Пять и пятьдесят пять

Кому хочется стареть? Да как-то не думал об этом – ответит один. А другой
 
промолчит - куда же денешься. Третий воскликнет – да никому! Кому хочется стать

 бабушкой? А это смотря во сколько. Вот молодой бабушкой быть престижно, но!

 Но лучше, чтоб об этом ( между нами бабушками) никто не догадывался.

Так вот, Моя  становиться ей и не собиралась. Собственно, совсем не хотела,

чтобы её молодую и красивую кто-нибудь «бабой Катей» величал. Но я об этом её

желании даже  не догадывалась и застала пятидесятилетнюю Екатерину  врасплох.

 Она сопротивлялась и поглядывала на меня, должно быть, с опаской и
 
недовечиво. Как так? А вот так! Никто потенциальных претенденток в бабушки не

предупреждает, а просто выдаёт им это звание своим первым криком.
 
И ей пришлось смириться. Я любила её, как солнце, как небо, как хорошую погоду:

она есть, и ты ей просто рад, и не говоришь каждый раз спасибо. Бабушка была

безраздельно моя. Пока не появилась моя же, правда двоюродная, сестрёнка –
 
Галчонок, Галка, Галенька. Я гордилась, что у меня есть сестра.

( Очень долго все родственные хитросплетения : дяди, тёти, двоюродные  и тро-

юродные братья и ещё что-то совсем невыговариваемое, ребусы имён и

принадлежностей ставили  в тупик. Невозможно было понять, почему этим
 
незнакомым  людям позволено хватать меня и тискать, целовать ( фу, гадость!) и

 почему я должна быть с ними крайне милой.) Но речь о моей сестрёнке.

 Малышка была чудо как хороша и, на мой взгляд, даже красива. Если бы не одно –

двоюродная сестра постоянно голосила. И ещё, нарушая все правила первородства,  она

стала главной. Все головы развернулись на этот крик . Так в шесть лет моё

«царствование» окончилось. И бабушкиных рук, коленей, сказок, обращённых только

ко мне  глаз, стало нехватать. В тайне от всех, я любила « мою» Катю больше и

 сильней. И не собиралась её ни с кем делить.

Мы навсегда остались большими друзьями. Вспоминаю её очень светло и очень часто.

Но самые яркие истории очерчены моим пятилетним кругом. Мне пять, а ей

пятьдесят пять.

 И так- начнём!


История о жуке , который таковым не являлся и о явлении, которое подвергается сомнению или «догалочий период»

Дело в том, что день выдался на удивление жаркий, а я не люблю жару. Экскурсия не

отменяется - объявила мне бабушка. И мы узнали, как царь выслал Александра

Сергеевича  в село Михайловское – посиди, мол, милок, одумайся, поостынь -  и таким

образом, лишил поэта участи быть повешенным или сосланным в Сибирь с его

друзьями- декабристами.

 Так вот, Пушкин от обиды и осенней скуки, весь в досадных слезах, с исцарапанной

душой, упал в объятья своей Музы. Та, укачивая поэта у трепетной груди, нашептала

ему не много, ни мало,  почти сто !!!! произведений .

Экскурсионная гусеница то смыкалась  вкруг говорящего, стараясь удержаться на нити

повествования, то растягивалась, теряя и нить, и мысль.

Экскурсовод жужжал, словно новорождённый майский жук, и та половина, не

уснувших от обилия фактов,  слушателей неуклонно осознала, что находится в

 эпицентре и очаге поражения взрывной энергией этой неукротимой Дамы, именуемой

Музой. Они, уже почти различали шлейф её волшебного плаща, накрывшего село

Михайловское, и озеро, и лес.

Лес и впрямь был завораживающий, настоящий, сказочный. Древние ели, поросшие

серым мхом, пугали не меньше, чем серый волк. Неукротимый массив их полнился

 ягодами разных сословий, птичьими трелями, лягушатами, жуками и другими
 
сюрпризами.

 Аллея, ведущая к усадьбе, была под строгим надзором колючих стражей.

Под их густыми растопыренными лапами лежала спасительная тень.

Грибы моя страсть с восьмимесячного возраста. По рассказам очевидцев, я , ещё

не умея ни ходить, ни толком говорить, завидев во время лесных прогулок гриб

кричала «ка-ка», указуя на объект растопыренной пятернёй. Эта любовь осталась на

всю жизнь.Учитывая моё непреклонное влечение к поиску грибов и жару, я стала

притормаживать, всё ещё  слушая экскурсовода, но постоянно косилась на эту

заветную тень под еловыми лапами.

Бабушка заволновалась: не зевай по сторонам,  не отставай. Но я  нырнула

 «под», и возвратилась с «добычей». Ничто уже не могло остановить «охоты». С
 
ловкостью заправского вояки, ползком к цели, чтоб не досталось «врагу» - спасти эти

великолепные мои грибки. Боровики всех размеров- от малюсеньких, только что

вылупившихся, до великанов - они стояли в ожидании «спасения» под лапами елей .

Я торопилась . Бабушкины руки стали похожи на руки взрывника, решившего

 подорвать на поле боя все танки разом. Гранаты белых грибов, зажатых между

пальцами, угрожающе торчали в разные стороны. Но вскоре ей пришлось

отказаться от « подрыва» и сложить их в кофту. Хватит, хватит – не унесём. Она

присела на скамейку. Я примостилась рядом и закрыла глаза, голова кружилась и

всюду мерещились ещё не найденные  крепкие боровики. Ну и жара!
 
Оглянувшись, вдруг не увидела никого, ни «жука», ни его любознательной свиты, ни

 бабушки. Только тикал кузнечик. Солнце стояло высоко. Моя тень исчезла.

Тишина распласталась вдоль аллеи. В конце тоннеля показалась точка, затем

разделилась на две. Мужчина в высокой черной шляпе  и полупрозрачная спутница.

Он подпрыгивал и размахивал тростью, цилиндр слетел с головы,  а дама, держась за

его локоть, взлетала рядом. Они стремительно приближались, но вдруг сделались

огромными, лёгкими и,  не заметив меня,  шагнули  за меня, и за лес, и совсем

исчезли. В ушах моих зазвучало: « осенняя пора, очей очарованье...»

Неужели уже осень?  Но голос говорил и становился настойчивей « приято мне твоё

природы увяданье, в багрец и золото одетые леса..» Леса. Лес – грибы! Как же грибы!?

Моё сокровище!

- Да уснула она, а грибы все до единого сама собрала , отменный грибник - отвечала

моя бабушка любопытным, окружившим нашу скамейку.

 Голос продолжал декламировать, уводя всех обратно к автобусу. Двинулись и мы.

Обернувшись, я увидела под скамейкой черный шёлковый цилиндр, а может это

только мне показалось – так, просто тень.