Последние

Владивостокское лето

Вот и лето наступило
С весной зиму победило.
Лето, лето к нам бежало,
Но на месяц опоздало.
Наше лето!

Лето морось разогнало,
Лето к морю приглашало.
Лето мигом всех раздело,
В мини все гуляют смело.
Ай да лето!

Только, только приласкало,
Конец лета подступало.
В ласках лето угасало,
Осень, осень наступала.
Где ты лето?

Лето вновь не оплошало,
К ногам осени припало.
Две недели запросило,
Лето осень умолило.
Ну и лето!

Днем по-летнему ласкало,
Ночью осень доставала.
Осень как бы отступила,
Снова лето победило.
Бабье лето!

Вот и все. Оно угасло….
Не грустите понапрасну.
Наше лето не пропало,
Летом будет все сначала.
Летом будет все сначала?

Новости TV

Магнитный полюс на планете
Сместился несколько, чуть-чуть.
Теплее стало на рассвете,
И лед растаял в стране чудь.

В озоне дыры появились.
Не выпускайте в воздух фтор!
На Марсе реки испарились,
Сейчас покажем вам повтор.

В Европе нынче наводненье,
А в Польше сдуло пару крыш.
В Техасе, всем на удивленье,
Всосал торнадо местных крыс.

То птичий грипп, то поросячий,
В Тавриде язву вдруг нашли,
То медик с кем-то накосячил.
Ну, до чего же мы дошли?

Всё, с умным видом, идиоты
Прокомментируют раз пять,
Им вторят горе патриоты.
Живут спокойно, крепко спят…

Система Солнечная где-то
Кружит в Галактике, паря,
И в пропасть падает планета
С родным названием «Земля».

Хрустальная тишина

Морозно рано поутру,
А в полдень даже на ветру
Еще тепло как в сентябре,
Хотя ноябрь на дворе.

И тянет за город в тайгу,
(Её дары я берегу).
Да разве дома усидишь
В такую синь? Не устоишь!

Иду знакомою тропой,
И хруст, и шелест под ногой.
Земля подмерзла и хрустит.
Опавший лист волной лежит.

Лес сбросил свой наряд осенний.
Лишь клен пожухлый лист последний
Не может скинуть. Тлеет сей
Багрянцем тусклым меж ветвей.

Кедрач, посаженный рядами,
Рассыпал зелень за кустами.
И ели свечками стоят
На склонах. Сопки сторожат.

Вода сочится меж камней,
Покрытых мохом. И темней
В распадке хмуром. Веселее,
Когда остался он левее.

А, вот и речка показалась,
И пусть «Большой» она назвалась,
Когда в Приморье нет дождей,
Обычный, в общем-то, ручей.

Через протоку тополь пал.
В тайфун старик не устоял.
Вблизи устроил камелек
И отдохнуть на ствол прилег.

Журчит вода промеж ветвей.
Хрусталь сосулек по над ней
Играет радужным отливом.
На гальке лед горит сапфиром.

И тишина стоит такая
На берегах речного рая,
Что даже ворон, птица злая,
Не смеет каркнуть, пролетая.

Я здесь бываю всякий раз,
Отложив все дела подчас.
Спешу в чудесную страну
Послушать эту тишину.

Первый снег

С первым снегом поздравляю!
Он пошел под Новый год,
Нежным пухом покрывая
Городской круговорот.

Сопки скрылись под фатою,
Оброненною Зимой,
И сияют белизною
Под красавицей луной…

Ну а дворник разметая
У подъезда тротуар,
В кучи грязные сгребает
Новогодний божий дар.

Magie noire

Чудесным и сказочным выдался вечер.
Луна подарила волшебную ночь.
О чем-то шептался с деревьями ветер,
Потом улетал по делам своим прочь.

Мы были одни в этом лунном обмане.
Роса серебрилась… А по берегу
Две тени в обнимку бродили за нами
И целовались на каждом шагу.

Я помню твои безудержные ласки,
Их в памяти сердца своей унесу.
До утренних звезд продолжалася сказка,
И мы в колдовском заблудились лесу.

И были крутые подъемы и спуски,
Идя по тропе, спотыкались не раз,
И, наконец, добрались до опушки.
В лесу так темно, словно выколи глаз.

По роще Куинджи петляла дорожка.
Вперед увлекая и прячась потом,
Пред нами те ж тени играли друг с дружкой…
И счастливы были мы все вчетвером.

Юбилей

Подкрался тихо юбилей,
Подбить пора итоги.
Виски белее и белей,
Таскают еще ноги.

Не удалось построить дом,
Деревьев не садил я,
Вот сыновей – тех целый ком,
Жена не подводила.

Не накопил больших долгов.
Счет в банке пенсионный.
Счет счетом, только он таков,
Как след инверсионный.

Спасибо Армии родной,
Квартирой наделила.
Отправив сразу на покой,
Из списков исключила.

Закончил ныне Универ.
Погорячился, каюсь.
Теперь, одев свой полувер,
В лесу брожу, слоняюсь.

Пытался поработать, но…
Не получилось, в общем.
Военным, бывшим, лишь в кино…
А так – пороги топчем.

Но я могу пока еще,
Прижавшись к стенке теплой,
Поговорить про то, про се
Под пиво с рыжей воблой.

Аутодафе

Читаю страницы, бросаю в огонь.
В костре вдохновенье пылая,
Их искрами ввысь поднимает
Необузданный, вздыбленный конь.

