Подземная одержимость

Подземная одержимость
I
Дождь барабанил по стеклу кабинета. Ферапонт Ламподеев склонился над кальками, покрытыми чернильными пятнами и исправлениями. Кресло скрипело под его весом каждый раз, когда он дотягивался до угольника. На столе остывал третий стакан чая.
Уже месяц Саратовская губерния содрогалась от толчков. Газета «Волжский листок» пестрела заголовками: «Новые жертвы в Балакове», «Железная дорога повреждена в трех местах». А вчера радиосводка сообщила об извержении Эльбруса — первом за двести лет.
Но Ферапонт видел то, чего не видели другие. В хаосе цифр и расчетов проступала закономерность. Землетрясения можно остановить. Навсегда. Нужно лишь опуститься в подземоходе на глубину семи километров и взорвать заряд нестабильного тротила в точке максимального напряжения.
Единственная проблема — тот, кто произведет взрыв, не вернется.
Ферапонт отложил циркуль и потер глаза. За окном грохнул гром.
II
— Ферапонт Николаевич, — Марфа стояла в дверях с подносом. — Ужин стынет. И дети спрашивают, когда вы придете.
Он обернулся. Жена выглядела усталой — эти ночные бдения над чертежами измотали всю семью.
— Марфуша, я открыл способ остановить землетрясения.
Поднос задрожал в ее руках.
— Но для этого нужно… нужно принести жертву.
Когда он объяснил суть изобретения, Марфа опустилась в кресло, не выпуская поднос из рук.
— Вы с ума сошли, — прошептала она. — У вас двое детей. Глеб только в старшую гимназию поступил, а Агаша… она же без отца пропадет.
— Зато тысячи других детей будут жить! — Ферапонт встал, глаза его горели. — Подумай — больше никогда земля не будет дрожать под ногами! Я стану спасителем человечества!
Марфа смотрела на мужа так, словно видела его впервые.
III
Правительственная телеграмма пришла через неделю. Господин статский советник Родионов извещал, что Его Величество соизволил одобрить проект инженера Ламподеева. Семье обещали особняк на Крестовском острове, пожизненную пенсию в пять тысяч рублей и орден Святого Владимира посмертно.
— Папа, — четырнадцатилетний Глеб стоял в дверях кабинета, теребя гимназический пояс. — А правда, что вы… что вы не вернетесь?
Ферапонт поднял взгляд от бумаг. Сын был похож на него — те же острые скулы, те же темные глаза. Только в них читался не восторг открытия, а детский ужас.
— Глебушка, ты же умный мальчик. Поймешь, когда вырастешь.
— Я уже понимаю, — тихо сказал подросток. — Понимаю, что слава вам важнее нас.
В соседней комнате заплакала двенадцатилетняя Агафья.
Видя отчаяние семьи, Ферапонт, казалось, дрогнул.
— Хорошо, — сказал он однажды вечером, обняв жену. — Быть может, вы правы. Отложим этот проект. Поедем всей семьей на курорт в Ялту.
Марфа зарыдала от облегчения. Глеб осторожно улыбнулся впервые за месяц.
IV
Поезд «Москва — Севастополь» мерно стучал колесами. Ферапонт читал газету, Марфа вязала, дети играли в карты. На небольшой станции Лозовая состав остановился на десять минут.
— Схожу за газетами, — сказал Ферапонт, поднимаясь.
— Только быстрее, — попросила жена. — А то опоздаете.
Он поцеловал ее в лоб и вышел из купе.
Через двадцать минут, когда поезд уже набирал ход, Марфа поняла — он не вернется. Правительственные агенты мягко, но настойчиво удерживали ее в вагоне.
На станции Ферапонт пересел в автомобиль и помчался к секретной базе под Харьковом, где его ждал подземоход — стальное чудовище с медными заклепками и кислородными баллонами.
V
Радиостанция имени Попова передавала сводки каждые четыре часа:
«Аппарат инженера Ламподеева достиг глубины двух километров…»
«Пройдена отметка в четыре километра, самочувствие героя удовлетворительное…»
«Шестой километр. Ламподеев передает: вижу подземные озера, неизвестные породы…»
Вся империя замерла у радиоприемников. В театрах прекращали спектакли, чтобы зачитать последние новости. Извозчики останавливали пролетки, заслышав знакомые позывные.
На пятые сутки эфир прорезал взрыв. Из жерла Эльбруса поднялся столб пара, затем наступила тишина.
«Волжский листок» вышел с заголовком: «Ламподеев — спаситель России!»
Толпы высыпали на улицы с портретами героя. Земля больше не дрожала.
Под семикилометровой толщей земли, придавленный обрушившимися породами, умирающий Ферапонт открыл вентиль азотного баллона. Смерть пришла в сладком забытьи, и последней его мыслью было: «Я победил».
VI
Через месяц Эльбрус проснулся.
Лава хлынула по склонам, сметая станицы и хутора. Пепел затянул небо над половиной империи. Радиостанция передавала: «Эвакуация Пятигорска… Железная дорога заблокирована… Жертвы исчисляются тысячами…»
«Убийца!» — кричала толпа, врываясь в дом Ламподеевых на Крестовском. Новенький «Руссо-Балт», подаренный правительством, разбили камнями. Ордена и грамоты растоптали в грязи.
Марфа спряталась в каморке дворника, но не выдержала позора. Ночью она вышла на  крышу…
Глеба и Агафью увез правительственный агент Колесников — в Смольный приют для дворянских сирот. Но и там им не было покоя.
— Смотрите, это детишки того урода, — шептались воспитанники. — Из-за их папашки половина России сгорела.
Глеб молчал, стиснув зубы. Агафья плакала по ночам в подушку.
В газетах писали: «Проклятое семейство», «Отродья предателя».
Однажды им удалось пробраться на крышу приюта…Нашли их в палисаднике утром . Они вме еще держались за руки.
Между тем пепел продолжал сыпать. «Волжский листок» сообщал о новых жертвах каждый день.
VII
— Ферапонт Николаевич! Очнитесь!
Голос доносился словно сквозь толщу воды. Ламподеев открыл глаза — белый потолок, запах карболки, капельница в руке.
— Господи, наконец-то! — Марфа склонилась над кроватью, живая, здоровая. — Доктор говорил, еще немного — и мы бы вас потеряли.
Седой врач протер очки:
— Три дня в коме. Отравление грибами — самое тяжелое, что я видел. Галлюцинации, бред о каких-то подземоходах и взрывах.
Ферапонт попытался говорить, но горло не слушалось. Видения еще стояли перед глазами — подземные пещеры, взрыв, пепел над империей…
— Поганки? — прохрипел он.
— Очевидно. Ничего другого в голову не приходит. Соседи нашли вас в лесу без сознания. Рядом корзина с грибами.
За окном больницы мерно стучал дождь. Или колеса поезда. Или поршни подземохода, опускающегося в недра земли.