Берегоморские хроники

Очень далеко на Севере, на окраинных оконечностях Государства Российского, стоит со времен монгольской империи Чингизидов небольшой городок Берегоморск. Самая дальняя из восточных территорий нашей необъятной страны. Более высокоширотная, чем даже Чукотка с бывшей Русской американской территорией – Аляской. Мало, кто слышал об этом городе, а на самом деле – областном центре, как и о самой Берингоморской области, вплоть до середины 1960-х годов входившей в состав более крупного дальневосточного края, лежащего значительно южнее. А вообще-то советская власть установилась там даже чуть позже, чем Тува вошла в состав СССР, то есть, в 1943 году. И сразу же Берегоморск стал играть важную роль на секретной карте подводного АЛСИБа. Был такой альтернативный путь сношения через Северный полюс, под прочным арктическим ледовым панцирем, с нашими североамериканскими союзниками.
И если официальная трасса АЛСИБ по воздуху была засекречена в годы Великой Отечественной войны, то подводный АЛСИБ был еще более строгосекретным путем сношения с союзническими поставками по ленд-лизу. Дополнительная, как протоколы сионского Риббентропа, договоренность между СССР и США даже обыгрывала игрой слов в идиоматическо дипломатических выражениях, называя трассу не лянд-лизом (land-lizzy), а си-бризом (sea-breezzy). Но вернемся к истории основания городища Берегоморск в конце четырнадцатого века. После Куликовской битвы, когда московский князь Дмитрий Донской вчистую разбил темника Мамая, монгольский хан Тохта-Мышь через пару лет взял и сжег Москву. И именно тогда дружина полулегендарного купца Садко Новгородцева отправилась «встречь солнцу» (как это писано в летописях) на восток. Дойдя до того места, где впоследствии, через несколько веков спустя капитан «Святой Марии» Татаринов станет искать Землю Санникова, там-то древнерусские искальцы полярной Земли обетованной и высадились тридцать тремя богатырями на пушкинский Берег морской.
И удалой купец Садко Новгородцев воскликнул: «Сие есть Брег морзкой, не богомерзкой, но благословенной земли нашей, коею мы прирастаем ради Отечества нашего!». Там и основал Садко крепостицу Берегоморск. Не случайно, что через три с небольшим столетия там проплывал адмирал Петра Первого Витус Беринг. И само море, как и пролив в тех же местах назвали Беринговыми. Но уже три века на скалах, овеянных северным ветром Бореем и русской славой стояла крепостица, разросшаяся тогда уже, в начале восемнадцатого столетия, в городище Берегоморск. Потомки первых русских переселенцев в этом самом высокоширотном из российских регионов быстро перемешались с коренными местными жителями анкилонами. Самоназвание этих автохтонов Севера – омолоны. А анкилонами их стали называть с легкой руки внука другого выдающегося мореплавателя и путепроходца – Афанасия Никитина, который уже в следующем, пятнадцатом столетии отправился не в Персию и Пакистан, где по альтернативной версии его прославленный дед принял обрезание по магометанскому обряду, а на Север, вслед за птицами, улетавшими на лето к гиперборейскому полюсу.
Дормидонт Никитич Афанасьев был человеком сурового «ндрава». Задолго до пламенного обличителя никонианского нечестия Аввакума, Дормидонт, попавший в рабство к туркам и проданный генуэзским купцам, яро возненавидел римскую ересь. Поэтому, когда бежал из рабства, вернулся на Волгу и дальше ушел вольным казаком в Сибирь, то всегда свидетельствовал, что если «женское чрево не используется для природного чадорождения, но токмо для блуда, то это ветхозаветный Бабилон» – Бабье лоно в переводе с адамового языка на церковнославянский. И в то же время, «если прямодушные и чистые сердцем язычники живут в праведном порядке и по совести и чести, то у них есть своя небесная покровительница – святая Анна». Вот почему, когда Дормидонт Афанасьич достиг Берегоморска и встретил там местных коренных жителей омолонов, то назвал их детьми Анны – Аньки лонами. И это созвучно было верховной богине-китихе омолонов, которую те звали не иначе, как Анки-мати. Так омолоны стали анкилонами с легкой руки казачьего атамана Дормидонта Никитича Афанасьева, или Афанасьича, как его прозвали анкилоны. И до сих пор у представителей этого коренного малочисленного народа популярно имя Дормидонт.
