Серебряные нити. Венок сонетов

Без начального магистрала

I

   И в путь пошёл, дождливый и жестокий.
   В дожди и ветры, в орудийном гуле,
   Ты шёл вперед весёлый и корявый,
   Вокруг тебя пчелой звенели пули…
   Эдуард Багрицкий, «Октябрь»

Смотрю на небо – лебеди летят...
Моих сумбурных мыслей вереница
Последовать за клином не стремится.
Мечты лелею, словно лебедят.

Каштан укрыл сегодня от дождя.
Его благодарю: «Спасибо, рыцарь!»
Жестоким называл в стихах Багрицкий
Шагающий по городу октябрь.

Поэту представлялась осень пьяной.
Совпали ощущения, так странно...
Видны следы коррозии в траве.

Тепло песком сквозь пальцы ускользает.
Листва уже успела заржаветь.
Забыла плащ в кафе, дрожу, как заяц.

II

   Как властны суеверный страх,
   И ночь, и грустное пространство,
   И зычно вставший льдяный прах –
   Небес суровое убранство.
   Андрей Белый, «Ночь»

Забыла плащ в кафе, дрожу, как заяц...
Туман похож на серый плотный тюль,
А дом во мгле напомнил мне утюг.
Загар-листва с деревьев облезает.

Мгновение с закрытыми глазами –
И сразу спотыкаюсь о бордюр.
На ужин очень хочется фондю,
Нет сил готовить, куплена лазанья.

«Как властны суеверный страх и ночь»*
Пытаюсь мяту ступкой растолочь.
Холодный пол... стою на нём босая.

«Сомненье, как луна, взошло опять»* –
Не Белого ли на ночь почитать?
Глухое беспокойство исчезает.

*Андрей Белый

III

   Публичной славою велик.
   Твоих неведомых исканий
   Седой испытанный старик,
   С умом змеи, с свободой лани, –
   Неузнанный толпой твой лик;
   Николай Бурлюк, «Вдохни отравленную скуку…»

Глухое беспокойство исчезает,
Когда читаю строки Бурлюка
Про скуку и седого старика.
Сидеть за книгой хочется часами.

А ночь усердно звёзды рассыпает
По чёрному атла;су и слегка
Луну шлифует губкой по бокам,
Поверхности едва-едва касаясь.

Загнулся угол чистого листа,
Вдыхаю скуку снова... пустота.
Не пишется ни строчки – заболела.

Апатия с унынием – в гостях.
Бездельничать порядком надоело.
Простуда – незначительный пустяк.

IV

   На высоте, где небеса так сини,
   Я вырезал в полдневный час сонет
   Лишь для того, кто на вершине.
   Иван Бунин, «В Альпах»

Простуда – незначительный пустяк.
Болеть зимой – уже почти привычка.
Пойду гулять, люблю кормить синичек.
Снежинки никому не навредят.

Цветов не целовать им никогда,
Не таять на ромашковых ресничках,
Не слышать соловьиных перекличек.
Но замыслов весны не угадать.

На высоте, где сини небеса и
Причудливые о;блаки близки,
Похоже, снегом стали лепестки.

Сонет осколком камня вырезаю,
Невидимые линии чертя.
Толкает в спину ветер-негодяй.

V

   Из города ведёт в мой тёмный сад
   Воздушный мост, над пропастью висящий,
   На дне её бежит поток шумящий.
   Чернеют камни, как чудовищ ряд.
   Людмила Вилькина, «Мой сад»

Толкает в спину ветер-негодяй,
Сердиться на меня он стал всё чаще.
Раскачивает зло и не шутя,
«Воздушный мост, над пропастью висящий»*.

Желает напугать меня, хотя
Он в городе, среди многоэтажек,
На фоне остальных ветров-бродяг,
Совсем другой: несильный, тёплый даже...

Бессонница приходит не всегда,
Но кажется огромной, как беда,
Хоть в форточку свободно пролезает.

Темно в саду, а в доме кавардак,
В тарелке стынет скромная еда.
Крадётся ночь промозглая и злая.

