Про Лихого Данилу и Золотую Пыль

В темных лесах, где черные ели сплетались корнями, словно химеры, жил Лихой Данила. Не разбойник, не вор, а просто... лихой. Работу не жаловал, к бабе в избу не рвался, всё больше по лесам шастал, да ветер свистел в его чубатой голове.

Однажды, забрел Данила в такую глушь, где даже волки задыхались от густого смрада болота. И увидел – не поверил глазам! – в самой трясине, на кочке, цветет невиданный цветок. Лепестки – как искры, стебель – словно тонкая золотая проволока, а из сердцевины так и сыпется… пыль. Золотая пыль!

«Вот оно!» – прошептал Данила, и с глазами, горящими алчностью, полез в болото. Вода хлюпала под ногами, противная тина обволакивала сапоги, но он шел, одержимый жаждой золота.

Добрался. Сорвал цветок. И тут… земля задрожала. Из болота поднялся Змей Горыныч, но не огнедышащий, а вонючий, тиной облепленный, с глазами, полными болотной тоски.

"Что ты наделал, поганец!" – взревел Горыныч так, что ветки с елей посыпались. "Этот цветок – Хранитель Топи! Пока он цветет, болото спит, не расползается, живность всякая процветает! А ты… ты злато захотел!"

Данила, хоть и лихой, да трусоват был. Задрожал, цветок выронил. Горыныч схватил его лапищей, поднял в воздух.

"Думал, золото – это счастье? Золото – это проклятие! Оно душу гложет, сердце сушит!" – ревел Горыныч, и Данила чуял смрад гнилой тины у него изо рта.

Но тут в Даниле лихость проснулась. Он вырвался из лапы Горыныча, кувыркнулся в воздухе и приземлился прямо на спину одной из голов Змея. Выхватил из-за пазухи… ложку! Обычную деревянную ложку, которой только щи хлебать.

И давай этой ложкой по чешуе Горыныча барабанить! Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

"Ты что, дурак?!" – опешил Горыныч.

"Это тебе за морали!" – кричал Данила, отбарабанивая ритм какой-то разудалой плясовой.

Горыныч взбесился, начал трястись, извиваться, сбросить Данилу хотел, но тот вцепился в чешую мертвой хваткой.

"Я тебя сейчас в болото утоплю!" – орал Горыныч, а Данила всё барабанил, только еще громче.

И тут произошло невероятное. От ритма ложки по чешуе, от звона, проснулись в Горыныче какие-то древние, забытые чувства. Он вдруг вспомнил, как в детстве, когда он был маленьким болотным червячком, мама ему сказки на ночь рассказывала, стуча ложкой по корыту. Вспомнил, как любил он этот звук, как засыпал под него в тишине болота.

Змей Горыныч замер. Слезы у него из болотных глаз потекли.

"Хватит," – прошептал он. "Хватит… Барабанщик ты, а не златоискатель."

Данила остановился, ложку опустил. Не понимает ничего.

"Возвращай цветок на место," – сказал Горыныч тихо. "И уходи. И больше не ищи легкой наживы. Счастье не в золоте. Счастье… в музыке."

Данила, как завороженный, вернул цветок на кочку. Золотая пыль снова посыпалась в болото. Земля успокоилась.

Горыныч улыбнулся своей болотной улыбкой.

"Иди," – сказал он. "И помни. И, это… Может, как-нибудь еще в гости заглянешь? Барабанщик мне нужен. Болото у нас скучное стало."

Данила вышел из болота, грязный, побитый, но с каким-то новым чувством в душе. Шел он по лесу, а в голове у него плясовая та, что ложкой выбивал, так и гремела. И понял он, что Горыныч прав. Счастье не в золоте. Счастье – в музыке. Или хотя бы в том, чтобы по чешуе Горыныча ложкой постучать.

И с тех пор Лихой Данила больше в леса не за золотом ходил. А за берестой. Делал из нее ложки. И ходил по деревням, барабанил по ним разные песни. И, говорят, нищим не был. И, говорят, даже счастливым стал. Потому что лихость свою он не в злато, а в музыку направил. А что из этого вышло – то уже другая сказка.