И они, в синеве угасая,
Сизым пеплом, листвой опадают
На кусты, на траву, на меня,
На притихшего в углях коня…

Вот и все что осталось от этих,
Тех стихов, что ночами писал.
По их рифмам огонь - строгий критик
Лихой танец в костре отплясал.

Все из пепла, поверь, возродится,
И молва нам о том говорит.
Пусть бушует огонь иезуитский,
Только рукопись в нем не горит.

Было

И было logos, и была жара,
И было лето, и еще ирисы.
Проселок был, и донника пора,
И мошек жгучие укусы.

А где грибы надеялись найти,
Там княженика осыпала росы.
И землянику собирала ты
В траве у самого покоса.

Калужниц были желтые поля,
И медом одурял лабазник.
И дали мы большого круголя,
Чтоб дольше продолжался праздник.

«Любовь, любить велящая любимым…»
(Стих 103, песнь 5, Ад)
Божественная комедия, Данте А.

В круге втором

Мне рай заказан. И оно понятно.
    К чистилищу дороги не найду.
3  В чужих краях и побывать занятно,

Но в этих вряд ли. Душу отведут
    На суд к Миносу. Станут мне друзьями
6  Парис, Тристан… И на твою беду

Круг вторый для таких как я – Маньями.
    «Туда, сюда, вверх, вниз» - не раз летал
9  Средь облаков, бегущих чередами.

И «адский ветер» вьюгой заметал
     Бетонки взлетные, аэропорты.
12 Представь, все это испытал.

Моя любимая, а как же ты? Ты,
     И обвинитель мой и адвокат.
15 Переступить готова нить черты,

Когда закончится последний акт,
     Стать Маргаритой на балу у Сатаны?
18 Меня с тобою нет. Да, это факт.

Мне больно наблюдать со стороны.

Эпиграмма

Я был вчера с тобой не очень.
Не очень ты была со мной.
И мы друг другу, между прочим,
Наговорили – Боже мой!

Девизы смелые, не очень
Бывали в разные года.
А твое кредо «Очень!», впрочем,
Как то Полесово «Всегда!».

Событий в жизни много очень.
Я предпочел бы и легко
Максималистскому уж «Очень!»
Оптимистичное «Легко!».

Снежный сахар

Совсем Природа обленилась,
Менять не хочет свой наряд.
И лик планеты исказили
Глобальных потеплений ряд.

К нам приближается экватор,
Несущий полный выбор нег…
И снег растаял, стал как сахар,
Как снежный сахар талый снег.

Курсантам КВВАУл

Мы утро встретим вместе: кто в постели,
А кто за партой с книжкой букваря.
Мы там внизу. Вы - в голубой пастели,
Вверху, за остекленьем фонаря.

Ребята вы такие же, но где-то
И разницу я вижу, говоря.
Жизнь у одних бурлит в бетонных гетто,
У вас за остекленьем фонаря.

Стремлений ради или же утехи,
Ведя подруг за синие моря,
Те время прожигают и с успехом,
А вы за остекленьем фонаря.

Пилотов мы к монахам не относим.
Мне претит мысль о доле звонаря.
И вы, и я у жизни ещё спросим,
Когда поднимут купол фонаря.

Семейный быт неодолимый, сами
Судьбу за неудачи вновь коря,
Седеют потихоньку все с годами.
Вы в миг за остекленьем фонаря.

Неделя за неделей, год за годом,
О грустном я не буду, говоря,
Летят. И вы летите с Богом!
Не спать за остекленьем фонаря!

Сыну

Ты ранним утром гром в поля уносишь,
Над ними легкой ласточкой паря.
Ромашку с поля на борту приколешь,
Воткнув за переплет у фонаря.

Твой самолет, как буйный в небе кречет,
Как шквал на рейде рвущий якоря.
Стремглав земля несется, и на встречу,
Ты к ней за остекленьем фонаря.

И раз, за разом отправляясь в небо,
Земли красу ты отдаешь, даря,
Оставшимся и верящим в вас слепо,
Друзьям за остекленьем фонаря.

Когда готов лететь, по шлемофону
Инструктор хлопнет, словом ободря,
Рукою проведет по лонжерону,
По остекленью стукнет фонаря.

И небом станешь трижды прокаженный,
Поймешь тогда, что мучился не зря.
От мира целого уже ты отрешенный
Сидишь за остекленьем фонаря.

И будут: небо, грозное порою,
И солнце, на крыле горя…
И в дымке, где-то под тобою,
Земля за остекленьем фонаря.

Утро

Иду я на работу в один и тот же час.
Одни и те же лица встречаю я подчас:
Очкарик не побритый, уткнувшись в воротник,
На перекрестке улиц из сумерек возник;

Потом увижу точно бомжиху и бомжа,
Бредут по тротуару, от холода дрожа;
Вот дамочка из тени на свет от фонаря,
За сумкой прячет пиво, с похмелья вся горя;

На виадуке курит пенсионер- рыбак,
Про удочки и снасти поговорить мастак.
На рейде стоит танкер, конечно же, пустой.
Ждет место для заправки у точки наливной.

В вагоне электрички на тех же все местах,
К стеклу окна прижавшись, витают где то в снах.
И те же контролеры разгонят сон их в прах.
У всех ли пассажиров билеты на руках?

В автобусе служебном коллеги и друзья
Вздремнуть не позволяют. Ребята, так нельзя!
Ну, дайте подремать мне еще минуток семь.
Галдят! У них же будет на россказни весь день!

На холоде перрона взбодришься ото сна,
Егорыч встретит сидя в кресле у окна.
Разделся и в компьютер уткнулся. Не гуди!
Часов примерно восемь работать впереди…

Муза

Где муза? А она устала.
Капризней и скупее стала.
Все реже, ненароком посещала.
Подскажет пару строк, и… исчезала.

