебе как своей внучке. К
сожалению, мое состояние не так уж велико. Только дом, который
разрушается буквально на глазах. Чтобы его отреставрировать и привести в
порядок, потребуются сотни тысяч реалов. А таких денег у тебя наверняка
нет. Если ты захочешь продать виллу, знай, я ни в коей мере не возражаю
против такого решения. Разве что ставлю одно условие. Хочу, чтобы ты
позволила Яре дожить в этом доме до самой ее смерти. Я знаю, как она
страшится будущего. Хочу быть уверенной в том, что на улицу ее никто не
вышвырнет. Ведь вилла Каса дас Оркуидеас – это в такой же мере ее дом,
как и мой. Ей будет завещана определенная сумма денег, которых должно
хватить на весь остаток ее жизни. Ты же понимаешь, она моя ближайшая
подруга. Мы росли вместе, как родные сестры.
– Конечно, я сделаю все как положено, – ответила я, с трудом
сдерживая слезы.
– У меня еще есть кое-какие драгоценности, мои и те, что достались
мне от мамы. А еще фазенда Святой Терезы, где прошли детские годы
твоей прабабушки. В свое время я учредила скромный благотворительный
фонд помощи женщинам из фавел. Так вот, сегодня на фазенде, согласно
уставу этого фонда, находят себе приют многие из тех несчастных, кто
нуждается в убежище. Если ты сможешь продолжить эту работу, буду
только счастлива.
– Обязательно продолжу, Беатрис, – заверила я шепотом, потому что у
меня перехватило горло от ее слов. – Но, мне кажется, я не заслуживаю
всех этих щедрот. Ведь у вас же наверняка есть друзья, родня…
– Как ты можешь говорить такое, Майя! – возмутилась Беатрис. В ее
голосе зазвучало откровенное негодование. – Твоя мать отдала тебя в
сиротский приют, лишила семьи. А ведь твое происхождение, смею тебя
заверить, когда-то чего-то да стоило здесь, в Рио. Не забывай, ты же
представительница старинного рода Айрис Кабрал. Конечно, не все, что
тебе пришлось пережить, можно компенсировать деньгами. Но это – то
немногое, что я могу для тебя сейчас сделать. И обязательно сделаю! –
безапелляционно подчеркнула она.
– Спасибо, Беатрис, – коротко поблагодарила я, заметив, как она
беспокойно заерзала по постели. Видно, боли опять сделались
нестерпимыми. А я не хотела лишний раз расстраивать ее.
– Мне позвать сестру?
– Да, но только через пару минут. Опережая тебя, Майя, скажу вот что.
Если ты сейчас собираешься сообщить мне, что хочешь остаться со мной
до конца, то я со всей твердостью заявляю: больше ко мне не приходи. Я
знаю, что мне уготовано, и не хочу, чтобы ты стала свидетелем моих
последних минут. Тем более что ты еще не вполне оправилась от
предыдущей потери, ухода из жизни твоего приемного отца. Со мной
останется Яра, а больше мне никто не нужен.
– Но, Беатрис…
– Никаких «но», Майя. Боли и сейчас уже стали невыносимыми, хотя я
сопротивлялась им из последних сил. Но сегодня попрошу сестру
увеличить мне дозу морфия. А там вскоре последует и развязка. Итак… –
Беатрис с трудом улыбнулась. – Повторю еще раз: я счастлива, что
последние мгновения моей жизни, когда я еще пребывала в здравом уме и
светлой памяти, я провела в обществе моей красавицы внучки. Ты
действительно очень красива, моя дорогая Майя. Желаю тебе всего самого
доброго в будущем. Но главное – желаю тебе обрести любовь. Потому что
любовь, пожалуй, единственное, что позволяет нам вынести любую боль,
пока мы живы. Пожалуйста, запомни это. А сейчас позови сестру.