*Людмила Вилькина

VI

   Чугунным шагом шёл февраль.
   И где-то между льдами ныла
   Моя всегдашняя печаль –
   Она шла рядом и застыла.
   Леонид Ещин, «Таёжный поход»

Крадётся ночь промозглая и злая
По переулку, где ещё вчера
Устав, «чугунным шагом шёл февраль»*,
Не слыша ни мяуканья, ни лая.

Привычная печаль не застывает
Напротив окон, я включаю бра.
Она проходит мимо, что, пора?
Нет, нет, постой, душа ещё живая!

Стальными показались небеса...
Иду кормить болезненного пса,
Худого, как рампурская борзая.

Он страшный: кости, кожа, тусклый взгляд.
Печаль не возвращается назад.
Боюсь пошевелиться, замерзаю.

*Леонид Ещин

VII

   Откуда вы? К чему вы? Для чего вы?
   Придёт ли тот неведомый герой,
   Кто не посмотрит, стары вы иль новы,
   А выбросит весь этот хлам долой!
   Мирра Лохвицкая, «Вещи»

Боюсь пошевелиться, замерзаю.
В коробке на столе – гора вещей
Не нужных никому, азарт исчез
Сортировать «весь этот хлам»* часами.

Большой сервант стоял в огромном зале,
Он вспомнился мне только что, зачем?
Ни ручек не осталось, ни ключей,
В шкафу буфетном тайны запирали.

«Обрезки кружев, ленты, лоскутки"*
Храню... себе внушаю: «Сбереги!»
И спрашиваю тут же: «Для чего вы?»*

Не выбросила, тридцать лет спустя.
Рассвета жду, он был вчера лиловым.
Держу в руках фарфоровых котят.

*Мирра Лохвицкая

VIII

   О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
   А счастье всюду. Может быть, оно –
   Вот этот сад осенний за сараем
   И чистый воздух, льющийся в окно.
   Иван Бунин, «Вечер»

Держу в руках фарфоровых котят –
О хрупком счастье мне напоминают
Глаза... сейчас в них скука ледяная,
А раньше говорила, что блестят.

Рутина–хищник... я в её когтях.
И жизнь уже не прежняя – иная.
И мысли возвращаться не хотят
Из юности во взрослость, понимаю...

Ищу предлог для радости в цветах,
В лесном ручье и в ягоде с куста.
Не соглашаюсь с тем, что «счастье всюду»*.

«И чистый воздух льющийся в окно»*
Не растворит следы тревожных снов.
Мечты, надежды – битая посуда.

*Иван Бунин

IX

   Как тяжело ходить среди людей
   И притворяться непогибшим,
   И об игре трагической страстей
   Повествовать ещё не жившим.
   Александр Блок, «Как тяжело ходить среди людей»

Мечты, надежды – битая посуда.
И склеивать осколки – смысла нет.
Весна... но сколько в ней унылых дней...
Надеяться на лучшее не буду.

Закат окрашен серым перламутром,
А я ждала, что он сгорит в огне,
Нальёт в бокал тепла и света мне,
Чтоб радовалась солнцу ранним утром.

«Как тяжело ходить среди людей»*,
Которые давно живут в беде,
И боль их душит каждую минуту.

Ни дня без неоправданных потерь...
А кто бы в этой жизни не хотел
Поверить в неожиданное чудо?

*Александр Блок

X

   Повсюду блеск, повсюду яркий свет,
   Песок – как шёлк… Прильну к сосне корявой
   И чувствую: мне только десять лет,
   А ствол – гигант, тяжелый, величавый.
   Иван Бунин, «Детство»

Поверить в неожиданное чудо?
Смогу ли? На коленях – тёплый плед,
И много старых фото – на столе.
Дождливый хмурый день не будет нудным.

А в поисках домашнего уюта,
Приобретаю в прошлое билет.
«И чувствую: мне только десять лет»*,
Моя овчарка – милая малютка.

Сосновый перелесок и река,
Похожие на хлопок облака
Над маленькой деревней – ностальгия.

