Заржавели метёлки сирени

Заржавели метёлки сирени,
полетел с тополей белый пух.
Ты сидишь у меня на коленях,
а фитиль, во мне, майский потух.

Все рассказы твои звук иголки,
что заела в кружочках борозд.
Где ж вы, майские, недомолвки?
Где ж ты, майский, мурлычущий дрозд?

Лето жаркое утром настало.
Пел всю ночь на ветвях соловей.
А во мне пепелище пожара,
вместо белых гирлянд лебедей.

Шеи две символ сердца свивали,
и казалось любовь навсегда.
Как туман, предрассветный, пропали.
И вот смотрит одна голова.

Смотрит, ищет ответного взгляда.
Смотрит, хочет губами до губ...
Что ж жестока ты сердца отрада,
покажись — я же был однолюб?

Что ж ты ставишь меня в положенье,
чтоб источником боли я был?
Разве это моё помраченье?
Почему пыл твой, сердце, остыл?

И вот кормим мы уточек красных,
огарята потешно пищат.
Ну, а в нас два желанья бессвязных,
и уже не вернуться назад.

Выводок, как дробинки, сереет.
Вывод ждёт что курок языка
спустит звуки — признанье развеет.
Только правды соль дюже горька.
.
.
.
Буду думать что день воскресенья,
назовёшь ты когда-нибудь днём
окропившим тебя, для везенья,
судьбоносным июньским дождём.