Слова ей нежные нужны для умиленья.
Признание нужно для вдохновенья.
Без этого и нет души горенья.
И нет стихов, и слов высоких… к сожаленью.

Воспоминание

Девчушка здесь ходит с твоими глазами.
Твои конопушки у ней на носу.
Твоею походкой плывет перед нами.
Не носит она как ты с детства косу.

И вспомнились все наши редкие встречи,
Я бережно в сердце их нежно храню.
Заботы и годы легли нам на плечи,
И были не раз мы с тобой на краю…

Одна электричка нам с нею нужна:
С работы я еду, с учебы она.

Время

Время сжимаем, несясь на восток.
Час пролетает быстрее.
И, оторвав календарный листок,
«Завтра» наступит скорее.

Можно и в «завтра» попасть из «вчера».
Скорости были б другие.
И пояса мы сечем на «ура»,
Но пояса часовые.

Время полета составит - двенадцать,
А на земле пролетит девятнадцать!

Сутки так могут пропасть или двое,
Сколько ты шар обойдешь в круговое.
Если на запад лететь в «Боровое»,
День ваш протянется это так вдвое.

Время, конечно же, не остановишь,
Время, конечно же, ты не обгонишь.
Все относительно, ты понимаешь.
Синию птицу за хвост не поймаешь.

Время полета составит - двенадцать,
А на земле не летит, хоть ты тресни!
Я понимаю, что Вам не семнадцать,
И надоели попутчика «песни».

Сердце в тысячу свечей

Упреков хоровод замысловатый
Наводит грусть в измученной душе.
Ирония с горчинкой кисловатой
Преследует не первый день уже.

Ирония мне Ваша не понятна.
И горечь горькую души своей,
(Как думаете, это деликатно?)
Вы с ликом мученицы дарите моей.

Выслушивать упреки неприятно.
И, видит Бог, я их не заслужил.
Для Вас, понятно, это все занятно.
Кому кто голову по вашему вскружил?

Перегорел? Пожар не обещаю.
Люблю как прежде. Что с того?
На гуще, на кофейной, не гадаю.
Другой уже не будет. Никого!

Любимая, а Вы меня любили?
Спрошу я Вас Есенинским стихом.
И все, что было, разом позабыли,
В душе зачеркивая строки со смешком?

Сгореть в своей любви, увы, не ново.
Поддерживать в другом её куда сложней.
Самой себе признайтесь – Вы готовы
Зажечь свое на тысячу свечей?

Засветятся тогда другим на диво
Сердца на миллион лучей.
Тогда Вы будите среди счастливых
В персидских сказках тысячи ночей.

Осень

Вот и осень, пришла уже осень
В отношенья твои и мои.
Лишь в холодную позднюю просинь
Все летят и летят журавли.

Иней пал на виски и на брови.
Все белей и белей голова.
Видно стали мне братья по крови
Облака, облака, облака.

В поздней осени есть удивленье –
Те денечки на зависть весне.
Будоражат они провиденье
На березовой той белизне…

Элегия

Ни стук в окно, не скрип калитки,
Стихи, написанные мной,
Ни тихий плач цыганской скрипки
В кафе простом на Окружной.

Ни телефона нудный зуммер
В субботу рано поутру,
Такси подъехавшее, «Бумер»,
Письмо, что Вам не по нутру –

Ничто не потревожит боле
И не напомнит обо мне.
Вы так решили? В Вашей воле…
Лишь бледный лик в пустом окне…

Прохожему

Погрейся друг. Костер тебе оставил
На галечнике около ручья.
А если кто придет, права предъявит,
Не верь ему. Тайга – она ничья!

Ручей ни чей и галечник, ни чей,
И небо над землею, в поле росы,
И водопад в сиянии лучей,
Лиан лесных распущенные косы.

То все мое. И я дарю тебе.
Сядь, отдохни и полюбуйся этим.
Влей в душу, забери себе
И передай друзьям своим и детям.

Последний день

Лес выдохнул. И рябью отозвались
Ручей ленивый, омут у корней.
Деревья меж собою пошептались.
А облака все ниже и темней.

И дождичек накрапывать пытался,
Но передумал. Взял да и полил.
Минут пятнадцать он стеной качался,
Деревья и кустарники умыл.

Вдруг перестал. И заблестели листья.
Ручей ленивый вздыбился в сто крат.
Крылатки кленов, собранные в кисти
Еще чуть-чуть и роем закружат.

И осень золотая на исходе,
И лета Бабьего последний день,
И облака на небе к непогоде,
И холод, а не свежесть дает тень.

Скорый № 53

Купил билет. Попал в вагон - ну, некому смеяться.
Вагон идет к нам на Восток из самого Хохлятства!
Я зарекался много раз садиться в те вагоны,
Но не было билетов к нам, в Российские хоромы.

А так ни чо. Вагоны как вагоны,
Вот только вымыты в 17 году.
Проводники, хохлопцы родом, незнакомы.
Когда побриты были? Вряд ли вам скажу.

Вот тронулись. «Отдайте все билеты».
С рожна, какого я бы отдавал?
Вот копию билета заберите,
Но проводник – хохол не отставал.

С начальством по билетам разобрались.
Но что такое «руху» - хрен поймешь.
В своем купе хохлы не убирались,
А в наших и подавно, что возьмешь?

А взято было, это по секрету,
Кофейный есть и чайный есть сервиз.
И контрабанду глиняную эту
Наш проводник под потолком провез.

