Полнолунье. Пятница. Тринадцать

А лунный ломтик над домами
Висит – что серп на небесах.
Тишь над рекой и над полями,
В садах, оврагах и лесах.
Земля взяла покой и отдых
От шума люда и животных,
От гула-грохота машин,
От нудного шипенья шин…
Ночь над землицей – саван будто:
Под тёмной шалью белый свет;
Во сне земляне. Лишь поэт
Глаз не сомкнув, встречает утро.
Не видно всё ещё зари.
Там что – в ночи? Поэт, скажи.

Домишко деда Микихвера –
В конце деревни; там овраг
Ощерился в мир пастью зверя;
Клыками камни там торчат, –
Бр-р… Жуть! И сонный полусумрак
На дне в любое время суток.
В избе темно. Ночь. Тишина.
И только трель сверчка слышна
Из-под печи, уже остывшей.
Дед – сада страж – в саду, всегда;
Тут, на печи – его «карга».
И «ведьме» сон, видать, не лишний:
Шипит «колдунья» и сопит
Чем можно – всем; ну, словом, спит.

Что бабке может быть послаще,
Чем дрёма тихая в углу?
Но вдруг ужастика похлеще
С лежанки бабка, вся в поту,
Вскочила! И – айда креститься,
Поклоны бить, шептать, молиться
Иконке древней над свечой.
От сей внезапности шальной
Кот, дрыхший с ней – стрелой под полку:
И что взбрело «карге» на ум?
Ну, сотворила же «тля» шум!
Чутьём кот ведал: сны – без толку.
И вновь, свернувшись колобком,
«Котовский» впал в котярский сон.

Коль сбрызнул «ведьмин» кот в испуге,
То нам тем паче «нюх» велит
Дать дёру, то есть – сделать ноги!
Да автор строчки всё строчит.
Что ж там привиделось котяре?
Поэт не даст стих о кошмаре.
Лишь бросит в полночь пару слов
Крепчайших; и – в раздумье вновь,
Склонившись над листочком белым.
А рядом – кучками, вокруг –
Листки исписанные. Тут
Уж пахнет, знать, «романом спелым»!
Дай Бог, чтоб путный вышел труд,
А не какой-то там «бермуд».

Сон не людской у бабки; как же!
Тьху-тьху, вот нехристя напасть;
Была б «колдунья» чуть моложе,
То – к Киреметю б, в сей же час!
Но глянь-ка ты, пристало ж ныне:
Сон – в полночь ровно, в полнолунье,
Свят-свят… Ярило – светочь дня,
Сестрица солнышка – луна,
И Пюлэх – Туро всего неба:
Спасите, ангелы Творца,
Соседа, хлопца-сорванца;
Вся за него молитва эта.
Отец, и Сын, и Святодух, –
Пусть сгинет зло, как с ветром пух!

А сон, тьху, бесов… Шёл-брёл парень
По главной улице села;
Простецкий, свой, не раб, не барин;
В садах сирень вся взрыв цвела!
«Ходок» – в соседстве росший Сандр.
Мгновенье – и ужасный «кадр»:
Из-под земли самой так вдруг
Схватили хлопца когти; рвут!
Темным-темно кругом от боя;
Черным-черно всё до небес;
И – когти, как дремучий лес;
И кровь окрест – потопом Ноя!
Но тут-то – Чудо… в чуде сна:
На небе – солнце; и – весна!

И в несказанном этом миге
Явилась птица с облаков;
Не птица – ангел! А вот в лике –
Черты знакомые, о, Бог:
Санюк же это, красна-девка!
До пят вся в золото одета;
Коснулась парня, подняла;
Под ручку в синь-ввысь повела.
И оба счастливы до края;
Исчезли в солнечной дали…
А когти, что из рта земли –
Обратно, жизнь проклиная!
И чуть не взяли по пути
За шкирку бабку, ить-етить!

Ай-да и сон! Тьху-сгинь, приснится ж…
Ох, жаль ведь хлопца-паренька;
В деревне все знакомы лица
«Колдунье»: память столь крепка.
А средь ровесников зелёных
Тот Сандр – дуб как среди клёнов;
Да и покойная Санюк
Слыла всех лучше средь подруг...
Окрест всё ведомо ведунье.
Но – этот сон: маячит смерть!
Костлявую спихнуть б, отвесть б!
На свете – полночь, полнолунье;
Тринадцать – на календаре;
И пятница на всей земле.

На краюшке земли и неба,
Там, за околицей села –
Каёмка синяя рассвета:
Планета новый круг прошла.
Тишайший час – ни ночь, ни утро;
Ещё спят ивушки как будто;
И людям – самый сладкий сон;
Так создан мир, с начал Времён.
Чу! Тень какая-то впотёмках;
Вдоль-по оврагу, без тропы,
Людские редки где следы, –
У Киремети встала, Пюлех!
Старуха это, вроде; иль
Посланница нездешних сил?..
***