История, конечно, штука интересная. Но нам гораздо ближе наш двадцать первый век и в особенности люди, проживающие и сегодня в Берегоморске. Это суровый край, в котором ценится верность и преданность нашей Родине. Люди тут не сразу улыбаются чужакам, но пристально вглядываются в душу, а уж если узнают хорошо новичка и примут в свой коллектив, как равного, то братаются с ним навеки. Впрочем, как и везде с Адамовых времен, существуют и в Берегоморске свои немногочисленные потомки первого убийцы – Каина и самого подлого предателя – Иуды. На стыке последнего советского десятилетия – восьмидесятых годов ХХ века и ельцинского безвременья родился в Берегоморске мальчик, которого его шибанутые антиалкогольной кампанией меченого Горби родители назвали в честь неоязыческого божка – Ындрыком-Звэрэм. Фамилия его папаши была Хрюшин. Но начитавшись журнала «Наука и религия» в читальном зале областной библиотеки имени Максима Горького, где во второй половине восьмидесятых годов стали публиковать разного рода «эзотерику» и уже откровенную «грыжу» (по медицинской латыни – Hernia), двадцатишестилетний портовый докер Алексей Хрюшин переменил, правда, не официально пока, свое имя на – Хрюггви Хрюггварсон, мифического курляндского конунга викингов, бившихся против Александра Ярославича на реке Неве. Уже в 1992 году, после распада СССР он, как самозваный представитель коренного народа анкилонов, хотя на самом деле Алексей Хрюшин был этническим бандеровцем, добился того, чтобы ему поменяли паспорт на это придуманное им «белокуробестиарное» имя Хрюггви Хрюггварсон. И сыну своему, чье имя в метрике было записано в 1989 году, как Ындрык-Звэр Хрюшин, он хотел официально поменять фамилию на Хрюггварсон, однако, будучи в нетрезвом виде, гражданин Алексей Хрюшин свалился с пирса в студеное Берингово море в конце ноября, сильно замерз, пока его не достали спасатели, вследствие чего простудился воспалением легких и вскоре помер.
Его жена Леокадия Хрюшина, еще при жизни супруга, ласково называла сыночка – Дрюшей, а не Ындрыком, что приводило в неописуемое бешенство папашу ребенка. Втайне от мужа, уже лежавшего при смерти, Леокадия отнесла мальчика в старообрядческую церковь преподобного Аввакума, где окрестила его с именем Андриян. Ребенок рос хилым и болезненным. У него было легкое косоглазие, плоскостопие, а в двадцатилетнем возрасте он тяжело перенес свинку с коклюшем в придачу к допубертатной ветрянке. И все детство у него было повышенное манту, от чего он лечился в туберкулезном диспансере. Со сверстниками во дворе и в школе у Дрюши Хрюшина не складывались дружеские отношения. Мальчишки не хотели брать его в свои игры, а вместо этого постоянно надсмехались над болезненным ребенком. Хрюшины жили на третьем этаже хрущевской четырехэтажной «малосемейки». И соседские дети часто дразнили Дрюшу. Мало того, что его постоянно обзывали «дрюканым» и «задрючкой», так еще, когда он одиноко страдал в своем окне с обмотанным теплым шарфом шеей, наблюдая за игрой в «казаки-разбойники» во дворе, кто-нибудь из соседских пацанов непременно окликивал калеку: «Андрюха!». И когда тот высовывался из окна и спрашивал: «Чё?», шутник отвечал: «Хрен тебе в ухо!». Обиженный мальчик в ответ ругался нецензурными словами. А через полчаса, когда он успокаивался, другой злой шутник снова выкликал его: «Андрей!», и когда Хрюшин откликался: «Чего тебе?», в ответ следовало: «Держи хрен бодрей!». Надо ли прибавлять, как травмировал этот абьюз, выражаясь по-современному психологическому, на формирование психотравмированной личности Дрюши Хрюшина…
Но вот прошли годы. Хилый мальчик вырос, отучился в американской гимназии, открытой в Берегоморске аляскинскими баптистами. Поступил в Берегоморский педагогический институт на отделение южнокорейского языка. После первого курса его призвали в армию, где он год отслужил, а затем вернулся домой, и снова приступил к учебе. Мальчик пописывал в стихи. И даже песенки сочинял под гавайское укулеле, подаренное ему аляскинским пастором баптистской церкви, членом Ротарианского клуба и масоном 33 градуса. Но Дрюша по первости стеснялся декламировать и петь свои произведения на людях, так как сильно грассировал, так что, возможно, ему стоило бы учить не южнокорейский, а провансальско-майонезный диалект галльского языка. Все его вирши и песенное творчество было пронизано нескрываемой обидой на Родину-мачеху, как он ее называл, и на злых земляков, на весь наш народ, глухо ненавидимый Дрюшей Хрюшиным. Типичный образчик его текстов был таков:

«В чем суть России, в ущербности ее Души?
А в том, что индивидуум несчастен.
Дзержинский, все прекрасные порывы задуши!
Но я всегда останусь в памяти неподражаем…»

Когда он читал свои стихи в областной библиотеке имени Максима Горького, то на кончике его носа всегда скапливалась мутная слеза. Дрюша всхрюкивал, неловко утирал ее, затем еще более надрывно, в духе своего любимого поэта Иосифа Бродского, завывал:

«Проклинаю тебя, рабская и мерзкая!
Ненавистная и подлая, тебя превыше я.
Мне противна природа твоя – женская,
Потому что я – сын Хрюггви Хрюггварсона, огненного копья!»

Окончив Берегоморский пединститут, Дрюша Хрюшин, сын и внук незаконно репрессированных этнических бандеровцев, стал подавать неплохие надежды. Он прошел курс реабилитации у логопеда и полгода прозанимался у преподавателя сценической речи местного культпросветучилища. И однажды вдруг выиграл кастинг на местной FM-радиостанции. Его приняли в штат ди-джеем. Теперь язык его, бескостный, настолько гибкий и вербально-диаретический, мог молоть все что угодно и безо всякой запинки. У него появились первые поклонницы из числа невротических барышень, более бальзамического, а не тургеневского склада либидозности. Восторженно неуравновешенные, как и их радиокумир, они возвели его на трон северо-северопальмирного гения, превзошедшего самого ленинградского нобелиата Бродского.
И тут даже берегоморский бургомистр не устоял перед златоустьем популярного ди-джея, уволив главного редактора местного радио, пенсионера, не знающего ничего, кроме «замшелых советских стандартов «Маяка», с его непонятной народу классикой», а на место главреда поставил Дрюшу Хрюшина. В эйфории тот сразу уволил всю прежнюю команду городской FM-радиостанции, набрав вместо нее своих восторженных поклонниц. Однако его триумф продолжался недолго. В скором времени настал 2014 год и Крым стал нашим, что привело потомка рано скончавшегося викинга Хрюггви Хрюггварсона в такую же неописуемую ярость, в коею впадал его папаша-берсерк. И Дрюша Хрюшин стал в прямом эфире цитировать западные радиоголоса, высмеивая «сепаров» Донбасса, которые сами себя обстреливают. Такое глумление над кормлением из муниципального бюджета с одновременным кусанием кормящей руки не мог уже позволить глава областного центра, и Дрюша Хрюшин оказался на улице, но не с волчьим билетом, а с целым собственным интернет-радиоканалом, который он фактически приватизировал, прибрав к рукам заказанное на государственные деньги сетевое СМИ.
Долгие восемь лет до начала СВО Дрюша Хрюшин состоял в позиции почти легальной оппозиции. А что тут такого? Россия – суверенная демократия, в отличие от сталинского СССР, у нас со времен меченого Горби процветал свой плюйрализьм сомнений с иностранным финансированием. А вот когда началась специальная военная операция догадливый Дрюша Хрюшин сумел оперативно релоцироваться в одну из трибалтийских «тигровых» Курляндий. Откуда и по сей день продолжает свое пропагандючее дело в сфере сетевого радиовещания. Вещает он по лекалам доктора Геббельса, а не по заветам Левитана. Получил уже от нашего Минюста почетное звание «иноагента». И очень сильно испытывает личную неприязнь ко всему Русскому – Государству, Армии, Народу, Верховному главнокомандующему и родному городу Берегоморску, так что «даже кущять не может». Не лезут ему в горло ни бочки варенья, ни корзины печенья от тети Вики Нуладновой, любительницы нашего обсценной лексики и грубоватых ласк отечественных моряков.
На этом, пожалуй, завершу первую главу Берегоморских хроник. Хотя вернее было бы сказать, памятуя о бесславном конце конунга Хрюггви Хрюггварсона, «хрюник» Дрюши Хрюшина. А тем, кто продолжает слушать его сетевой радиоканал «Весь Берегоморск» хочется напомнить, что согласно поправкам в нашем богоспасаемом законодательстве, распространение иноагентских метеоризмов может принести невольным пособникам этой заблокированной Роскомнадзором русофобии вначале административный штраф, а затем и более суровые последствия. Будьте осторожны. И берегите уши! От дрюшиной лапши…

Пост скрипкум. Вышеописанное есть чистая фантазия, всякие совпадения с реальными личностями являются случайными, но довольно типическими. И никакого города Берегоморска на карте Российской Федерации, однако, до сих пор не открыто. Никакие «Два капитана 2» не дадут в том соврать или обмануться. Но будьте бдительны! А вдруг все же где-то на суровом Севере, на берегах Берингового моря или пролива все же существует она – Земля Обручева, сиречь, Санникова…