Карамян Карина. День был жаркий

Карамян Карина Патвакановна
Рук. – Дмитриева Наталья Юрьевна
Псковская область

День был жаркий

Все здесь было новым, интересным и чужим. Утром мы с сестрой Верой осматривали нашу дачу – старый деревянный дом с большим заросшим садом. Только-только начался этот деревенский бум: городские жители ехали в обезлюдевшие деревни, чтобы вдали от городской суеты насладиться свежим воздухом и тишиной. И вот мы в полузаброшенной деревне за Псковом. Недалеко сосновый лес. И где-то рядом речка с красивым названием Исса.
Уже с утра было жарко, во все окна заглядывало яркое солнце. Родители разбирали богатство, оставшееся от прежних хозяев. Самым ценным был большой деревянный сундук, оклеенный внутри старыми желтыми газетами, стоявший в летней половине дома. Тут же старинный шкаф с резными завитушками скрипел дверками.   
Нас отправили на улицу. Редкий петушиный голос перекликался со стуком папиного молотка. Сад  зарос давно не кошенной травой. В самом углу его,  за старой, склонившейся ветками к самой земле яблоней спрятался маленький пруд с веселыми пронырливыми головастиками. А рядом баня, уже изрядно вросшая в землю. Неизвестно откуда появившийся серый кот стал старательно тереться о наши ноги.
К полудню зной выгнал нас с улицы. В доме стояла приятная прохлада. Вера ныла:
– Ну пойдемте на речку! Мама, папа, скоро вы? Я хочу на речку!
Папа остался дома хозяйничать,  а мы с мамой пошли искать речку. Дорога вела в горку и упиралась в большой бревенчатый дом, на крылечке которого в теньке сидела маленькая старушка. Мы поздоровались.
– Чьи ж вы будете, детки? К кому приехали?
– Мы ничьи, только приехали. Домик здесь купили, – ответила мама. – А далеко ли до речки, бабушка?
– Тут близенько, за поворотом. У нас хорошо, спокойно. И речка тихая. Мы тоже с сестрой Верой бегали, когда мама отпускала.
– Меня тоже  Вера зовут! – улыбаясь, сказала сестренка. – А это Оля. А папа наш дома остался. Обустраивает все. Гамак в саду обещал повесить.
– А меня зовут баба Зина. Ну, идите, идите, купайтесь. Мои внучки, когда приезжают, тоже на речку бегают.
Как тихо здесь было, спокойно. Мы никуда не спешили, собирали зрелую вкусную землянику. Увидев извилистую ленту речки, помчались наперегонки.  Я, конечно, бегаю быстрее, но на этот раз поддалась младшей сестренке. Обогнав меня, Вера радовалась.
– Я первая, я победила, ура! – кричала она.
Речка неспешно текла между пологими берегами, заросшими высокой пахучей травой, сквозь которую пробивалась довольно наезженная дорога. На другой берег вел мелкий каменистый брод. Желтый сыпучий песок обрамлял воду широкой полосой. Вверх по течению была запруда. Потом мы узнали, что здесь когда-то была мельница. Вода, вся коричневая, казалось, застыла перед запрудой. Чуть-чуть бурлила, перекатываясь через камни.
 Вера уже плескалась:
– Оля, давай быстрее. Иначе я сейчас тебя сама в речку затащу.
Мама, недолго думая, тоже бросилась в воду.
– Да здесь не хуже, чем в Анапе. И вода такая теплая, и солнце печет, – заметила она.
Вернулись домой мы ближе к вечеру. Папа уже разложил все вещи и ждал нас,  читая газету. 
– Папа, папа, там так классно, тебе тоже надо завтра с нами пойти! Тебе точно понравится, – сказала я, обняв его.
В этот вечер мы быстро уснули, а родители  о чем-то тихонько говорили за стенкой.
Утро прошло незаметно, и вот уже всей семьей шагаем в горку. Маленькая старушка с коротко стриженными серебряными волосами уже сидела на скамеечке под кустом сирени рядом с домом. Ласковые темные глаза приветливо смотрели на нас.
– Вижу, понравилась наша речка, сегодня папу ведете с собой?
– А вы одна живете, бабушка? – спросил папа.
– Одна, сынок, но мои ребята часто ко мне приезжают, помогают. Сын тут рядом. Другой и дочка тоже недалеко, – улыбнулась старушка. – И  соседи мои добрые. С детства с Зоей дружим, только в войну и пришлось нам разлучиться.
– А что ж случилось, бабушка? – продолжал папа.
Наш папа учитель истории, он записывает воспоминания людей, переживших войну. Его мама родилась в концлагере под Лугой в ноябре 1941 года. Она иногда рассказывала то, что знала от своей мамы о войне. В бараке, где они жили, было очень холодно, вместо пеленок – какие-то тряпки. Кормили жидкой картофельной баландой да кашей. Вода теплая нарасхват. И новорожденную враги не пожалели, только потом их отпустили, когда бабушке было уже два месяца. Дом сгорел. Приютили добрые люди. Уже весной, когда стало тепло, пешком, с малюткой на руках и девятилетним сыном папина бабушка пошла в соседнюю область к родственникам.
– Конечно, если вам так интересна война, то я расскажу свою историю, только потом, попозже, – продолжала бабушка Зина. –  Пока тепленько, идите, купайтесь. Встретимся еще.
Деревенское лето плавно катилось к зениту. Собралась довольно приятная компания девчонок и мальчишек приблизительно одного возраста. Ходили друг к другу в гости, на речку, обменивались книгами, привезенными из города. И все ждали вечера. Собирались на крестах, где пересекались две деревенские улицы. Слушали магнитофон, приносили записи своих любимых ансамблей. Говорили обо всем, что интересовало подростков. Рассказывали смешные истории из школьной жизни. Даже сложились свои романтические пары.
