Булгартабак

Беспечной жизни был апологетом,
Курил то «Стюардесссу», то «Опал».
Я уважения не чувствовал к поэтам,
А плотников рукастых уважал.

Из плах сосновых сам построил мостик
На берег тот, где звонница стоит.
С улыбкой про себя: «Кажись, агностик…»
Со смехом о себе: «И чуть - пиит».

Что воспевал? Тайгу, периферию,
Задворки, захолустье, глухомань.
«Булгартабак» составы гнал в Россию,
Гнатюк у микрофона: «… барабань!»

Зелёное стекло пивных бутылок.
Ещё все живы, в небе синева.
И неизвестны адреса могилок:
«Четвёртый сектор – А1 и 2».

Любил Елену, а потом Марию,
Бывало, что с Лукьяной засыпал.
Составы гнал «Булгартабак» в Россию,
В продаже «Стюардессса» и «Опал».

На сапогах пыль дальнего просёлка,
Я уходил и приходил назад.
Звон колокольный слышался мне долго.
«Дурило», - выпив, говорил мне сват.

Он объяснял: «Прошло годов-то сколько…
Считай, что все – по новым адресам».
Сбивал я с голенища пыль просёлка,
Расчёской проводил по волосам.

И думал, что стоит ещё мой мостик,
Под ним бежит холодная вода...
Не кажется уже, что я – агностик,
Пиитом – был, но только иногда.

Луна висит как мандарина долька,
В церквушке шёпот: «Смертные грехи».
Теперь я сочиняю письма только,
А это тяжелее, чем – стихи.

Бумага, дым «Опала», поллитровка,
Слова теснятся: «не забыл» … «прости».
Но только эта переадресовка…
Но только эти новые кресты…