В недрах, где нет чисел

В недрах, где нет чисел
I. Протокол
Инженер Ферапонт Николаевич Ламподеев был человеком тишины. Он не носил украшений, не вел социальных журналов, не спорил. Он проектировал в слоях земной коры. Говорил коротко. Слушал долго. Мысли его не задерживались на поверхности — они прорастали в гранит, в литосферные недра, в тёмные очаги древней материи. Он был регулятором глубин, последний из тех, кто верил, что Землю можно поправить.
После извержения на Тамборском Плато, где погибло 90 тысяч человек, а ещё миллион покинуло дома из-за пепловых дождей, правительство было готово на всё.
— Подрывник погибает? — спросил министр.
— Неминуемо, — ответил Ламподеев.
— Добровольно?
— Без вариантов.
Он передал доклад на 712 страниц: расчёты, карты напряжений, схемы. Предполагалось спуститься в осевую точку, установить нестабильный заряд, вызвать сброс напряжения и тем самым остановить сдвиг литосферных плит.
Министерство выделило всё: станцию, модуль, экипировку. Его жене Инессе и двум сыновьям — Вениамину и Леону — предоставили для проживания санаторий, выделили охрану , организовали новую машину.
Инесса рыдала, заламывала руки, грозилась уморить себя голодом. Тщетно. Ламподеев был непоколебим. Она смирилась.
В санаторий ехали поездом.
II. Поезд
Поезд полз между утесов. В купе было по-хорошему сумеречно, прохладно и свежо. Агент, приставленный для наблюдения, дремал в коридоре. Дети тихо играли в шашки. Инесса спала, отвернувшись к стенке.
— Папа, ты справишься? — спросил Леон шёпотом.
— Справлюсь, — ответил Ферапонт.
— А если нет? — спросил Вениамин.
— Тогда земля рухнет, — сказал Ферапонт и поцеловал их обоих в темечко.
На вторую ночь, пока все спали, он вышел «за чаем». Не вернулся. На ближайшей станции его ждал автомобиль с гербом Министерства Инфраструктур. Водитель не задавал вопросов. Через три часа он был у комплекса «Погружение».
Код доступа. Шлюз. Подпись.
НЭСТ-9 ждал.
III. Спуск
Подземоход НЭСТ-9 был не просто аппаратом — он дышал. Оболочка — титаново-композитная, с аморфными вставками, подстраивающимися к температуре и давлению. Внутренний каркас — полуживой: волоконно-структурный, с самофиксацией в разломах. Управление — распределённое, без постоянной ОС. Машина не управлялась — она вела.
Ферапонт сел внутрь. Один. Закрыл люк.
Панель погасла. Свет втянулся внутрь стен. Спуск начался. 34,7 километра вниз. Туда, где перестают действовать числа.
Он говорил с породой. Она отвечала. Не фразами — вибрациями, изменением плотности, скрежетом тектонической памяти.
На исходе второго дня в радио появился треск. Сначала — короткий, как наводка. Затем — ритмичный, будто когти скреблись по обшивке. Сигнала не было. Но индикаторы поймали пульсацию на 2.1 МГц — закрытом диапазоне, где передачи быть не должно.
Это был не шум — это был зов. Глубина отзывалась.
На третью ночь — прибытие и фиксация. Он установил заряд: сверхкомпенсационный, направленного импульса. Пускатель — ручной с задержкой в пять минут. Ламподеев перебрался в капсулу эвтаназии с медицинским азотом.
Он достал фотографию: Вениамин. Леон. Инесса.
На секунду задержал взгляд.
В груди сжалось. Мысль — как вспышка: а если всё не так? Если Земля не просит — а предупреждает? Но он уже не мог остановиться. Ни для себя, ни для них.
Он сказал:
— Земля… ты дышала слишком долго. А я — ухожу в веселии.
И нажал.
Тишина сомкнулась.
IV. Поверхность
На сейсмостанциях №2, 3, 4 приборы отреагировали сразу. Сейсмоприёмники — один за другим — зафиксировали мгновенный спад напряжения. Но лавы не было. Ни огня, ни гула. Из жерла вулкана вырвался пар — глухой, плотный, белый. И рассеялся. Катастрофа не наступила.
Сейсмографы — пусты. Тектоника — мертвенно спокойна. Геохимический спектр показал: поглощение завершено. Сила, накапливавшаяся тысячи лет, — рассеялась.
Министр инфраструктур вышел к прессе. Фон — флаг, эмблема подземного корпуса, микрофон без логотипа.