И сало есть, украинское сало!
В Саратове на рынке прикупил.
Но им и это, представляете, мало,
Под полку ящики с горилкой притулил.

На антресоль соседям – лук с картошкой.
Соседям справа – крымское вино.
Что б было чем перекусить немножко.
Вина хлебнут – не надо и кино.

По матушке Сибири колесили.
Вторые сутки подвели итог:
В вонючем тамбуре за всю Россию
Хохлам ленивым преподал урок.

И сразу чисто стало в том вагоне,
Про газ, про «москалей» уж не гу-гу.
На каждом полустанке, на перроне,
Стоят швейцарами во всякую пургу.

Торпедоносцы

«Конвой на дне!» – доклад победоносный,
А сколько горечи на сердце у меня!
Вся эскадрилья полегла торпедоносцев,
Хотя б один вернулся из огня!

Их души – черных чаек стая
Умчалась вдаль, над волнами скользя.
И крики чаек в черном чаде тают,
Ища кого-то, но не находя.

Приморское лето

Ветер, ветер по весне.
Потому по сей вине
Вертолет у штаба в саже,
Тополя пригнуло даже.

Этот ветер вездесущий
И на нас туман несущий.
А июнь – туманов время.
Мы несем его как бремя.

Морось в воздухе повисла.
Всем в июне, в общем, кисло.
Духота – не продохнуть,
А в затишье – просто жуть!

А в июле дождь в начале,
Лишь лягушки не в печали.
В середине – тоже дождь.
Только лужи не тревожь.

В августе пошли тайфуны.
Мост размыло на Суйфуне.
Здесь и ветер и вода
Оборвали провода.

Вот и лето время смыло.
Осень ясная грядет…
Но зимой и это мило
Вспоминать под Новый год.

Новогоднее

Мы третьими встречаем Новый год.
Чукотка и Камчатка, и вот-вот
Он непременно к нам придет.
Курантов бой уже к столу зовет.

Шампанское в бокалах пузырится.
Снегурочка убранством восхитится,
И дед Мороз с подарком суетится,
И лед в окне узором серебрится.

Здоровья Вам и радости на свете!
Хочу продолжить пожеланья в том же свете:
Любви и счастья Вам под Новый год!
Чукотка и Камчатка, и вот-вот…

Очень ранимые,
Очень ранимые
Наши любимые.
(Из песни)

*   *   *
Решилось всё, но постоянно ждешь
Звонка в субботу и конверт с открыткой.
И холод пробегает – не вернешь
Ни стук в окно, ни скрип калитки.

Жизнь не закончилась. Дела, дела, дела.
Но ночью длинной на подушке влажной
Все мысли путаются. Кругом голова
От жалости к себе и от обиды тяжкой.

И ревность, ревность… Поменяли на кого?
И кто она другая? Чем же лучше?
Не оценили верность сердца твоего!?
Вопрос не в том, чем лучше и кто хуже.

Другой и не было, и в этом весь секрет.
Душа ранима пустяковым словом.
И прежде чем на что-то дать ответ
Последствия его обдумай снова.

Мгновения прекрасного

Прекрасна зимняя пора.
Прошли трескучие морозы.
И солнце с самого утра
Несет свои метаморфозы.

Пушистый снег давно осел.
Тропа лесная тверже стала.
И родничок повеселел,
Зимою льдом его сковало.

Сплошная неба синева,
Светлее к югу, север синей.
По сопкам рыжая канва.
На лапах ели легкий иней.

В лучах заката бель берез
И желтизна за ними леса.
И тень уже легла на плес,
Денька короткого завеса.

И тихий вечер, не спеша,
Виденья чудные рождает.
Речушки наледь, чуть дыша,
Мгновенья эти отражает.

Владивосток

Уходит бригантина от причала,
Но отошла совсем не далеко.
На якорь - старый кабель намотало,
На винт ее – китайское тряпье.

А бухта Золотого Рога
Похоже на помойное ведро.
Как унитаз всего Владивостока.
Вонючее, поганое нутро.

На пляжи горожане посмотрите,
Что Шамора, Седанка, Горностай,
О, Господи, глаза свои протрите,
Как засран наш родной Приморский край!

А улицы - совсем разбиты летом.
Зимой - в снегу или в плену у льда.
Машины раскидало по кюветам.
А деньги на ремонт ушли куда?

А мэры? А отцы Владивостока?
А их дела на поприще ином -
Набить карманы и в мгновенье ока
В Австралию из города бегом.

Отходит белый лайнер от причала,
Но отошел пока не далеко.
Милиция отцов бы повязала,
Да где там, слишком много холуев.

У этих, в туристических проспектах,
Есть маленький и пыльный городок,
На свалках чайки, воронье на ветках.
И это все про наш Владивосток!

А было время… Да, конечно было.
И бухты все сияли чистотой.
И бригантины приходили-уходили,
Купаясь в лучезарности морской.

20 лет спустя

На юбилее повстречались.
Лет так двадцать с лишним не видались
И просидели tet a tet
Все двадцать вспоминая лет.

Счастливо замужем была,
Двоих дочурок подняла.
Жизнь чашей полною была.
Добропорядочной слыла.

А он летал все те года.
Мелькали в дымке города.
И мимо пролетав когда
Он улыбался… иногда.

А было что? Да ничего!
Глаза при встрече загорались.
Но обнимали не его,
Не с ним, конечно, целовались.

Года бегут, их надо чтить.
Она приветы посылает
Чтоб в этой жизни получить,
Того, что в чаше не хватает.

