Corruptio optimi pessima

Ночь узаконит все мои права,
Тьма ковролином стелет мне дорогу,
Ты засыпаешь – дней былых вдова –
Явился я, хоть ты взываешь к Богу.

Ты даришь мне усталую улыбку,
На миг прикрыв зелёные глаза.
Зелёный – цвет надежды? Нет, ошибка:
Твой склеп надежды гневит небеса.

— Ну, расскажи мне. Как оно? Болит?  —
Ты прям над сердцем тянешь ткань ночнушки,
Глядишь в упор колодцем из обид,
Белизной кожи очертив веснушки.

Ты всё расскажешь: честно, не тая,
Сбивая вдох, срывая ровный голос.
Разбитая, родная – не моя –
На этот миг забыв приличий тормоз.

И мне гореть минуты, что как годы,
Сжимать до рёва зубы, кулаки,
Практически касаться твоей боли,
Не в силах дотянуться до руки.

Людьми взращённая, ты ими же побита:
Их хитростью, их жадностью, их злом —
Принцесса у разбитого корыта
С улыбкой горькой, сердцем на излом.

Я предложу – раз в тясычный, наверно, –
Оскалься. Стань же жёстче. Возгордись.
Дури. Дурмань. На зло отвечай скверной.
Порви их глотки, королева-рысь.

Ты правды дочь – так и ответь им честно:
На злобу – гнев, на ложь – сто крат сильней;
Разбили сердце? Ты с таким же треском
Сломай фундамент их дурных идей.

Зашивай раны нитью их страданий –
Злой кармой оступившихся детей,
Верши свой суд – не нужно содроганий –
Слепи из тьмы подобие людей.

Ты выслушаешь молча, не встревая,
Лаская взглядом мой кипящий гнев.
Прекрасная, до дрожи неземная,
Желанная, как самый сладкий грех.

И ты откажешь – в сотый раз, наверно,
Откажешь твёрдо, свергнув компромисс.
Непримиримая, на грамм не лицемерная,
Вместо софитов хочешь тень кулис.

Ты снова будешь верить в силу правды,
Сквозь слёзы злу платить своим добром,
Идти дорогой, не сплетённой с жаждой,
Что паразитом лезет в каждый дом.

Ты мне расскажешь как тебе бесценно,
Проснувшись утром в полной тишине,
Взглянуть в глаза немому отражению,
Не утонув в их тёмной глубине.

Ты напоследок мне протянешь руку
С уставшей и поблекшей сеткой вен,
Коснёшься пальцев самой нежной мукой,
На век продлив мой добровольный плен.

Рассвет пришёл.  Начало — мой конец.
Прощание царапает нам веки.
Ты просыпаешься – рождённый вновь птенец –
Забывшим всё, обычным человеком.

Я не забуду: так велел сам Бог,
Которому ты шепчешь о больном,
Знать ночи все, знать каждый разговор –
Но для тебя остаться странным сном.

Обречённый тобой, тобой и спасённый,
Неспособный коснуться тебя даже вслед:
Совращение доброго — вот самый страшный*
Даже для дьявола ужасно тяжкий грех.

Ты продолжишь светить невидимым светом,
Озаряя так сильно запачканный мир;
Мне наказано свыше вечным заветом
Прорастить в нём чуму и устроить свой пир.

Ангел мой, ясноликий, мой чистосердечный,
Мне запретно касаться твоей красоты,
Я влюблён в тебя трепетно и бесконечно –
Сердце самого дна в белизну высоты.

Прокажённый навек сомелье гнилых душ –
Я слежу за тобой с глаз живых палачей:
Бог послал мне поистине дьявольский куш —
Миллионы подходящих для слежки «людей».