Майские стансы

                Пете Ш., Аркадию Л.

***

Бьются в объятиях аэропорта:
пассажиры, время, поклажа.
Взлётно-питающая его аорта,
под присмотром диспетчера-стража,
пережата целые сутки:
поблизости кружит нечисть –
БПЛА-проститутки
со стороны недалече.

***

Не Баку так Стамбул:
за Победой к врагу в коалицию,
не совру, улизнул:
не плебей, но и не из патрициев.
Что не Рим – Колизей,
что не турок, то всё обстоятельство,
но его не меня пожалей,
между делом готовым к предательству.

***

С 10-го этажа в Риме
в 8 раз меньше имперского;
медлительны и ранимы,
что оставляет, с детского
языка, надежды,
со временем не утраты
и наслоения прежде,
чем их удобрят солдаты.

***

Пляшет на piazza Firenze,
есть повод всегда для веселья.
Великолепный Лоренцо
благословляет Микеле,
Ангела от рождения,
мастера на века:
из-под резца мистерия
мраморного ветерка.

***

Юпитер над Санто-Спирито показался сразу, как солнце село.
Флоренцию ждал покой.
Арно, поблёскивая огоньками домов, темнела,
до Сан-Марко – подать рукой,
особенно, если ты увлечён беседой.
Переходя Понте-Веккьо, становится каждый тебе соседом.

***

Вечер для встречи с Миланом
неподходящ – дождевой.
Граффити прячут с окраин в карманах
беженцев шок болевой.
Сфорца кирпич и Пьета Ронданини
в слабых руках родовых –
непостижимость скрещений и линий
в не достижимо живых.

***

Цюрих, что шесть лет назад, так и ныне,
встретил протяжным дождём.
Веезен Вааленским озером стынет,
и всё же русский приём…
Кипа, настырно свисающей, ваты
свергнется с гор вековых
выстрелом, брызнут ручьи виновато
из чёрных дыр пулевых.

***

Реция римских троп; ниточка Рейна в Боден,
не затеряться чтоб под пасмурным небосводом.
Райская колыбель, десятки племён, народов
под монастырский хмель вынашивали свободу…
Каштанов тугая сень оборотилась пленом;
австрийца чумная тень чуть не под зад коленом
выбила гордый дух из самодовольных швабов,
как из матраца пух вселенского, гм, масштаба.

***

Поезда скорого стрелку змеиную
сжалил пчелиный закус,
спутав с сурепкой желтеющей. Глиною
карий сползает откос.
Через Гельвецию к гальской идиллии,
через полей парадис
от Фра Анжелико ангельской лилии
к выцветшей чуть Флёр-де-лис.

***

Вот он, Париж: снов, не сбывшихся, ворох,
невозмутимый Нарцисс,
верящий в свой исключительный норов,
как в незаслуженный приз.
То ли тщеславием с трона низложен,
то ли пошёл по рукам,
свой триколор променявший негоже
на жёлто-синий бедлам.

***

Из Парижа в Баку. –
Неприветлив советский любимец:
безулыбчивый взгляд,
с подозрением хитро следит…
Без merci, но с beaucoup
проводил новый порт-лихоимец
с глаз долой: погодя,
хоть и в Питер, а всё улетит.

***

В Бродского «Пилигримах»
больше, скорей, от детского.
Видимого от незримого
не отличить без резкого
дара, не искушённого.
Не ослабеет рука,
дабы из камня рождённое
слово жило века.

***

p.s.   Какой маршрут: три Рима; две столицы
         Российские; с десяток городов
         Европы – разве что приснится
         могло такое?! – Но не знаю слов,
         в решимости ответить на другое:
         работы Скульптора – три разные Пьяты,
         Сын на руках у Матери, Их двое:
         в Христе живом есть мастера черты.