Измайлову

Старик, известный всем По-2,
В арабском мире не имел успеха.
Они о нем не знали, это да,
Хотя в Приморье он летал: Терней - Оха.

А за штурвалом этого По-2
Дремал Измайлов Николай Егорыч.
Один пилот летал в нем, а не два.
На нартах так гонял аянский ороч.

Тридцатые. И ты оттуда родом.
Мы слушаем тебя, дыша едва.
Ты вспоминаешь и со всем народом
По третьей поднимаешь за По-2.

Ну, что ж, Егорыч, будь таким, как был,
А если можешь, то немного лучше.
На месте, на твоем, я бы на все забил.
Ты не такой, и это совесть мучит.


Ожидание

Я так ждал, я так ждал, я так ждал!
Из окна за тропой наблюдая.
Ты не шла. Я от страсти сгорал
За портьерою, чувства скрывая.

Ты не шла. Я сомнения гнал,
То тебя, то себя упрекая.
Не судьба. Такой вышел финал.
Я ушел, двери все закрывая.

Я ушел, я уехал, удрал.
Мной играли, беспечно играли…
Сердцем после тебя оправдал –
Часики видно твои отставали…

Морским летчикам

И самое синее в мире,
И Белое с Красным моря,
И Желтое кровью полили
Судьбу за судьбу не коря.

Морская душа нараспашку,
Подмышкой зажав шлемофон
И технику сунув фуражку,
К полету готовился он.

Атлантика, Тихий и Север,
Индийский внизу океан –
Широко распахнутый веер
Лежащих на дне россиян.

А сколько лежат в тихих бухтах,
В проливах лежат, в глубине…
Помянем по третьей, по-русски,
Нашедших покой свой на дне.

Инквизиция

Поэта инквизиция терзала…
Вновь на судилище беснуется народ.
Что тайно сотворил – огню предала.
Готова плаха, и палач зовет…

«К поэтам в стародавние годины
Был белый свет не очень–то и мил».
Так у костра я думал под лесиной
Пока картошку на стихах своих варил.

Юбилею Оренбургского ВВАУл

Мы здесь собрались встретить юбилей
Училищу лихих морских пилотов.
Чтоб веселее было, всем налей.
Хвосты крутили, помнишь, самолетов?

И расскажи, что делал все года,
Про службу расскажи, что было после.
Чинов здесь нет, курсанты, как тогда,
И не забудь о той, сидящей возле.

Мы изменились. Несомненно. Да.
Мы лысые, седые и смешные.
А что же вы хотели, господа,
Увидеть лица снова молодые?

Мы вспомним молодость. Помянем, кого нет.
Минуту постоим по стойке «Смирно»…
Лишь поздним вечером закончится банкет,
Потом разъедимся по всей России мирно.

Васильки

Девчушка по вагончику порхала,
Из листьев предлагая бакульки.
Она их из корзинки доставала,
Три листика, а в центре – васильки.

Три ясеневых листика зеленых
Объяли голубые лепестки.
И это не букет цветов холодных,
Глазенки ребятишек – васильки.

Они растут во всех местах России,
Попрятавшись во ржи, как мотыльки.
И поливают их дожди косые,
И солнышко ласкает васильки.

И на картинах Русского музея,
И в Третьяковке, в Пушкинском в Москве,
У Мясоедова и Шишкина – везде я
Встречал родные сердцу васильки.

И в Эрмитажной роскоши распутства,
На фоне золотистых колосков,
Шедевром ювелирного искусства
Простой стоит букетик васильков.

Мы все пришли из детства, где послушно
Цветов искали в поле огоньки.
Поэтому нам и волнуют душу
Три листика, а в центре – васильки.

Экскурсия на форт № 5

На пятый форт весной сманили.
Часа четыре к нему шли.
Уху на речке нам сварили,
К ухе рюмашку поднесли.

Рюмашка та - наперсток больше!
С аиром водка хороша.
Она обычной хоть и горше,
Как разохотилась душа!

Недопеченную картошку
Изгрызли вместе с кожурой.
Салата маленькую плошку
С горелой съели колбасой.

Чуть прикорнули на бревешке,
Чаек попили из лозы,
Водой залили головешки,
С трудом продрались до тропы.

И трижды водные преграды
Мы по стволам пересекли.
Как были все безмерно рады,
Когда к могилке подошли.

Теперь страдания Иисуса,
Тянувшего в Голгофу крест,
Все представляют. Семь подъемов
Кому пустяк – нам Эверест.

Болело тело, ноги ныли.
Домой! Домой! Домой! Домой!
Когда пойдем на форт четыре?
Подумать страшно. Боже мой!

Дорога

Я проклят женой за встречу с судьбой.
Я проклят отныне, вовеки и присно.
За встречу с судьбой заплатил я душой.
Ты чарку поднимешь на тризне?

Я предан товарищем, кем дорожил.
Я предан за то, что делу был предан.
За то, что в него себя я вложил.
За это и предан, за то, что не предал.

Забыт я друзьями, с кем горе хлебал.
Забыт в суете повседневности жизни.
Иного я, впрочем, от них и не ждал,
Я в памяти дружеской лишний.

Я проклят и предан, забыт в суете.
Дороге я выбранной верен.
Дорогою выбран совсем неспроста,
И мне она, кажется, верит.

Прощание

Прощай. Я улетаю.
Увидимся еще.
Кружит воронья стая…
Как ломит вновь плечо.

Приехать обещаюсь
Когда не знаю сам.
Душою приобщаюсь
Ко всем твоим делам.

Прощай. Разлуки долгой
Опасность не страшит,
И случай неугодный
Ничто не изменит.

