Шкаф

В углу, где тень густа как деготь,
Стоит дубовый шкаф. Немой, тяжелый свод.
Одеждой пуст. Затворы – наглухо.
И ключ… тот ключ навеки канул в никуда.
Лишь скрип стоит в балках его рёбер,
Как стон последний, впитанный навек древесной плотью.
А в щели – хрип? Иль слышится дыханье?
Не ветра ль шепот? Нет… Густеет ожиданье.

Мальчишке чудится: за дверью, черной гранью,
Не просто мрак… Там – Пленник. Связан тьмою.
Не шелохнется тень? Не бьется ль в ярости рукою?
«Ты слышишь?» – шепчет он в кромешной мгле.
«Я здесь… Заперт… В дубовом этом плене!
Дверь не открою… Ключ… утерян…» – стон глухой
Проходит сквозь древесный слой,
Как холод лезвия. «Не с могу…» – звучит так близко,
Что леденит мальчишке жилки, лица мышцы.

Он жмется к стенке. Взгляд – к щели темной.
Там – тишина? Иль сдавленный упрек?
Вдруг – стук? Не гул ли это пустоты?
Нет! Четче! Тверже! Будто крюк глухой,
Что в потолок вбит, где повисло тело,
Стучит по доскам: «Выпусти! Доспела
Терпенья тьма!» – зовет из недр шкафа хрип.
Мальчишка слышит: Крюк – тот страшный ключ – стучит:
«Открой!» – глумится эхо. «Отопри!» – звучит как пытка.
А шкаф – немой саркофаг. Дубовая клетка.
Лишь холод смерти сквозь щель сочится стылый, зыбкий, как цинка окись.