Задолженность меняет костную программу

клиническая  смерть  меня  встретила,
из  раннего  выгорело,  позднее   затаилось,
шёл  первый  год  без  эха,
кривизна  цепью  дождливых  шагов
латает  плакаты  богов
в  комнате  таинственных  произношений,
где  блаженные  слушают  шум  оправдывая  чавканье…

на  мушке  держится  бицепс  Луны,
на  четверть  слуха  сухая  ветка  треснет  галлюцинацией,
во  второй  половине  окна  шинель  лапает  рукавами  аплодисменты
и  следы  канав  звёздной  пыли 
румянят  тишину  до  зрительного  зала  когтей,
а  меня  с  удовольствием  настигают  ладони  клинической  смерти,
под  леденящую  колотушку  стона
срезая  с  асфальта  раскалённые  осколки  тепла…
 
натянутое  полотнище  точного  времени
шейными  позвонками  замерло,
мембрана  слуха  начиняет  планктон  воспоминаний
звериным  инстинктом,
у  каждого  пикселя  две  жизни  и  одно  лицо,
и  сыпь  лезет  втереться  в  кожу
обезумевшим  криком  Северного  Сияния  почти  открыто…

в  этом  глубоком  малокровии 
клок  общей  системы 
встал  дыбом  от  безразличия  вен,
темнота  бреет  голову  под  стрижку  ню  и  бьёт  током, 
помёт  птичьего  полёта 
метит, 
мерцает,
из  глаз  вырывает  тень
по  всем  правилам  неухожено  сиротея,
сад  выцвел  до  самого  дна  от  ран  листопада,
позвоночная  артерия, 
как  поверхностью  хрустального  хруста,
несомненно, 
распахнутый  ворот  озноба  из  волнения…

меня  закутает  сигаретный  коврик  лица,
согнётся  на  дыбы  неурядиц  личная  жёрдочка  апатии,
я  за  стеной  бычьего  пузыря,
упакован  в  кулак  полупрозрачных  сосков  вымяподобного  заката,
действующая  игла  сердца  скатилась  в  пятки,
где  действующий  заводик  температурит  выплавляя  боль,
стекло  не  царапает  улицу,
молния  в  черепе  рисует  изотопную  виселицу,
ночь  складывает  внутренний  тетрис,
тащит   толстую  нить  слухового  нерва,
клиническая  смерть  меня  встретила,
как  золотая  рыбка  с  содранной  чешуёй.