По облакам скитаться
Уж мне не по годам.
К земле пора прижаться,
Но это не по нам.

Прощай. Сюжет ужасный
Со всеми примирит,
Но думать о напрасном
Судьба мне не велит.

Еретик я и знаю
Никто там не найдет,
И грешника - каналью
На суд не призовет.

Ну, вот. Я улетаю…
Прости. Я улетаю…
Прощай.

Два полета

Я взглядом лайнер провожаю.
Не трогает его полет.
Гражданский флот я уважаю,
Но флот не тот, полет не тот.

Пилот линейный - он извозчик,
Дороги торные его.
А Флотский летчик – он заложник
Судьбы и Долга своего.

При сходности профессий, впрочем,
И равном жизненном пути,
Идти по трассе много проще,
Чем по заданию идти.

Пилот гражданский парашюта
В глаза не видел. А когда
Спасет военных катапульта,
Не пожалеет их вода.

Нет на борту того уюта,
И стюардессу не найти….
А перехватчик где-то с юга
«Рубеж» и должен подойти.

Я лайнер взглядом провожаю.
Не трогает его полет.
Гражданский флот я уважаю,
Но флот не тот, полет не тот…

Мужской тост

Ты, чей-то сын, отец и муж,
В тебе все это триедино,
В тебе одном слиянье душ,
Как у Рублева на иконе воедино.

Отец угрюм, и Сын в кручине,
Поник в печали Святой Дух.
Наверно есть на то причина
И у Отца и этих двух.

Печаль ты с ними разделяешь.
Они грустят. Не весело у них.
Ты водку по стаканам разливаешь,
Они - грехи людские на троих.

Грустя со всеми, всех любя,
И проповеди слушая в пол уха,
Славяне! Выпьем за себя,
И за Отца, и Сына, и Святаго Духа!

* * *
Я сплю на розах, розами укрытый.
Подушка в розах, розы у окна,
Обои розами до потолка увиты.
Но… мать и мачеха милее для меня.

Вторая Речка

Звезды утром меня провожают
Пред зарей, уходя на покой.
Орион и Плеяды-Стожары
На прощание машут рукой.

Хриплый свист электрички простудный,
И колес перестук, перестук.
Огни танкера тропкою лунной
Устремляются на виадук.

Я стою на ж/д виадуке,
Как на мостике том корабля,
Обдуваемый ветром со скуки.
По ночам ветер спит у ручья.

Из-за сопки светящейся точкой
Электричка и окон уют,
И над кромкой воды многоножкой,
Извиваясь, вагоны бегут.

Мне пора. И я с мостика, словно
Как в каюту, в вагончик вхожу.
Вот свободное место, и славно
До конечной своей докачу.

Фотография

Ты прекрасна в своем серо-белом
Платье в клеточку, розы в руках,
И улыбка, по красному мелом,
Чуть застыла на ярких губах.

Невеселая эта улыбка,
Невеселые эти глаза.
А парадная эта открытка
В лучах света блестит как слеза.

Все понятно, до боли понятно.
Я тянусь к тебе всею душой.
Несомненно, кому-то занятно
В ней копаться не чистой рукой.

Я все тот же. Все так же. Ты знаешь.
Облетит до Покрова листва.
Ты все знаешь, ты все понимаешь.
Снова с чистого пишем листа.

Ты прекрасна в своем серо-белом
Платье в клеточку, розы в руках,
И улыбка, по красному мелом,
Чуть застыла на ярких губах.

Букет

Я тебе подарю
Свой кленовый букет.
Как похож на зарю
Мой осенний сюжет.

Клены жаром горят,
Как костры на ветру.
Листья сверху летят
Ночью, днем, по утру.

И такой же костер
На полянах горит.
Под ручья перебор
Лес листвою шуршит.

О былом шелестит,
Засыпая подчас,
Встрепенувшись, кружит
Он опавшей тот час.

Та персидским цветным
Ковром всюду пестрит,
По тропинкам лесным
Он, петляя, лежит.

Я тебе подарил
Мой осенний букет...

Одиночество

Осень как-то вдруг настала,
Зелень вся багровой стала.
А еще через неделю
Все деревья облетели.

Молодой листок остался,
В жизнь лесную не вписался.
Распустился как весною,
Не поладилось с судьбою.

Сколько радости, веселья,
Трепетал на новоселье…
После бала все пропало,
А друзей в овраг сдувало.

Одиноко, одиноко,
И куда хватает око,
Ни одной души летящей,
Только дым ползет чадящий.

Как же вышло так, о Боже?
Кто же мне сейчас поможет?
Неужели после бала...?
В жизни тоже так бывало…

Все пропало?
Все пропало?!
Все пропало!

Считалка

Елы-палы в лес надумал
Прогуляться по грибы.
Елы-палы леший спутал
Все тропинки на пути.

Елы-палы собирался
С «Санаторной» на «Варяг».
Елы-палы оказался
Я на «Шаморе», чудак.

Елы-палы развернулся,
«Пионеркой» вниз пошел.
Елы-палы оглянулся
И грибов с ведро нашел.

Если б бес меня не путал,
Если б я не заплутал,
Елы-палы и грибов бы,
Елы-палы не набрал!

Три пятницы 9 года

Зима, Февраль, 13-е, пятница.
Идет нормальный летний дождь!
Весною, Март, 13-е, пятница.
В сыпучем снеге тропки не найдешь!
В осеннем Ноябре, 13-го, в пятницу,
Жара стоит, по пляжу не пройдешь!

