Празднество Диониса на склонах Парнаса

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в пурпур и золото, когда процессия вакхантов начала свой путь от подножия священного Парнаса. Вдали синело Коринфское море, его волны лениво лизали берег, словно сам Посейдон замер, внимая грядущему таинству.

Сосновый лес обступал извилистую тропу, ведущую к вершине. Стволы деревьев были обвиты плющом - священным растением Диониса, чьи темно-зеленые листья трепетали на ветру, будто живые. Воздух был напоен ароматом смолы, диких трав и вина.

Впереди шествовали юные девы в белых хитонах, их волосы были распущены и украшены венками из плюща и виноградных листьев. В руках они несли тирсы - жезлы, увитые плющом и увенчанные сосновыми шишками. За ними следовали юноши с факелами и амфорами, полными темного вина.

"Эвоэ! Эвоэ!" - неслось над долиной. Голоса сливались в единый хор, эхом отражаясь от горных склонов.

На поляне, окруженной вековыми соснами, уже пылали костры. Здесь, где некогда стояли древние колонны храма, теперь природа создала свой собственный храм - стволы деревьев, обвитые плющом, напоминали рукотворные колонны.

Вакханки закружились в экстатическом танце. Их белые одежды развевались, обнажая загорелые ноги. Волосы разметались по плечам, глаза горели божественным безумием. Юноши подхватили ритм, их мускулистые тела блестели от пота в свете костров.

Флейты запели пронзительную мелодию, к ним присоединились кимвалы и тимпаны. Ритм становился все быстрее, все неистовее. Танцующие теряли человеческий облик, превращаясь в стихийных духов леса.

И вот, когда экстаз достиг апогея, старший из мистов поднял руки к звездному небу. Его седая борода была увита плющом, в глазах плясали отблески священного огня. Голос его, глубокий и властный, прорезал ночь:

"К богу, плющом обвившему колоннады града Кадмейского,
я взываю, предавшись веселию буйному!"

Толпа замерла. Даже ветер стих, и море притихло вдали. Казалось, сама природа внимала священным словам.

"Ты, о блаженно-неистовый Вакх,
явленьем своим содрогнуться заставил твердыню земную,
породив ужасающий грохот!"

Земля под ногами задрожала, словно отвечая на призыв. Сосны закачались, роняя шишки. Где-то в глубине леса взревел дикий зверь.

"И даже боги Олимпа в трепет пришли, узрев твою огневидную молнию!"

Небо озарила вспышка - не молния, но нечто иное, божественное. В этом свете на мгновение показалось, что среди танцующих мелькнула фигура самого бога - молодого, прекрасного, с виноградными гроздьями в волосах.

"Ты, все оковы избежавши играючись,
восклицающий в ритме 'Вакх!', 'Вакх!', 'Вакх!'"

"ВАКХ! ВАКХ! ВАКХ!" - подхватила толпа, и крик этот разнесся над горами, над морем, достигая самого Олимпа.

"Среди раскатов грома сойди к мистам своим с ликующим сердцем,
возвещая избранным душам вечное блаженство!"

Гром прокатился по небу, хотя ни единой тучи не было видно. Вино в амфорах забурлило само собой. Плющ на деревьях зашевелился, словно ожив.

И тогда безумие охватило всех. Вакханты и вакханки бросились в пляс с новой силой. Вино лилось рекой, смех и крики наполнили ночь. Границы между человеческим и божественным стерлись. Каждый танцующий становился частью великой мистерии, частью самого Диониса.

Луна поднялась высоко, заливая поляну серебристым светом. Море внизу искрилось, как расплавленное серебро. И до самого рассвета продолжалось священное безумие, пока первые лучи солнца не коснулись вершины Парнаса, возвещая конец ночи чудес.

Измученные, но блаженные, мисты падали на траву. В их глазах еще плясали отблески божественного присутствия. Они видели бога. Они были богом. И эта тайна навсегда останется с ними, запечатленная в сердцах печатью священного плюща.