Моё подношение городу в День рождения
Моё подношение любимому городу
Город аптек, переходов, мостов.
Город казённых и жёлтых домов.
Тучи и тучи. И снег за дождём.
В небо ночное плывём кораблём.
Солнце заката – солнце восхода
Не пролезает в арку Синода.
Пётр на запад скачет и скачет.
Бедная Лиза яростно плачет.
Здесь персонажи за каждым углом.
Здесь убивали клинком и пером.
Кровь тут не смыть миллионом дождей –
Кровь голубая и красных вождей.
Тут вам Венеция, тут и Париж.
Как бы живёшь, и как бы гостишь.
Город-планета с нашей орбитой
Нами и сшитой, нами обжитой…
***
Захлебнулись уже водостоки –
Питер пьян от дождей в январе.
Как стемнеет – виднеются токи;
Искры бьются в сыром фонаре.
Что ж ты небо всё нас отмываешь?
Или плачет над нами Лазурь?
Или просто дождём укрываешь,
От идущих к нам с Запада бурь?
;;;
Темнеет синий вечер над заливом.
Я опоздал – мосты в разводе, как и я.
Споткнётся взгляд на личике смазливом;
Я как бы знаю жизнь, она ещё дитя.
Вернусь под утро я усталым, добрым.
Балтийские ветра не только холодны,
Они заблудшим так ломают рёбра,
Чтоб ум упал с колен до глубины вины.
Дворцовый мост лениво сводит губы.
Таксист узбек зевотой нагоняет сон.
Смывают кровь, вино ночные клубы.
Что ж, Пажери, вернулся твой Наполеон…
;;;
Питер выпил меня,
Захмелев на чуток.
Мы с ним были родня –
Как один кровоток.
Прежде чем я усну
В колыбели его;
Я настрою струну –
Затяну под ушко.
Кто-то скажет: «Устал.
Сдал окоп не в бою!».
Я не умер – молчал!
Не посчитан в строю!
;;;
Соседка, жившая в Блокаду,
Всегда поднимет с земли хлеб.
И тихо выскажет досаду
Тем, кто уже душою слеп.
Они подкармливают кошек,
Неугомонных голубей.
Они то знают цену крошек!
И цену солнечных лучей.
И вновь летят на Питер бомбы,
И финны вспомнили «себя».
Неонацистские апломбы –
В свой рог войны кричат трубя.
Мы слишком многое прощаем.
А у соседки – нет живых!
Нет! Нет! Теперь не забываем!
Всё горе то! Блокадный жмых
;;;
Я осенним листом пролечу над Невой.
Я печальным стихом разобьюсь о гранит.
Заколдованной птицей — слепой и немой
Непрожитое слово в закат улетит.
Я пройдусь по дорогам вырванных рельс,
Запекаясь в асфальт раскаленных проспектов.
Семенами травы в межкирпичную щель
Упаду, проросту глубиной диалектов.
Я расстанусь легко, я останусь всегда;
У меня есть вина перед городом этим…
;;;
В Летнем саду облысели деревья,
Зелень скамеек разноцветит листва.
Ветер подул — и нет больше шедевра.
И тут же создал их ещё двадцать два.
Здесь как бы некрополь — хотя без могил.
Здесь столько великих застыло теней:
Вон там за фонтаном мне Гоголь грозил,
Пьяный Есенин рифмовал лебедей.
Я вижу в пространстве другое кино —
Сознанье лихое играет со мной.
Так и осень в саду расплылась в пятно.
И шёл я покорно за Чёрной вдовой*.
2019
* Петербургская баронесса Аврора Шернваль
;;;
Сыро в Питере – очень сыро.
Я болею хандрой – и запой.
Так город дождями отстиран –
Купола мироточат росой.
Я люблю этот русский Лондон.
Он по-своему остров давно.
Свинцовым его горизонтом
Закрывают любое окно.
Я прижился и принят, как свой.
Отбатрачу строкой и кайлом!
Не всегда я на нерве бухой,
Иногда и за словом пешком.
Заплутать, как в лесу по дворам,
Испугаться теней – и на свет!
Доверять только сказкам и снам;
Остальное душе - пустоцвет.
Запивал я водку туманом -
Проигрался в рулетку поэт!
И за море кричал норманнам,
Что мы примем культуру вендетт.
;;;
В году двадцатом снег выпал в феврале.
К блинам языческим поди и наметёт.
Сейчас лишь иней на ангельском крыле.
И на Дворцовой ветер арками поёт.
Снежинки редкие, кружа, летят в Неву,
Танцуют под шаманский бубен эха.
Февраль ещё возьмёт и бросит нам пургу,
Пока там март с горы ещё не съехал.
И съёжится асфальт и мостовая,
И плечи улиц вздрогнут поутру.
Ворвалась в город к нам метель степная
И небо открывает кобуру:
Лови, земля, все пули снегопада,
Купайся в белом море снежной мглы.
И пусть звучит красивая соната
Под шёпот старой дворницкой метлы.
Свидетельство о публикации №125052708194