«То Божий знак!»- звонят попы с амвона.
Ученые - «Виновен человек!».
«Вот чертов день!»- шумят в толпе перрона.
А было так всегда, из века в век:

Под Новый год гремело как в апреле,
В июне покрывал все снежный блеск.
Без паники друзья! На самом деле -
Природы экстремум, ее обычный всплеск.

Валентинов день

«За верных и влюбленных в вас мужчин!»
«За верных и любимых милых женщин!»
Католик, загулявший капуцин,
В трактирах бушевал. А кто не грешен?

А францисканцы, с ордена его ж,
Валенте руки грубо заломали,
И, по указу Клавдия того,
В подвалах Колизея закатали.

Отцы «той» церкви обо всем прознав,
Святым Валенту вскоре объявили.
А люд простой тот день забав
Днем Валентина окрестили.

И в первые, и в средние века
Любви свободной оргии гремели.
В день Валентина допускалось всё, пока
Глаза их и сердца в груди горели.

А в наши дни… Что в наши дни?
Священномученник единый,
Но празднуют по-разному они:
Католики – те в шумный день крикливый.

А православные – те на Ивана ночь,
Дрова, к кострам священным собирая,
Когда любимая Купалы дочь
Цветы в венки девичьи заплетала.

Бокал поднять есть несколько причин,
Готов за каждую поднять. (Я тоже грешен).
«За любящих до гроба вас мужчин!»
«За вечно юных и любимых женщин!»

Да-а, было раньше колдовство,
И папоротники в чащах расцветали…
Сейчас, в февральский день его,
В киосках Валентинчики скупаем.

Все больше в моде виртуальная любовь
На сайтах развращенных педофилов;
И секс по телефону, пальцы в кровь;
Эротика по телику под пиво…

Свободы Западной до одури вкусив
И демократии до тошноты наевшись,
Февральских Валентинчиков купив,
Их дарим душам заболевшим.

Мужчинам

Дарите женщинам цветы,
Любимым женщинам дарите.
Для них одних цветут сады.
Для них одних живем, поймите!

Дарите женщинам цветы,
Знакомым женщинам дарите.
Рубаи мудрой широты,
Стихи Есенина шепчите.

Дарите женщинам слова,
Слова любви, слова участья,
В словах тех новая глава
И нежности ее, и счастья.

Дарите женщинам цветы,
И этим женщин покорите.
Улыбки их растопят льды,
Природу тем преобразите.

Молите женщин взять цветы,
Коленопреклонённо их молите.
Клянитесь в вечной им любви
И на руках мужских носите.

Дарите женщинам цветы.
Цветы всем женщинам дарите.

Весна

Одним не нравится весна
С ее капризною породой.
Порою станешь у окна:
То солнце там, то непогода.

Другим не нравится весна,
Когда снега по сопкам тают,
И гомон с самого утра
Нам птичий грипп несет с Китая.

А мне вот нравится весна,
И лето нравится, и осень.
Бывает, нравится зима,
Но нравится совсем не очень.

Весна, она – любви игра
Жизнеобильной всей Природы.
Весна – зачатия пора,
А осень – принимает роды.

Березовый сок

В апреле зима перед смертью пуржит,
Но солнце глядит обжигающим оком.
Березы в слезах, снег осевший скрипит,
И я умываюсь березовым соком.

А жизнь по весне забирает свое,
И пень, упираясь ободранным боком,
Осинку прижал, донимая её…
А я умываюсь березовым соком.

Зимою буран всех обидел всерьез,
Стволы поломал и засыпал до срока.
И сок собирается в ранах берез,
Из них умываюсь березовым соком.

Осиновый пух по полянам кружит,
Деревья омылись небесным потоком.
Любовь, как апрель, пролетит, прожурчит…
Я ей упивался… с березовым соком.

Бабье лето

У женщин лето отшумит,
Проскочит мимо Бабье лето,
Зима виски посеребрит,
Но в сердце лето грустит где-то.

Порой не спится поутру,
И бродят в лете до рассвета.
Огонь разводят на ветру,
В снегу оттаивая лето.

Вот так и ты не спишь всю ночь.
(В глаза из окон лучик света.)
И тоже думаешь: «Не прочь
Чуть-чуть продлить бы Бабье лето».

Ноябрь снежный на дворе,
И в августе осталось лето.
А Бабье было в сентябре,
Коротким лето было это.

Закрыв в квартире телефон,
«Извозчик, где моя карета?!»
Сомненья все откинув вон,
Ты улетела в Бабье лето.

Исчезла. И не отыскать.
Ты в море на борту корвета.
Вокруг такая благодать,
Тебя ласкает Бабье лето!

Потом… Потом… А что потом?
К чему теперь упреки эти?
«Мне надоело спать с котом…
И есть что вспомнить на рассвете!».

Глаза в глаза, and tet a; tet,
Не важно, сколько в сумме лет.

Я тебя отпускаю

Я тебя отпускаю.
Вольной птицей лети,
Их огромная стая,
Ты вокруг посмотри.

Я тебя отпускаю.
От упреков пустых,
Жизнь твою упрощаю
На тропинках чужих.

Я тебя отпускаю.
Безнадеги-любви
Уголек дотлевает.
Сердце снова в крови.

Я тебя отпускаю…

Седой декабрь

На белом саване седого декабря
Любимой женщины портрет нарисовал,
Сосну могильную как милую обнял
На белом саване седого декабря.

В пушистом саване седого декабря
Любовь свою в снегу похоронил.
Слепой буран по сопкам закружил
Над белым саваном седого декабря.

