В нашем лифте пахло табаком

В нашем лифте пахло табаком
(И ещё немножко аммиаком).
Запах этот с детства мне знаком,
Он всегда служил печальным знаком,

Что предельно осквернён наш быт,
Надписью кабину не испортишь.
Лифт усталый будто говорит:
«Милый мальчуган, пиши что хочешь…»

А я с малых лет стихи писал,
Правда, был талантливым не шибко.
Лихо на обшарпанной обшивке
Выводил такие словеса:

«ирка я люблю тебя капец
за твою таинственность и гордость
и когда я вижу твой попец
то мой *** приобретает твердость»

Я уже тогда о славе грезил,
Потому подписывался— «Я.К.»
Это был не элегантный вензель,
Просто буквы— вкривь и враскоряк.

Каждую подобную строфу
Я считал любовным мадригалом,
А меня считали маргиналом
Все соседи. Говорили «фу»,

Или «фи», или ещё чёрт знает
Что они могли бы мне сказать.
Есть пословица: «Собака лает,
Караван идёт». Как знать, как знать…

Может, это я был псом, а люди
Шли куда-то по своим делам.
Избрехался, душу опаскудил,
А потом щемился по углам

От соседей, от зазнобы-Ирки,
А на деле— всем было плевать,
Даже если кто-то гневно фыркал,
То со скуки, надо понимать,

А я ждал хвалы или проклятий,
От молчания становился злей.
Лишь один раз мне сказали: «Хватит,
Ты не Пушкин, парень. Повзрослей…»

Мне за двадцать. Я всё не взрослею.
Лишь стихи да девки на уме.
Слава мне не светит— чёрт бы с нею—
Скроюсь в коммунальной полутьме,

Колпачок взяв в зубы, маркер— в руку
Возмущать вас буду вновь и вновь
Кособокостью печатных букв,
Прямотою непечатных слов.