Чудовище

Прорываясь сквозь ропот чужих голосов,
Твой вгляд тверд, словно кречет пронзает добычу с высот.
Весь из блеска металла взломаешь засов,
Гулок шаг твой, и шпоры сражают холодных стен свод.

Прикоснешься ко мне, и нет тысячи слов,
Без труда мое сердце вздымающих также с низов.
Твои руки теплы, как у бедных господ,
Стол чей красят не блеск, а лишь блюда из проса да страдостный скот.

Свои пальцы тяну я к твоею груди,
И биение там растопило мой сон,
Но лишь темень зовет, и ревет, и кричит:
“Он не твой, он чужой, к нему не подходи”.

Сердце стынет от слов,
Но я верю, ты – “он”,
И хоть “она” не я,
Не хочу оставаться во сне,
Не глася правду дня,
Вечно как на войне,
Как же! Как же мне можно прижаться к тебе…
Во льдах стен твои руки добры лишь ко мне!

Но столь хрупкой мне кажется немость луны,
Я былинка, ничто, без меня взвишься ты.

Клетки сталь холодит. И запястья горят.
Слышен вой. Звон цепей. Взор в тумане: глядят.
Я безвольно стою. Как и падаю ниц.
Мысли стынут. Но рвется мой голос с глубины темниц.
Тени вновь упадут на лица бледный воск.
“Расскажи мне!”. В зрачках цепенеет вопрос.

Долго свет тянет луч под клеть сводчатых стен,
Ледяной блеск огня здесь единственный цвет.
“Ты чудовище, сгинь!” – мне сказали во тьме.
Ношею на плечах нужна ли я тебе?

Меня ли ты любишь; коль так, сбережешь ли?
А устремясь к славе, меня упасешь ли?
Словно зверь огладавший, к нежности я прильну,
На груди я пригреюсь: ты любишь змею!

И на мраморных плитах свиваюсь, и жаль,
Что не в путах: для них
Я, голодной, – не сталь.
Ты даешься мне,
Верю, так хочется верить,
Доколь гул не затих,
Тяну руки к тебе я.

Желаю довериться, страстно желаю…
Постой, голоса всё шумят, неумолчно взывают!
Отбрось же объятья! Грешна я! Страшна я!
Хочу твое сердце, беги, умоляю!

Тогда мои кости ты сжал так в объятиях,
Теплом наделил,
А я была потеряна…
В глаза мне взглянул,
И о чудо, в твоих же
Под густою и нежной заботой о теле
Любви луч оглянулся:
“Будь же во мне уверена”.

Голоса смолкли.
Мы вышли с-под арки.
И солнце пригрело нас.
Как детей у материнской груди.
Ах, его свет такой яркий…