Этажи судьбы. Глава1. Часть 3

ЧАСТЬ 3: Возвращение

Венеция была не городом, а сном наяву — живым, влажным, звенящим.
Запахи вина и соли, пряностей и свечного дыма дрожали в воздухе, как шёпот в темноте.
Каналы мерцали янтарным светом — будто кто-то пролил мёд на купола, и теперь они плавились в вечернем отблеске.
Старые ставни поскрипывали, даже когда не было ветра.
Город дышал.
Каменная плитка под босыми ногами Лены была шероховатой и прохладной — как кожа, к которой только что прикасались губами.
Влажность щекотала ступни, пробираясь между пальцами. Но холод не пугал — он напоминал: ты жива.

Олег шёл рядом.
Его ладонь лежала на её пояснице — несмело, неуверенно.
Не от страха.
От трепета.
Как будто резкое движение могло разрушить магию.

Они свернули в переулок — узкий, как шрам. Стены так близко, что пальцы могли касаться обеих. Над ними висели гирлянды с тусклыми лампами. Из распахнутого окна доносилась ария, приглушённая тяжёлыми шторами.
Где-то позади скользнула гондола.
Скрип весла — как шёпот между простыней: интимный, узнаваемый.
Луна отражалась в чёрной воде, будто кто-то хотел ею записать то, что нельзя сказать вслух.

Впереди — лестница. Каменная, потрёпанная, с трещинами. Она вела вверх, но ощущалась как путь внутрь: в память, в желание, в сердце.
На верхней площадке — приоткрытая дверь. Изнутри — мягкий золотой свет. Он не звал.
Он ждал.
Как будто знал, кто стоит на пороге.
За ней — комната вне времени. Свет. И кровать. Простыни — белые, как причастие.
Он закрыл дверь.

Они молчали.
Лена повернулась к нему — не как женщина к мужчине, а как тело к телу. Без слов. Без «можно?»

Она расстёгивала его рубашку медленно.
Каждая пуговица — как нота.
С каждым щелчком — тише вокруг, громче внутри.
Его ладони скользнули по её спине — ниже, к поясу, и ещё ниже.
Она изогнулась в ответ — не потому что нужно. Потому что иначе не могла.

«Сколько можно было держать в клетке то, что рвётся наружу при каждом сне, при каждом мужчине, которого звали не так, пах который не тем, говорил не то?..»
Когда её грудь коснулась его кожи, это было не про возбуждение.
Это было — возвращение.
Сцепление.
Истинность.
Они упали на кровать, как падают с высоты: страх, полёт, удар — и ты рождаешься заново.
Он вошёл в неё почти сразу. Без прелюдий.
Как будто не было десяти лет.
Как будто всё до этого — только репетиция.
Он двигался медленно. Тяжело.
Она — растворялась под ним, как соль в воде.
Дышать было трудно, но вместо паники — смех. Она смеялась ему в шею, царапая плечи.
Он — кусал её губы, пробовал язык, срывался в шепот.

— Ты не моя, — выдохнул он в пик.
— Но я здесь, — прошептала она, выгибаясь навстречу.
И всё остановилось.
Как будто оргазм был не у тела, а у времени.
Сдавленный. Грозовой. Как рев неба, когда открываются облака.
 
Они лежали сплетённые. Молча.
Вдруг — треск. Будто ткань реальности порвалась.
Они обернулись.

Посреди комнаты стоял лифт.

Стальной.
Светящийся.
Открытый.
Он звал.
Не требовал.
Просто — звал.
Лена встала первой.
Накинула его рубашку. Расстёгнутую.
Олег — следом.
Обнял её сзади.
Как тогда.
В той ночи, где они не успели.
Они подошли к лифту.
Внутри — зеркала.
Но отражались не только они.
Отражались — версии.
Где она осталась.
Где он ушёл. Где они были вместе. Где он мёртв. Где она старше. Где всё пошло иначе.
Олег коснулся кнопки.
Загорелось: «Вверх».
Он посмотрел на неё.

— Хочешь?
Она — в зеркало.
На себя. На них. На всё «если бы».
Улыбнулась.
— А если вверх — это не туда?
Он усмехнулся. Почти — оскалился.
— Главное — не вниз.
И они вошли.
Двери начали закрываться.

И тут — она обернулась.
На секунду.
В сторону кровати.
В сторону сна.
В сторону того, что могло бы быть.
И увидела.
На стене, над изголовьем — знак.

Треугольник, пересечённый молнией.

Простой.

Но в нём было что-то древнее.
Что-то, от чего на коже встал холодный пух.
В тот же миг зеркало в лифте дрогнуло.
Пошла рябь.
Лицо Лены в отражении… изменилось.
Чуть-чуть.
Едва заметно.
Волосы — длиннее.
Глаза — темнее.
Улыбка — знала больше.
Она моргнула.
Отражение стало прежним.

Лифт задвигался.
Тишина.
И только в тени, в самой чернильной глубине комнаты, знак ещё пульсировал.
Как сердце.
Как предвестие.