Спустя пару минут я обняла Беатрис, и мы попрощались с ней
навсегда. Покидая комнату, я увидела, как мгновенно отяжелели ее веки и
глаза закрылись сами собой. Когда я была уже у дверей, она лишь слабо
взмахнула рукой. Я вышла в коридор, опустилась на скамью, стоящую
возле стены, обхватила голову руками и горько расплакалась. Чья-то рука
обняла меня за плечи. Я подняла глаза и увидела Яру, которая присела
рядом со мной.
– Выходит, она не знала, что Лорен Бройли ее родной отец?
– Нет, сеньорита Майя, не знала.
Яра взяла меня за руку, и какое-то время мы сидели молча, каждая посвоему переживая весь трагизм ситуации.
Потом я написала на листке бумаги, который дала мне Яра, свой
домашний адрес, номер телефона, адрес электронной почты. Затем она
проводила меня до поджидавшего такси.
– Всего доброго, сеньорита. Я рада, что между вами и сеньорой
Беатрис все разрешилось, и как раз вовремя, еще до того, как…
– Это все благодаря вам, Яра. Беатрис очень повезло, что рядом с ней
была такая помощница.
– А мне повезло с ней, – коротко бросила в ответ Яра.
– Пожалуйста, дайте мне знать, когда… – Я так и не смогла заставить
себя произнести вслух оставшиеся слова.
– Обязательно. А вы уезжайте и живите своей жизнью, сеньорита
Майя. Возможно, узнав историю своей семьи, вы стали лучше понимать,
что каждое мгновение на этой земле бесценно и им надо дорожить.
* * *
Вернувшись к себе в отель, я тут же стала проверять электронную
почту. Сейчас у меня были весомые причины для нетерпения. Яра права:
каждое мгновение бесценно. Увидев ответное письмо Флориано, я не
смогла сдержать радостной улыбки. Париж великолепен, сообщал он мне в
своем послании, но ему позарез нужен переводчик, чтобы справиться с его
никудышным французским.
«А еще я тут кое-что обнаружил, Майя. Ты
должна увидеть это собственными глазами.
Пожалуйста, сообщи, когда ты приедешь».
Я невольно рассмеялась, прочитав эти строки. Ведь он не спрашивал
меня, приеду ли я. Вопрос ставился однозначно: когда приеду. Я позвонила
на ресепшен и попросила узнать, есть ли билеты на завтрашний рейс из
Рио в Париж. Они перезвонили мне минут через десять и сообщили, что
осталось только одно место в первом классе. Я не удержалась от короткого
восклицания, когда мне сообщили стоимость, но все же попросила их
зарезервировать билет. И почувствовала в этот момент, что и отец, и
Изабелла, и Беатрис, все они рады, что я поступила именно так.
Потом я прогулялась по Ипанеме. Снова вернулась в супермаркет и
купила себе несколько платьев, совершенно «не подходящих» для меня,
прежней. Раньше бы Майя просто пришла в ужас при виде этих нарядов.
Но новая Майя, верящая в глубине души, что она любима, захотела
порадовать своего мужчину. Пусть он увидит ее в наилучшем виде.
Больше я не стану прятаться от жизни, твердо пообещала я себе и
прикупила две пары туфель на высоких каблуках. Потом зашла в отдел
парфюмерии, чтобы подобрать соответствующие духи, которыми не
пользовалась уже сто лет. А заодно купила и новую ярко-алую помаду.
Вечером я поднялась в ресторан под крышей отеля и, устроившись на
террасе, в последний раз глянула на статую Христа, купающуюся в сиянии
заходящего солнца. Потягивая охлажденное белое вино, я вознесла
мысленную молитву небесам, поблагодарила Христа за то, что Он помог
мне вернуться к себе самой.
Рано утром Педро повез меня в аэропорт, и я опять оглянулась на
статую, возвышающуюся на горе Корковадо. И у меня вдруг возникло
странное чувство, почти уверенность, что очень скоро и Он снова заключит меня в свои объятия
люсинда райлди
Свидетельство о публикации №125060202414