Так важно помнить добрые слова
Родных... читать их письма дорогие,
Когда вокруг так мало волшебства...

*Иван Бунин

XI

   Золотою лягушкой луна
   Распласталась на тихой воде.
   Словно яблонный цвет, седина
   У отца пролилась в бороде.
   Сергей Есенин, «Я покинул родимый дом»

Когда вокруг так мало волшебства,
Невыносим огромный мегаполис.
В нём вижу столько грязи, шума, боли,
Язвительно смеющихся зевак.

А я хочу услышать, что трава
Рассказывает тайно ветру в поле.
Смотреть издалека, как сын дрова
Соседям-старикам умело колет.

А по ночам секретничать с луной,
Есенинской «лягушкой золотой»,
С восторгом любоваться юной рожью.

Другая жизнь – моя, «приснилась мне»...*
Сумею ли забыть об этом сне?
Стараюсь... понимаю – невозможно...

*Сергей Есенин

XII

   Обратись лицом к седому небу,
   По луне гадая о судьбе,
   Успокойся, смертный, и не требуй
   Правды той, что не нужна тебе.
   Сергей Есенин, «Жизнь – обман с чарующей тоскою…»

Стараюсь... понимаю – невозможно
Спокойно жить, притом не лгать другим.
Правдивые слова не мёд, а нож, и
Навязывать их как-то не с руки.

Колючие, как фыркающий ёжик...
Не хочешь неприятностей – солги –
Себе не наживёшь врагов, врагинь.
И сохранить приятелей поможет.

Вся «жизнь – обман?»* – наверное, не вся.
И «пусть изменят лёгкие друзья»*,
«Зачем они мне?» – спрашиваю позже.

Привыкли знать лишь то, что знать хотим...
Седое небо, всюду сизый дым –
Густой туман окутал город ложью.

*Сергей Есенин

XIII

   Дризжали дроги, словно стекла,
   В лицо кнутом грозила даль,
   А небо хмурилось и блёкло,
   Как бабья сношенная шаль.
   Сергей Есенин

Густой туман окутал город ложью,
Замаранной, как «сношенная шаль»*.
Часы сошли с ума, куда спешат?
Тоска – на лицах утренних прохожих.

Не улыбнусь и я ни разу тоже.
Иду к вокзалу, нет, не провожать
И не встречать... мне просто очень жаль
Бездомных, кем-то выброшенных кошек.

Чернеет туча – сердится сперва,
Мол, город загрязнён... она права,
Что воду льёт на «каменные руки»*.

Бегу домой... холодные кровать
И чай... не избежать вечерней скуки.
На чердаке – бессонница-сова.

*Сергей Есенин

XIV

   И в сердце у неё неясная боязнь
   Лишиться дорогой, единственной святыни...
   Ведь без него весь мир останется пустыней,
   А за него она пойдет на казнь...
   Глафира Ринкс, «Мать»

На чердаке – бессонница-сова,
А рядом с ней ещё одна – тревога.
Всего две птицы – кажется: их много.
Варю успокоительный отвар.

«Неясная боязнь»*... никто не звал,
Но вот она, у самого порога.
Её визит мучительней ожогов.
С рассветом засыпается едва.

Все мысли неспокойные – о сыне.
Кому из нас нужны миры-пустыни? –
Причины новых страхов за дитя.

Шатаются «старинные перила»*.
Где взять ещё терпения и силы?
Смотрю на небо – лебеди летят.

*Глафира Ринкс

XV

Магистрал:

Смотрю на небо – лебеди летят.
Забыла плащ в кафе, дрожу, как заяц.
Глухое беспокойство исчезает,
Простуда – незначительный пустяк.

Толкает в спину ветер-негодяй,
Крадётся ночь промозглая и злая.
Боюсь пошевелиться, замерзаю.
Держу в руках фарфоровых котят.

Мечты, надежды – битая посуда.
Поверить в неожиданное чудо,
Когда вокруг так мало волшебства?

Стараюсь... понимаю – невозможно...
Густой туман окутал город ложью.
На чердаке – бессонница-сова.


***

Коллаж мой