Атаман

Глава 2. На пристани

4 сентября 1669 года. Тихое солнечное утро. Астрахань просыпается, чтобы прожить новый день. На пристани, около Никольских ворот астраханского кремля, собралась большая толпа горожан. Много посадских людей: крестьяне, купцы, средние и мелкие торговцы, ремесленники, городские бобыли. Присутствуют и записные ремесленники, которые приписаны к государственному хозяйству: плотники, каменщики, кузнецы, садовники, рыбные ловцы. Видны в толпе и церковные служители, а также служилые люди.
 Всех собравшихся волнует лишь одна тема – прибытие в Астрахань после Персидского похода казачьего «войска» под предводительством донского атамана Степана Разина. Вот как раз сейчас к собравшимся обращается высокий широкоплечий стрелец. Давайте подойдём ближе и послушаем, о чём он говорит.

– Да, видно, сабелька така особенна!
Булатная, зараза,  не иначе.
А може, она просто заговорена?
Тады ужо другой расклад – тем паче.

Он всадника легко развалит до седла,
Всяк ведает – детинушка он знатный.
Уж скольких ворогов та сабля посекла!
Да, подержать бы тот клинок булатный…

Кто на Руси легко подкову мог согнуть,
Богатырём считался справедливо.
А Разя сразу две легко могёт свернуть –
И без напряги всякой, а игриво.

Один станичник мне недавно рассказал,
Что есть у Стеньки с юности потеха.
Он ни один кулачный бой не пропускал,
Кто супротив – тем было не до смеха.

Пудовые в толпе мелькали кулаки –
И «вражеская стенка» разбегалась.
Степан кричал, смеясь: «Куды ж вы, мужики?
Ан, приласкать хочу ещё хоть малость!

Да не боись, браты, я ж ведь вполсилы бью!
А ну-кася, всем скопом навалитесь.
Хмельного я потом вам справно всем налью.
Так казаки вы али нет? Деритесь!»

Кузнец
– А говорят, что он могёт и колдовать,
И пагубы людей над ним не властны.
Что в днях грядущих ждёт нас – может предсказать,
Но часто те видения ужасны.

Ни пуля, ни клинок его не могут взять –
Он будто бы навек заговорённый.
Есть, видно, на челе незримая печать,
Что он небесной силой осенённый.

Как видно, оттого к нему и льнёт народ,
Завидя вожака в нём дюжей силы.
Слушок прошёл, что он не жалует господ,
Бояр, желая всех поднять на вилы.

Ну ладно, что уж там, не знамо нам пока,
Действительно ли он их ненавидит.
Пождать лишь нужно нам – всему своя пора,
Глядишь, и барин свет тогда невзвидит.

Купец
– Что, зубоскалы, разбрехались тут с утра?
Какой он вам колдун? Разбойник сущий.
Всё просто – не пришла ответ держать пора,
Но может вдруг прийти и в день грядущий.

Задаст ему князь Львов отменного кнута,
А с ним и Прозоровский воевода.
Для власти не нужна с разбоем маята –
Кровавый след Персидского похода.

Легко  ваш Стенька мой ограбит караван,
Тогда ж с кого спросить мне за убытки?
Это он вам, холопам всяческим, братан,
А царь в Москве ждёт астраханской рыбки.

Мне нужно торговать – на то ж я и купец,
А тут ваш Стенька сабелькой сверкает.
Это для вас он разудалый молодец,
А брат-купец вдруг почему страдает?

Я разумею, что разбойник он и плут.
И ждёт его за Персию «награда».
И «славный» путь его закончится вот тут –
У стен сия достойнейшего града.
Уходит

Ремесленник
– Каков ворчун же он!  Зануда, не купец!
Привык стращать, но кто ж его боится?
Погорячился он, что будет мал конец.
Лишь знает Бог, что дальше там случится.

Не лыком Разя шит – обставит воевод
Где хитростью, а где монетой звонкой.
Барья, они того – особенный народ –
Напыщенность с продажною душонкой.

А струги-то полны монетой золотой,
И прочего добра там очень много.
А посему расклад мне видится такой –
Никто на Стеньку не посмотрит строго.

Прошёл слушок, что он часть денег закопал,
А где – лишь только он один и знает.
И кто бы как потом усердно ни искал,
Досаду вместо клада откопает.

Дьяк Пафнутий
– Помене бы уж вы вели про деньги трёп,
Прям пагуба душевная – ей Богу!
Никто запросто так копейки не даёт,
Но на карман так хочется подмогу.

Я слышал, что донцы всё спустят в полцены –
Лишь только б их на Дон всех пропустили.
За Персию они не чувствуют вины –
Мол, мы за зипунами лишь ходили.

Война у них всегда была в большой чести,
Ходить за плугом – уж не ихно дело.
Вот честь казацку им предписано  блюсти –
Гулебщиной они живут умело.

Гулебщина – образ жизни казачьей вольницы


Священник Иоанн Саввинский
– Никак, шарпальников встречать вы собрались?
С чего бы вдруг почтение такое?
Станичники с разбоем накрепко срослись,
Привычно стало ремесло лихое.

Шарпальник – казак-разбойник

Казачьи струги переполнены добром,
Но ведь оно им не принадлежало.
Царь, Алексей Михалыч, с делом сим знаком –
Нам с персами ругаться не пристало.

А ведь торговля с ними шла всегда у нас,
На Русь они всегда с добром смотрели.
И вот разбойника донского пробил час –
К чертям все отношенья полетели.

Кто грабить разрешал персидски города?
Царёва разрешения-то нету.
Да он такого б не позволил никогда,
А значит – Стеньку призовут к ответу.

Шарпальник знает, что расплаты близок час,
Но всё ж на Дон надеется прорваться.
Но та надея, казачки,  уж не про вас –
Придётся воеводе ныне сдаться.

А Прозоровский-то блюдёт царёв наказ,
Уж с ним-то ты, браток, не зашуткуешь.
Разбойный есть на то, голубчики, приказ –
На дыбе под кнутом не забалуешь.

Конечно, дело не в кнуте как таковом.
Кто христианску заповедь нарушил?
Иль Стенька Разин с нею вовсе не знаком
И чьи-то жизни оттого порушил?

Как бы не так! Коварством славится злодей!
И дьявольскою хитростью отмечен.
Никто не знает, что задумал лиходей –
Беда, если ты попросту беспечен.

Недовольный голос из толпы
– Ну вот и пусть Господь его рассудит сам,
А мы здесь собрались из интереса.
Ведь Правда жизни лишь известна Небесам,
Ну, а для нас – извечная завеса.


Продолжение следует