Вся в саване седого декабря,
Зима постой, не осуждай меня.
С любовью этой умираю я
Под белым саваном седого декабря.

В один из дней седого декабря,
Я ветер северный с мольбою попрошу,
Собою снег слегка припорошу
С трубы печальной крематория.

Дни недели

Понедельник- то Егорыч,
Всех достанет, запилит.
То пойдет и всех заложит,
То на Дмитрича кричит.

Вторник – это день из буден,
Вторник – это Чугунов.
Не стучит на кухне в бубен
И всегда к всему готов.

А среда – то ж Тымошенко,
Ей не видно и конца.
Буд-то ташишь Мыколая
С папуасова гнезда.

Он хитер, как сын Богдада,
Он Егорыча поверг.
Сладких слов флакончик яда.
Ну, Юсупов - ты четверг!

Пятница – как Белоусов.
Всем домой уже пора,
Тут конечно дело вкуса.
Что не дело - то дыра.

А суббота – это Плюгин,
На рыбалку иль на пляж.
Три ребра сломал на юге,
Был приличный там кураж.

Воскресенье – это Юля,
На полставки, на часок.
Перевод в руках покрутит,
И, опять, куда-то вбок.

Вам дежурство словно праздник.
За дежурство – выходной.
Все расскажет, все покажет,
Это как Ильич родной.

В юбилеи всех заводит,
Предлагает по одной,
То заходит, то выходит,
Притчин – это выходной.

Все уже позади
Все еще впереди

Все мы влюблялись, гуляв до рассвета,
Ждали и ждали от милой ответа.
Все уже позади,
Все уже позади.

Дети рождались, учились, гуляли,
Ну а потом все от нас улетали.
Все уже позади,
Все уже позади.

Мы добивались зарплаты приличной,
Всем нам хотелось квартиры столичной.
Все уже позади,
Все уже позади.

Не пропускали мы юбку любую,
Нынче на лавке с соседом кукуем.
Все уже позади,
Все уже позади.

К телу болячки прилипли такие…
Выпали зубы родные, стальные.
Все еще впереди,
Все еще впереди.

Пели мы вместе: «Союз нерушимый…»
Ну а сегодня остались одни мы.
Все еще впереди,
Все еще впереди.

Мы не рождаемся, мы вымираем,
С миру отходы к себе забираем.
Все еще впереди,
Все еще впереди.

Больше милее бумажки чужие,
Люди бегут в те края золотые.
Все еще впереди,
Все еще впереди.

На юбилей

У нас зима сменяет осень,
Потом идет наоборот:
То ночью дождь, а утром поземь,
И всюду-всюду гололед.

Ко дню рожденья потеплело.
Багульник сопками зацвел.
Природа словно ошалела -
Циклончик с юга подошел.

С природой рады юбилею:
Здоровья, радостных хлопот,
Виски твои пусть не белеют
И жить лет триста без забот.

Бокал вина, стакан кто водки
Поднимут в честь твою. И льет
Хрустальный звон веселой ноткой
На персональный Новый год.

Буран

И гром гремел, и снег валил, и молнии сверкали,
И ветер заунывно выл, сугробы вырастали.
А я сквозь эту кутерьму тайгою пробирался,
И мокрый снег с седых ветвей на плечи мне срывался.

Буран не сразу начался, снежок колючий вился,
И даже лучик золотой сквозь тучи раз пробился.
Потом всё почернело вдруг, по сопкам закружило,
Пошел какой-то странный гул, и небо осветило.

Ни птиц, ни зверя не видать. Пора домой с круиза.
Я быстро собираться стал, к Варягу путь не близок.
Тропою шел, лез напролом, то в гору, косогором…
Из леса вывалился дед, ну дед Мороз – Морозом.

059950

Я езжу автобусом несколько лет:
Таджики, базары-вокзалы.
Их полный автобус, забитый под «Нет».
Дороги - сплошные завалы.

Протиснишся в кресло как в свой кабинет,
И кто-то беззлобно подтрунит,
Кондуктор промямлит: «Возьми-ка вот дед»,
И горсть мне билетов подсунет.

И как-то достался счастливый билет,
Бумажка – не более, в прочем,
И цифры сложились в забавный секстет,
Зеркально уж больно он точен.

Бумажное счастье - не мой паритет,
Меня оно в жизни забыло,
И я Вам дарю свой счастливый билет,
Чтоб в жизни Вам счастливо было.

Последняя любовь

А по ночам приходит вновь
Моя последняя любовь.
Проводит тихо до ворот,
Я ухожу за поворот.

Тянулись дни и шли недели,
Потом и годы пролетели,
И что осталось от того,
Что раньше здесь, в душе, жило?

Проходит всё, прошло и это.
Как быстро пролетает лето!
И осень тихая прошла,
Зима суровая пришла.

И все покрыло белым снегом,
Припорошило сажей следом,
И веки, брови, голова…
А ты тогда была права?

А по ночам приходит вновь
Моя последняя любовь…

Последнее

Как умру, кремируйте меня,
Под скалой в тайге похороните
И, обряд церковный соблюдя,
Изредка, но все же приходите.

Там вдали от шумного жилья,
На скрижали что б ни вырубали,
В каждом камне, вздохе ветра буду я,
Где бы вы ее не прикрепляли.

У гранита сядьте отдохнуть,
Чарку за пилота осушите.
Он прошел достойно земной путь,
У друзей и у врагов спросите.

А еще спросите у себя,
Как жилось-то ему с вами рядом.
Небо голубое бороздя,
Оставался он его солдатом.

Как умру, в тайге похороните.