О дружбе народов

Во время моей молодости служба в армии длилась три года. Первый год моей службы был в учебной воинской части, которая называлась школа младших специалистов (ШМС). Я попал в тот взвод, где готовили специалистов по электрооборудованию самолётов. В той части не было старослужащих солдат, все были новобранцами, не обученными солдатами. Я впервые увидел людей самых разных национальностей. Многие с трудом могли выражаться на русском языке, и это влекло меня с каждым попытаться поговорить. Приятные общения оказались с грузином, которого звали Заури Надарая, с армянином Мартерасьяном. А самая сердечная дружба у меня завязалась с кумыком Шамиловым Камилом Акавовичем. Он испытывал трудности с русским языком при изучении воинского устава, и меня приставили к нему помогать изучать устав. С первых же дней, мы как бы привязались друг к другу. Камил говорил: «Ничипорук, ты очень хороший человек». И добавлял: «Русский человек – ооочень хороший человек». Камил угощал меня домашней халвой, которую ему присылали в посылках. Халва эта представляла собой ядра грецких орехов, залитые мёдом. Через год нас всех разослали по разным воинским частям, как специалистов для обслуживания боевой техники. Мы с Камилом обменялись адресами и много лет потом переписывались (обменивались письмами). Его адрес был странный: город Махачкала, селение Куртумкала. Но по -этому странному адресу письма, всё-таки, доходили. В одном из писем Камил сообщил, что он женился на непростой девушке – на продавщице киоска.

Мой друг из Луганска Витька Бобрышев сдружился крепкой дружбой с грузином Гасвиани. Гасвиани по фотографии нарисовал тушью портрет Витькиной девушки размером на полный чертёжный лист. Солдаты толпой стояли, рассматривая портрет, и каждый предлагал способ, как его упаковать, чтобы отослать по почте. Царила атмосфера доброжелательности.

Часто по воскресеньям в казарме устраивали представления,  которые назывались: «Чья республика богаче талантами». Это были настоящие праздники. Пели разные национальные песни, танцевали национальные танцы, показывали разные фокусы. Один из кавказцев набирал в рот керосин (или бензин) и выдувал его мелкими брызгами на горящую спичку, чем был очень похож на змея Горыныча. Солдаты, призванные из Рязани читали Есенина и исполняли песни на его стихи. Мордвин удивлял всех пантомимой. Танцуя, он жестами очень красноречиво рассказывал о том, как сеют лён, как его убирают и теребят, как прядут. Словами так не выразить, как он выражал жестами. Мой друг Камил танцевал. Подпрыгивая, он скручивал ноги друг с дружкой, как ссучивают две верёвки в одну. Приземляясь, он снова подпрыгивал и снова скручивал ноги, но уже в обратную сторону. Глядя на этот танец нельзя было поверить глазам. В это можно было бы поверить, если бы Камил был тонким и гибким. Но он был невысокого роста. Голова была большая шаровидной формы. Туловище – толстое, не под стать росту, руки и ноги тоже невероятно толстые.

Я на этих мероприятиях читал басни на украинском языке и, тем самым, представлял Украину. Я не мог с кем-либо беседовать на украинском так, чтобы не вставить неуместное слово, но тексты заученные наизусть у меня звучали безупречно. Были, конечно, номера и на русском языке. Коронный номер у меня был монолог «Я спешу на свидание». Я с ним выступал в различных клубах ещё до службы в армии. А во время службы мы из лучших номеров составили концертную программу и выступали в клубе Вапнярки, в доме культуры города Томашполь, а потом дали концерт на летней площадке нашей воинской части. Везде моё выступление имело успех. Мне вручили книгу с дарственной надписью генерала – командира части. На территории части все офицеры имели квартиры и проживали там с семьями, члены которых и были основными зрителями. Они все оценили моё выступление. Когда я зашёл на почту, женщина в кассовом окошке мне широко улыбнулась и сказала, что её маленькая дочь увидела меня на улице и показала пальчиком: «Вон влюблённый дядя пошёл». Мне было лестно. Солдаты в форме выглядят все на одно лицо, а на мне оказалась особенная примета.

Все мы в армии были разнообразны и в то же время едины. Так прочно мы сжились друг с другом. Когда закончилась наша учёба в этой воинской части, разъехались по разным частям. Мы прощались, ощущая грустинку. Мартерасьян пел мне песню о Киеве, считая меня истинным украинцем.

Когда распался СССР, я вспомнил первый год службы и сказал: «Жаль».