Одуванчики

Душа пришла с блокнотом и карандашом, будто снова готовилась к лекции о моём безумии. "Помнишь, как ты думала, что пора в психушку? - начинает она, подчеркнуто листая страницы. - Январь, температура под сорок, а ты гуглишь симптомы шизофрении между приступами кашля". 
"А что? - щурюсь на солнце за окном. - Любовь к галлюцинациям - не повод для гордости". 
"Но ты же дошла до специалиста. Что он сказал?". 
"Что я «творческая личность с обостренным восприятием», — передразниваю мужской голос из памяти. — А потом добавил, что это невроз. Мол, мозг, лишенный кислорода, начал искать выход в символах. Сорняки, мол, тебе снились, а не он". 
"И ты поверила? - душа ставит жирный вопросительный знак на полях. - С чего ты взяла, что ненормальная? Ты кому-то призналась? Планируешь менять что-то?". 
"Признаться? - смеюсь. - Да я даже маме всего не сказала. Представь: «Здрасьте, я влюбилась в человека, который пишет раз в эру и чьи посты у меня в мьюте с 2019-го». Меня бы сразу скрутили в белую рубашку". 
"А тебе от этого плохо? - настаивает она. - Щекотно же. И стихи. И эспандер...". 
"Плохо? - перебиваю, ловя себя на том, что верчу в руках высохший стебель бурьяна. - Наоборот. Стыдно, да. Но... Хорошо. Как будто я украла что-то запретное и прячу за пазухой. Но... Сколько это ещё будет?  Месяц? Год? Десятилетие?"
"Два уже прошло, - вещает душа. - И что? Сгнила? Сломалась?"
"Два чего?"
И тут она достает календарь, где чёрным по серому выведено: "Двадцать лет. Юбилей". Я тыкаю пальцем в цифры, будто в брак печати. "Не может быть. Ты же врешь? Это ж... Не два, а...  Двадцать?". 
"Ты просто не замечала, - пожимает она плечами, и в жесте этом - вся история моих провалов. - Любовь же не шумная была. Тихая. Как грибница под землей". 
"Грибница? - переспрашиваю, смотря на свои руки, как бы калибруя реальность - Двадцать лет таскать в груди сорняк и не сойти с ума... Это ненормально". 
"А кто сказал, что норма - это святыня? - душа разворачивает карту моих жил, будто ищет маршрут побега. - Ты же не рушила жизни. Не кричала под окнами. Даже... Признаться не решилась, даже не намекала никак. Что стойкий оловянный солдатик.". 
"Признаться? Да я же говорила! - смеюсь, выдыхая дым в форточку. - Ты опять начинаешь?! Человеку, который за два десятка лет написал мне трижды? Это не любовь, дура. Это архивная пыль". 
"Пыль не прорастает, - тычет она в грудную клетку, и я вздрагиваю: внутри, меж ребер, что-то шевелится. - Смотри". 
Концентрируюсь. Сорняк... Нет, уже не сорняк. Стебли оплели ребра ажурной сеткой, а на концах - бутоны. Фиолетовые, с бордовыми прожилками. Как те одуванчики из сна, где Земля говорит человеческим голосом. 
"Он цвел все это время, - шепчет душа. - Ты просто не разрешала себе видеть". 
"И что теперь? - спрашиваю, ощущая, как лепестки колышутся в такт дыханию. - Вырвать?". 
"Поздно. Корни срослись с костями. Да и зачем? - она проводит рукой по воздуху, и в нем расцветает радуга из книжной пыли - Ты же крепче стала. Сердце - не разбилось, легкие - выдержали. Даже стихи...". 
"Стихи — не оправдание".
"Зато доказательство. Что оно было. Есть. Несмотря на твой стыд, на твои «это ненормально».".
Алгоритмы, будто к юбилею, высыпали в ленту его лицо. Он седой. Улыбается - все так же, будто обманул время. 
P.S. Погуглила фиолетовые одуванчики. Нашла только мифы: якобы они растут на границе миров. Ну, моя грудь и есть пограничная зона. 
P.P.S. Эспандер лежит на полке - резина сегодня порвалась. Зато сердце, окованное корнями, бьется ровно. Даже слишком. Как механизм, который наконец нашел свой ритм.