V. Тщеславие

в кабаках песнопения пуще,
чем у церковного хора.
иронично, что средь забулдыг
я увидел святого отца.
и он меня тоже заметил,
и не без немого укора,
ведь в этих стенах его прегрешенья
невидимы взгляду творца.

и я сам, после выпитых рюмок,
хочу взгромоздиться на стол,
и, как водится, слогом обжечь
без того покрасневшие рожи.
но я, будто запуганный раб,
и как царь, потерявший престол,
без права на голос смотрю на людей,
и холод прошёлся по коже.

из народа спиртное тянуло
уродливых мыслей поток,
и блудницы дразнили словами,
грязнее подошвы сапог.
и безликой толпою плясали,
и хохот им стягивал рот.
как же вышло, что хуже всех их
оказаться я смог?

соразмерна ли кара тому,
в чём меня небеса обвинили?
и как долго я вынужден буду
нести за собой этот крест?
и достоин ли был мой талант
стать горсткой пепла и пыли?
и ни в счастье, ни в горе мне
не проронить ни слова вовек.

вместо танцев и песен послышался
топот массивных копыт.
и лица пропитых пьянчуг
искажаются в морды чертей.
если ад на земле, то он здесь,
а до рая нам пусть перекрыт.
речь моя канула в небытие
и я устремляюсь за ней.

и куда подевалось ты, нечто,
сокрытое в недрах души?
видно, не интересно тебе
разделить со мной боль тишины.
ты просило меня сотворить тебе
слово большое и страшное?
я выполнил просьбу твою,
и дарю тебе имя - "тщеславие".