Он говорил медленно, глядя в текст, но голос не дрожал:
— Мы сделали невозможное. Мы подчинили планету разуму. Он умер, чтобы мы жили.
Телевизионные каналы переключились на специальную трансляцию: вручение знаков почёта семье героя. Жене Ламподеева — Инессе — вручили грамоту с золотым тиснением и бриллиантовый кулон. Сыновьям — именные стипендии, новые компьютеры и «небольшой подарок от завода».
Чёрную машину доставили к воротам санатория. Дети молчали. Инесса отворачивалась от камер. Журналисты лезли на забор.
На обложках утренних газет: «Инженер Ферапонт Ламподеев — Герой новой Земли» — его фотография в скафандре, монтаж с вулканом на фоне.
Внизу — заголовок в колонке: «Неужели извержениям конец».
V. Крушение
На 13-м часу случилось первое — слабое — сотрясение. 2,6 балла. Власти решили не распространяться. Мало ли.
На 15-м — 3,8. На 25-м — уже 4,5.
А потом — не тот вулкан. Открылся новый разлом — в зоне, считавшейся геологически стабильной. Грузовой поезд ушёл в провал. Остановилась тепловая электростанция. Мост, соединявший столичный регион с югом, — обрушился. Начались пожары. Объявили эвакуацию.
В столице — трещины в здании МИДа. Рухнул соседний корпус архива. Погиб дежурный архивист Восточного отдела.
Через 48 часов — основной удар. 8,5 баллов. Началась паника. Выла сирена массового извещения.
Толпа окружила дом Ламподеевых. Машину сожгли. В окна летели кирпичи.
На балкон вышла Инесса. Дети рыдали. Вениамин закричал:
— МАМА!
Она постояла несколько секунд. И шагнула вперёд. Как будто всё было решено заранее.
Агенты вывели детей через чёрный ход. Служебная машина виляла по запылённым улицам между обломков.
VI. Сироты
Детей определили в уцелевший интернат №12. Здание бывшей военной гимназии. Холодные стены. Железные кровати. На окнах — решётки. На стенах — плесень.
Там холод, побои и глухая, тягучая ненависть — от воспитанников до персонала. Они знали, чьи это дети.
Клички — «Кротята», «Подрывки».
По ночам надзиратель — с прокуренным голосом — читал им выдержки из протокола подрыва. Потом зловеще скрипел на ухо:
— Ваш отец разбудил то, что спало. Он вогнал иглу в самую кость мира. Он призвал бездну. И теперь она дышит нам в лицо.
Вениамин и Леон — не отвечали. Ночью — зловещее молчание. Днём — подзатыльники, шёпот, удары по спине. Никто не заступался.
На седьмую неделю они сбежали. Вместе. По внутренней лестнице — кто-то забыл запереть служебную дверь — на четвёртый этаж. Окно в конце коридора.
Вениамин сказал:
— Мама сделала шаг. И мы сможем.
Леон кивнул. Они взялись за руки.
И шагнули. Как мать.
VII. Возвращение
Он просыпается в пустоте. Сначала — просто небытие. Потом из неё начинают проступать: потолок, трещины, капельница. Медленный, стерильный свет.
Рядом сидит врач. Смотрит в карту. Молчит.
— Где я… где мои сыновья? — хрипит Ламподеев. — Вениамин… Леон… они живы? Где Инесса?
Врач поднимает на него глаза.
— Вы пришли в себя? Это хорошо. Надо сразу уточнить. У вас есть жена. Инесса Юрьевна. Это верно. Но сыновей… нет.
— Что с ними? С ними что-то случилось?
— Нет, — ровно говорит врач. — Никаких сыновей никогда не было.
Он раскрывает карту:
— Анна. Раяна. Две дочери. Вы были с ними на отдыхе в ведомственном санатории. Это подтверждено.
Ферапонт ошеломлён.
— Это… неправда. Я держал их за руки. Поезд… Я… умер ради них.
Врач перелистывает карту.
— Псевдовоспоминания. Отравление грибами. Кома — три дня. Мозг формирует альтернативную биографию. В ряде случаев возникает гиперкомпенсационная фиксация. Ложные дети — обычное явление. Особенно — мальчики. Мужское сознание чаще создаёт «преемников».
— Это не ложь, — шепчет Ферапонт. — Это было… Это было реальнее.
Врач встаёт.
— Ложное — то, что не совпадает с документами.
Он уходит.
Трещина на потолке начинает увеличиваться. Она не расползается. Она ползёт. К нему.