Как-то вечером родители прогуливались по деревне и позвали нас с собой. Все были не против. Папа повел нас к дому бабы Зины. Ему очень хотелось дослушать историю пожилой женщины вместе с нами.
Баба Зина была дома и смотрела в окно. Мы остановились, кивнули в стекло. Старушка отворила окошко и пригласила:
– Заходите, гости дорогие. Будем чай пить.
Немного стесняясь, мы зашли в дом. Комната была просторная. Икона в углу. В другом кровать, на коврике у которой клубком свернулся рыжий толстый кот. Ребята, теснясь, сели на диван, из соседней комнаты принесли пару стульев. На столе появились конфеты и печенье. Мама помогла заварить  чай.
– Бабушка Зина, Вы нам так и не рассказали свою историю. Вот мы и  пришли.
– Ну что ж, мои хорошие, слушайте. Когда началась война, мне было 11 лет. Папу забрали на фронт. Мы остались с мамой: я, Вера и самый младшенький – братик Саша. Немцы пришли быстро. По деревне проехали на мотоциклах и машинах. В нашем доме остановились два офицера, а нас выгнали в сарай. Его кое-как соломой утеплили, чугунку поставили. Когда осенью картошку выкопали и рожь сжали, немцы почти все отобрали. Корову полицаи увели.
В конце лета сорок четвертого ехал немецкий обоз из соседней деревни. Везли двенадцать девчонок и завернули в нашу деревню. Мама, опасаясь,  спрятала нас в подвале. Куда там – нашли. Наскоро накидали мы в лямошник картошки и хлеба. Схватили кое-что из белья да теплые вещи. Мы все плакали, мама вцепилась в меня, не хотела отпускать, но ее отшвырнули и увезли меня вместе с другими испуганными детьми.
Все притихли, слушали внимательно. Максим спросил: «А сбежать было нельзя?»
– Везли обозом до железной дороги, охраняли. Парнишка один попытался сбежать, так застрелили. Потом поездом до Риги. А там на немецкий корабль посадили. Плыли мы трое суток и в шторм попали. Так и катались по палубе. Сильно мутило. Ночью холодно, сидели, прижавшись друг к дружке, тем и грелись. А самолеты-то над нами летали низко-низко – то наши, то немецкие. Перед нами так корабль под воду и ушел: на мине подорвался. Вот страху-то натерпелись.
Баба Зина остановилась и замолчала. Видно, нелегко давался ей этот рассказ. Все молчали. Ждали, что будет дальше.
– А что дальше было, бабушка? – не выдержал Дима.
– Ой, сынок, а дальше стало еще хуже. Высадили нас в Польше и пешком погнали в Германию. Сначала работали у немца-фермера. Делали всю тяжелую работу по хозяйству. Фрау очень злая была, нас ненавидела. Кормила пустой фасолевой похлебкой. Спас сладкий квас, который покупали на заработанные гроши.
От хозяина я попала в город  Бромберг, где определили нас в лагерь. Сначала всем обрили головы и отправили в баню, потом выдали рабочую одежду. Работали тяжело, на ремонте железной дороги, разрушенной после бомбежки наших самолетов. Полуголодные, в плохой одежонке, в тяжелых деревянных колодках тягали стальные рельсы. Сил не было. Надсмотрщики не отходили ни на шаг, только присядешь передохнуть, сразу плеткой получишь. Как только выжили?! Многие и не выжили. Кого убило, других ранило, а меня Бог спас. Трое нас было из одной деревни, так вместе и держались. Лежишь ночью на нарах и вспоминаешь дом, родных. Как они?  Живы ли? А утром опять на работу, хоть дождь, хоть снег. Пожалеть некому.
– А как же вас освободили, бабуля? – спросила Аня.
– Весной сорок пятого года немцы неожиданно покинули лагерь. А мы сидели и ждали чуда. Догадывались, что победа близка. Через несколько дней в лагерь пришли наши солдаты. Дали начальника и отправили в Берлин помогать в госпитале. Мы все не верили своему счастью: живы, наши пришли, отправят домой.
– Вот вашей маме радости было! – воскликнула я.
– Что ты, детенок, беда большая пришла. Домой я добралась летом. День был жаркий. Пока мне в сельсовете выправляли документы, почтальонка, проходя по нашей деревне, постучала в окно: «Зина ваша вернулась, в сельсовете сейчас, встречайте!» Вера побежала к маме на ферму сообщить радостную новость. А мой братишка Саша – меня встречать, хотел первым увидеть.
Я так торопилась домой, что даже не чувствовала усталости. Не заметила, как дошла до нашей любимой речки. Неужели все будет как прежде? От раздумий меня отвлек  радостный крик:
– Зина, Зина, ты вернулась!
– Это был мой Саша. Он так вырос, повзрослел, но улыбка осталась прежней. Я уже распахнула руки, чтобы обнять бегущего ко мне брата. Но вдруг раздался оглушительный взрыв, поднялся столб пыли. Сашенька подорвался на мине. Вот так случилось: война меня вернула, а Сашу забрала. Долго мама не пускала нас на речку, это потом там все разминировали. Не дай боженька никому такой судьбы, милые мои...
Вечером я долго не могла уснуть. Все думала о  бабушке Зине. Она была тогда моей ровесницей. Трудно представить себя в четырнадцать лет одной, на чужбине, без родителей.
Каждый раз, проходя мимо дома бабы Зины, мы с ребятами испытывали какое-то непонятное волнение. Старались сказать ей добрые слова при встрече, поговорить, предлагали помощь.
Следующим летом, когда мы  приехали в деревню, маленькая старушка с добрыми глазами и серебряными волосами на скамеечке у своего дома не сидела. Говорили, к дочке в город уехала.