Финал. Три судьбы
Первый дом — факел из снов и цепей,
Пламя лижет картины, где лица черней.
Призрак в огне танцует, сбрасывая кожу,
Его оковы — искры, уносятся в ложу.
«Смотри, — шепчут стены, — мы горели всегда!
Полы — пепел, но в нём прорастает звезда».
Ржевский стоит у входа, его тень — на кресте,
Дом рушится в плаче, но в сердце — не месть.
Это судьба, что сожгла свои письмена,
Чтоб пепел стал почвой, где «завтра» ясна.
Огонь выл, как пёс, разрывая гробы —
В первом доме умерли все «почему».
2.
Второй дом — костёр из застывших минут,
Метрономы взрываются, эхо поёт.
Зеркала, разбиваясь, роняют ответы:
«Мы — осколки тех, кого больше нету».
Дверь без замка теперь — языки огня,
Пожирающие «вчера» и «себя».
Ржевский ловит в ладонь расплавленный час —
Он течёт, как вино, но пьянит не сейчас.
Это судьба, что играла в слепую с тоской,
А теперь её карты — дым над рекой.
Эхо стало пеплом, тишина — сединой —
Во втором доме время сгорело весной.
3.
Третий дом — костёр из молчанья и ран,
Трещины светятся, как вены у ран.
Забвение в пламени стало прозрачным,
Спираль на шее — змеёй распахнутой.
Пол, что трещал, теперь — горящий паркет,
Рисует узор: «Беги, но следов уже нет».
Ржевский вдыхает дым — он горький, как ложь,
Но в груди прорастает то, что не сожжёшь.
Это судьба, что носила маску «никогда»,
А теперь её пепел — крыло у дождя.
Третий дом рухнул, осыпаясь в «здесь»,
Оставив на шее лишь след от змеи.
4.
Ржевский смотрит, как три огня слились в один,
Его тень на земле — уже не раб, не владыка.
Первый дом — пепел, где танцуют мотыльки,
Второй — дым, что стал строкой в дневнике,
Третий — угли, что светятся, как «прости»,
Они жгут подошвы, но боль — не внутри.
«Горите, — шепчет он, — вы — мои кресты,
Мои клетки, мои слепые мосты».
Ветер поднимает пепел — тот падает вниз,
Но теперь он легче, почти невесом.
Пламя — это язык, а он выучил буквы:
В каждом огне — поцелуй на губах пустоты.
5.
Мессир Баэль за кадром:
«Ты видел, как сгорают тюрьмы из света?
Их стены — это ты, их дым — твои ответы.
Три дома — три имени, что ты дал пустоте,
Теперь они — ветер, что рвёт твои сети.
Ржевский, смотри: пепел — не конец, а начало,
Он смешается с грязью, чтоб трава задышала.
Твоя цель? Она — отсутствие цели, как дар,
Ты больше не пленник — ты сам костёр и пожар.
Безысходность — река, что впадает в тебя,
Ты - берсерк, ты — волна, ты — заря».
...
Дома сгорели. Ржевский идёт на восток,
Где небо — как уголь, а в углях — намёк.
Его сапоги полны пепла и росы,
Он больше не спрашивает. Он просто несёт.
А где-то за спиной, в дыму, у ворот,
Кто-то рисует мелом: «Он был. Его нет».
Но это уже не важно. Важно — рассвет.
Danise Lapkin 2025
Свидетельство о публикации №125053101944