Ницевет

НИЦЕВЕТ (НИЦАВА)

(поэма в шести частях)

I. КОРЕНЬ И ВЕТВЬ

Безмолвный корень в глубине —
Как плод у матери в утробе.
Он зреет в недрах не во тьме —
А в предвкушенье дня свободы.

В нём смысла скрытого печать,
В нём ожиданье всех свершений.
Но велика ли будет мзда
За взлёт его и за паденья?

Всё станет ясно лишь тогда,
Когда себя он явит миру.
Взойдёт на небеса звезда —
Увидим тьму или порфиру?

Из корня тянется росток,
Едва заметный, как дыханье.
Он тонок, хрупок — волосок,
Но в нём уже горит избранье.

Ростком неброским был Давид.
Он дал побег с могучей ветвью,
Теперь щитом спасения стоит —
С живительным покровом, тенью.

Средь братьев старших — младший сын,
Но нелюбимый в своей доле.
Он пас стада среди равнин
И пел псалмы в далёком поле.

Когда Саул был отлучён,
Пророк пришёл с елеем в дом,
И рог был светом озарён —
Мир ждал, кто избран был перстом.

Семь братьев стали перед ним,
Восьмой остался в чистом поле.
Был небосвод над ним храним
Печатью тайной Божьей воли.

«Зови восьмого», — глас звучал.
«Его приму в свои объятья,
Я младшего из всех избрал,
Он ветвь, ведущая к распятью».

Раскрылась тайна в чистоте,
В смиренном сердце покаянья:
Пастух царём стал на земле,
Предтечей Божьего сиянья.

II. ТАЙНА МАТЕРИ

Но чьи глаза тогда дрожали,
Когда пророк взывал к Отцу?
Чьи губы горестно молчали?
И тень скользила по лицу.

Она, Ницевет, в час прозренья,
Стояла в уголке двора —
Сжималось сердце от волненья:
Что происходит у шатра?

Не подошла. Лишь замерла.
Смущенье прятала в движеньи.
И дрожь — как ветер от крыла —
Держала тело в напряженье.

III. ПОЛЕ И ПСАЛОМ

Оливы, армией стоят
На склонах, средь камней нетленных.
Молчат, как стражи, что хранят
Покой времён в дозоре неизменном.

А он псалмы на поле пел,
Средь стада, в лёгком дуновенье,
Как будто с неба кто-то пел
За ним — в молитвенном смиреньи.

Но вдруг — как вспышка — взгляд взлетел,
Увидел брата. Смолкло пенье.

Отец зовёт. Пришёл тот час —
Пророк сегодня в доме нашем.
Достаточно, ты стадо пас —
Теперь ты стал народу важен.

IV. И ГЛИНЯНЫЙ СОСУД НЕ ТРЕСТНУЛ

Но что же мать? О ней — молчат,
ни слова, возгласа, ни крика.
Стоит недвижно у ягнят,
лишь ветром треплется туника.

В чём материнская вина?
Чиста, как лилия долины.
Позор и холод — все снесла:
без ропота и без гордыни.

Она служила как рабыня,
незваной, в доме без почтенья.
Но в каждой капле из кувшина,
скрывалась вера и  смиренье.

А рядом — груз мужской вины,
его глаза, полны сомненья.
Неверность, стыд и боль жены
сплетают сеть от сердца отчуждения.

V. ИЕСЕЙ И НОЧЬ ПЕРЕД ПОМАЗАНИЕМ

Покрыт сединами рассказ:
Иессей, наветам злым внимая,
неверность углядел не раз,
гнев праведный в душе питая.

Поверил слову и смолчал,
погряз в сомнениях душевных,
как будто чей-то тайный план
проверить силу духа верных.

Как Авраам — но без огня
он принял тень, не суть завету...
Признает сына, но не мать —
пробьётся путь потомства к свету.

Служанка, зная чистоту жены,
в свои одежды госпожу одела,
чтоб в час полночной тишины
Ницавы честь не потемнела…

В ночной тиши, не ведая обман,
Он с той делил, кого винил напрасно.
Так в полноте свершился план,
Где Бог явил любовь негласно.

Так мудрость женская, тайный путь
спасли любовь от гибели нежданной.
И правду эту не свернуть,
хоть скрыта под завесой тайной.

VI. ГОЛОС ИЗ ТЕНИ

(Монолог Ницевет)
1

Так неожиданно — и вот:
он — в белом. Свет течёт с ладоней.
Веснушки, как в тени забот,
исчезли в каплях благовоний.

Стоит мой сын. Не говорит.
Я затаила вдох — на грани.

Он весь — огонь. И свет. И стыд.
А я — сосуд пустой , без знанья.

Не дали имя мне в строках.
Его зовут. Его венчают.

Я превращаюсь в прах земной,
Лишь сердце матери — живое
 — Душа в нём быстрою рекой
Впадает в море ледяное.

Без огня.
Без крови.

И всё ж — стою, дрожа, любя.
Как воск.
Как соль.
Как мать без слов и слова.

Пророк сказал:
—Господь теперь над ним.
Он избран.
Рог зовёт народ.
Стекаются на звук
насмешники.
Друзья застыли
в изумлении.
Помазанник — теперь.


А ты же отрешился
Муж мой,
скрыл глаза,
забыв,
как пел мне:
—Ты — царица …
И та любовь,
моя слеза,
упала в пыль
немой гробницы.

Ты говорил:
— Моавитянка…
Её родство —  иное
Не по завету кровь.

Ты отвернулся
от избранной,
как будто честь —
не Богомданна.

Ты прочь ушёл.
А я жила. Молчала. Знала:
Что ночь подмены — ночь любви.

Служанка, как сестра
тебе солгала,
и я вошла.
И мы — не тени.

2

Как помню голову его я гладила в хлеву.
И  руки помнят пыль с его волос,
Веснушки улыбались наяву,
Теперь  к царю не смею прикоснуться.


Моя печаль,
мои страдания,
как птица в клетке,
без крыла.

О, Боже…
Я знала — правда будет после.
Но ночь была мне — как приют.
Я шла…
И в сердце — не вопрос был,
А страх —
 одежды не спасут.

Я родила тебе царя.
Ты отвернулся,
словно странник,
поверил слухам.
И жена
в твоих глазах
блудница.

Он рос вдали,
средь коз,
средь скал,
как зверёныш,
как изгнанник.
Но в нём
Господь звучал
псалмом,
струной,
желанием.

В тот день, как Самуил  пришёл,
сынов своих привёл ты в дом
Господь искал
не власть,
 и не престол,
а сердце —
чистое во всём.

Ты понял всё.
Склонил глаза.
А я молчала
как свеча.
Я не взывала карой.
У Бога — путь иной, чем наш:
— Он с тем, кого отвергли даже.


Ты увидел сына,
но не видел,
что держит его снизу.
Но разве ветвь живёт
без корня?

Разве росток дышит
без соков глубины?
Я корень в земле,
тайный, невидимый,
который держит
его ветвь.

Ты узнал.
Но что сказать?
Как вновь дышать,
когда имя младшего
теперь — известно?

Иессей — молчал.
А в нём кричала — мать,
несущая крест свой
бессловесно.


Примечание

Ницевет (или Ницава), дочь Адаила — так, в еврейской традиции и устной Торе, называют мать царя Давида.  О ней почти ничего не известно, её имя не упоминается в Священном Писании, но в преданиях она предстает как женщина кроткая, праведная и безмолвная, незаслуженно отвергнутая, но не потерявшая ни веры, ни достоинства.

Согласно одному из рассказов, её муж, Иессей, поддался сомнениям и решил отстраниться от жены, однако служанка, знавшая истину, уступила ей своё место. Так, в тишине и сокрытии, была зачата жизнь, от которой произошёл Давид — помазанник Божий и певец Израиля.

Эта поэма — попытка услышать голос той, кто осталась вне строк, но чьё молчание питает древо будущего.